Страница 7 из 8
— Руки вверх! Стрелять буду!
Но кит не обратил на это никакого внимания. Он подползал все ближе и ближе.
Конрад храбро встал между Пеструшкой и китом.
В это мгновение слабо щелкнули два выстрела. Кит повалился на бок, громко чихнул, повернулся и исчез в чаще.
Дядя Рингельхут вытер пот со лба и с яростью обернулся к племяннику:
— А все из-за твоего дурацкого сочинения! Уж и выругаю я твоего учителя!
Лошадь с трудом перевела дух.
— Но кто же это стрелял? — спросила она. — Слушайте-ка, аптекарь, может быть ваша палка была все-таки заряжена?
— Это я стрелял! — сказал кто-то сзади.
Все обернулись. Перед ними стоял коричневый человек. Все тело его было сплошь татуировано, а вокруг пояса висел фартук из пальмовых листьев.
— Я здешний начальник «Вороний клюв», или иначе «Спешная почта». Здравствуй, Пеструшка!
Он пожал руку девочке, потом и остальным.
— Это становится любопытным, — сказал дядя. — Но чем же вы стреляли, господин «Воробьиный клюв»?
— Не воробьиный, а вороний, — наставительно сказал начальник.
— Пусть так, — согласился дядя. — По мне хоть павлиний. Так чем же это вы стреляли, господин «Вороний клюв»? Уж очень странный звук у вас получился!
— Горячими печеными яблоками, — об’яснил «Вороний клюв». — Я хотел только попугать кита. Рад, что мог оказать вам небольшую услугу.
— Горячими печеными яблоками? — переспросил Конрад. — А где же ваше ружье?
— Никакого ружья у меня нет, — ответил «Вороний клюв». — Я действую перочинным ножом.
— Вот оно что! — сказал Рингельхут. — Во всяком случае большое вам спасибо.
— Ну стоит ли говорить о таких пустяках, — заметил «Вороний клюв». Он покровительственно кивнул им головой и скрылся в лесу.
Пеструшка привела путешественников к своим приятелям — дикарям, жившим на берегу пресноводного озера в хижинах, построенных на высоких сваях.
Туземцы были татуированы и увешаны тяжелыми коралловыми ожерельями. Единственной их одеждой были фартуки.
Лошадь заявила, что это общество ее, нисколько не интересует и затрусила рысцой к полю сахарного тростника, видневшемуся неподалеку. Она наелась доотвалу, и кроме того встретила там маленькую белую лошадку. С ней она быстро подружилась.
Дикари как могли развлекали Рингельхута и его племянника. Они плавали и ныряли, показывая в воде невероятные фокусы.
Потом дядю как почетного гостя обвязали поверх пиджака фартуком из пальмовых листьев. Женщины хохотали до упаду, глядя на него.
Молодежь устраивала гонки на выдолбленных лодках, ловила багром форелей и накидывала лассо на птиц.
Вслед за тем был банкет. Меню состояло из самых необыкновенных блюд:
Рагу из комаров.
Плавники акулы в рисовой водке.
Копченые змеиные языки.
Салат из сахарного тростника.
Котлеты из кенгуру.
Пюре из улиток.
Крем из кокосовых орехов.
Вождь племени извинился, что не может угостить своих гостей ничем особенным.
— Конечно, хорошо поджаренная человечина вкуснее змеиных языков, — сказал он извиняющимся тоном, — но, к сожалению, мы как раз вчера докончили последнего пленника. А пока нам удастся поймать парочку из соседнего племени, остальные блюда остынут…
— Ничего, ничего, — утешал его дядя.
— Человечину я как-то не очень хорошо перевариваю, а доктор прописал мне диэту.
Они приступили к еде.
— Теперь сам, небось, видишь, как полезно закалять желудки, — шепнул дядя Конраду. Но все-таки после пюре из улиток его чуть не стошнило.
Конрад разговорился с Пеструшкой и очень огорчился, когда девочка собралась уходить. Он упрашивал ее посидеть еще хоть минутку, но Пеструшка распростилась и убежала домой.
— Не горюй, сынок! — сказал Рингельхут. — Ешь хорошенько!
Но у Конрада и апетит пропал.
Однако уже было пора и в обратный путь.
Они поблагодарили за гостеприимство и отправились к сахарному тростнику за Негро Кабалло. Она мирно беседовала там с белой лошадкой.
— Друзья мои, — сказала она, — пожалуйста, не сердитесь на меня, но я остаюсь здесь. Сахарный тростник — вкусная, питательная вещь. Кроме того я собираюсь жениться на этой лошадке. Посмотрите на нее — разве она не хороша? Я хочу, наконец, обзавестись семьей. Я не хочу больше знать ни цирка, ни роликовых коньков и вообще ничего, что напоминает Европу. Довольно! Я не скажу больше ни слова по-человечьи. Разговаривать — это не лошадиное дело. Назад, к природе!
— Пожалуйста, без фокусов! — закричал на нее дядя. — Это еще что за штуки?
Негро Кабалло молчала.
— Будешь ты отвечать, нелепая тварь? — заорал на нее аптекарь.
— Дядя, — остановил его Конрад, — ведь она решила больше не разговаривать. Если она уж так хочет жениться на этой лошадке, не будем мешать их счастью.
Лошадь с благодарностью поклонилась ему. Но Рингельхут продолжал бесноваться:
— С ума можно сойти! К чему этой кляче жениться? Я ведь вот тоже холостяк! И детей у меня нет!
— А я-то на что? — возразил Конрад, — раз у тебя такой племянник, тебе своих детей и не нужно.
— Ну, смотрите! — обратился дядя к Негро Кабалло: — от вашего брака получатся жеребята сплошь в клеточку. Одна Пеструшка за другой! Нет, вы серьезно не хотите идти с нами?
Лошадь отрицательно покачала головой.
— Чтобы вы себе все ноги переломали. А еще лошадь называется! Вы не лошадь, а осел!
Негро Кабалло поклонилась.
— Налево, кругом — марш! — сердито скомандовал дядя, схватил Конрада за руку и потащил за собой.
— Большое вам спасибо за все! — крикнул мальчуган, оглянувшись.
Негро Кабалло и белая лошадка высоко закинули головы и заржали дуэтом.
— Не в ногу идешь! — сердился Рин-гельхут.
Это была явная придирка. Просто он злился на измену Негро Кабалло.
Они брели через лесную чащу. Вдали рычали дикие звери. Павианы бросали в них кокосовые орехи. А лесу, казалось, конца не было. Чтобы не так страшно было, они затянули песню.
Дядя взглянул на часы и воскликнул:
— Ого! Без десяти семь! Если мы не доберемся сейчас до шкафа, ты опоздаешь к ужину.
— И сочинения не успею написать, — добавил мальчуган.
Они спели еще одну лесенку, и дядя опять взглянул на часы.
— Если сейчас не произойдет чуда, — с грустью сказал он, — мы можем со спокойной совестью остаться здесь и предложить себя ближайшему племени на праздничное жаркое…
— А кто вам сказал, что не будет чуда? — раздался голос за их спиной.
Они обернулись. Невдалеке стоял «Вороний клюв», он же «Спешная почта», и улыбался.
— Вы уж однажды выручили нас из беды, — сказал дядя Рингельхут, — не устроите ли вы чего-нибудь насчет моего шкафа, дорогой «Спешный клюв»?
— «Спешная почта», — невозмутимо поправил чернокожий.
Потом пробормотал:
Он хлопнул в ладоши и… перед ним, в чаще девственного леса, среди пальм и кактусов, очутился старый дядюшкин шкаф.
— Вот уж спасибо, так спасибо! — в восторге воскликнул Конрад, но «Вороний клюв» уже скрылся за деревьями.
— Ну и шельма же этот парень! — сказал дядя. — Но все же он очень услужлив.
Он втолкнул мальчугана в открытую заднюю стенку шкафа и сам поспешно полез вслед за ним.
Сделав шаг в темноте, они открыли дверцы и… очутились в коридоре дядиной квартиры на Йоган-Мейерштрассе!
Начинало смеркаться, и Конрад зажег свет. Он надеялся найти возле шкафа хоть веточку девственного леса. Но вокруг были только стены, оклеенные обоями.