Страница 1 из 3
Марк Сумкин
Зелёный карандаш
Зелёный карандаш
Петя сидел за столом в детской и рисовал цветными карандашами на листке бумаги, стараясь не вспоминать о том, как на его шее появился огромный фиолетовый синяк. Карандашей было немного – жёлтый, синий, чёрный и оранжевый. На листке бумаги можно было разглядеть девушку с длинными светлыми волосами, она держала за руку маленького мальчика, который довольно улыбался. Позади них находился большой дом, в окнах которого горел свет, а из печной трубы валил густой чёрный дым. Петя немного привстал и поправил одеяло, которое подкладывал на табуретку, чтобы было не так жёстко сидеть.
– И, как прикажете мне рисовать траву?
Он произнёс это вслух, хотя, в комнате больше никого не было. В животе заурчало. Он аккуратно слез с высокой табуретки, крепко уцепившись за сидушку, пока не нащупал ногой пол.
Осмотрев комнату, он подошёл к кровати, на которой лежало три книги. Верхней среди них была сказка «Три поросёнка». Петя ещё не умел читать, но ему нравилось разглядывать картинки и вспоминать сюжет по памяти, когда читала мама. – Жаль, что у неё мало времени, ведь остаётся ещё так много сказок, которые пылятся на полках!
Петя стал осматривать комнату, но ни под кроватью, ни за шкафом карандаша не было.
– Где же взять зелёный?
Мальчик почесал макушку, как вдруг его осенило: может, у мамы есть? Он развернулся и подбежал к двери из комнаты, оказавшись возле которой с трудом дотянулся до высокой ручки и, повернув её, вышел из детской. Открываясь, дверь заскрипела, чем заставила сердце Пети уйти в пятки.
«Надеюсь, мама не услышала», – подумал он.
Мальчик медленно прикрыл за собой дверь и направился в сторону спальни мамы. Дойдя до закрытой двери, он на долю секунды задумался было вернуться в детскую, но всё же решил идти до конца.
В животе снова заурчало. Открыв дверь спальни (на этот раз без скрипа), Петя перешагнул порог и сразу почувствовал густой и резкий запах. От мамы так часто пахло – гораздо чаще, чем приятно. Пройдя вдоль кровати, откуда доносился храп (храпела не мама, её храп он знал), мальчик добрался до столика с зеркалом.
Сначала Петя поискал в нижних двух ящиках – там ничего интересного не было. Тогда ему пришлось залезть на стул, чтобы дотянуться до двух остальных, однако в них тоже ничего не оказалось. Стол был заставлен бутылками, от которых разило такой же вонью, как и во всей комнате. Петя аккуратно подвинул пару бутылок, но карандашей там не было. Тогда ему в голову пришла мысль, что они могут лежать в тумбочке у кровати!
Эта мысль была такой молниеносной, что Петя резко развернулся, задев локтем одну из бутылок на столе. Та громко повалилась набок, разливая содержимое по всей поверхности и стекая на пол. Сердце Пети ушло в пятки, он не успел заметить, как в одну секунду мама вскочила с постели и проорала: «Ах ты, тварь»! Бутылка, докатившись до края стола, соскользнула вниз, а сам Петя, потеряв равновесие, упал со стула и разбил нос в кровь. Висок бешено пульсировал, а на губах чувствовался горький привкус отвратительного пойла.
Мать схватила сына за локоть и, промахнувшись мимо задницы, ударила в область поясницы. В глазах у Пети потемнело, но она продолжала наносить удар за ударом. Резкая боль плавно перетекала в тупую, а сознание всё больше затуманивалось, позволяя наступающей тьме заполнить всё, что его окружало.
Очнувшись, Петя увидел перед собой женщину с красной бабочкой и большими очками. Она по-доброму улыбалась, сидя на краю кровати. Мальчик осмотрел больничную палату, в которой оказывался не впервые, и перевёл взгляд на женщину, та спросила:
– Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь? Я тётя Лариса. – Она подвинулась к нему поближе, держа в руках папку с какими-то бумагами.
– Хорошо, – немного стесняясь, ответил мальчик. – А где мама?
– Мама сейчас занята, ты увидишься с ней позже, как только мои коллеги поговорят с ней. Скажи, Петя, мама часто на тебя ругается?
– Ну, бывает.
– А наказывает часто?
Пете стало немного не по себе, он не знал, как ответить на этот вопрос. Сам-то он прекрасно понимал, что наказывает мама часто, порой даже ни за что, но жаловаться на неё чужим людям не очень-то и хотелось.
– Нечасто. Только когда я плохо себя веду.
На тёте Ларисе был надет красивый бежевый пиджак, волосы на голове были собраны в хвост, а ещё от неё безумно вкусно пахло чем-то сладким и приятным.
Разговаривали они долго, а когда беседа наконец завершилась, она встала и, поправив подол длинной юбки, вышла из палаты.
Позже, в палату опять вошла тётя Лариса, но уже вместе с мамой. Тётя Лариса что-то очень строго выговаривала маме, но Петя её не слушал, он смотрел на свою маму и улыбался, привстав с постели. Когда взрослые закончили разговор, мама буркнула: «Собирайся! Я жду на улице». Бросив ему курточку, она достала из пачки сигарету, и покинула палату. Петя заметил грустный взгляд новой знакомой и совсем не мог понять её печали. Он был уверен, что мама на него, наверное, уже не злится, а тётя Лариса подошла к Пете и помогла одеться. Затем она протянула бумажку и сказала:
– Петя, ты умеешь звонить по телефону?
– Да, – и это было правдой. Пару раз он звонил бабушке, когда мама подолгу не возвращалась домой, и та сразу приезжала кормить его вкусными пирожками с капустой и не очень вкусным супом.
– Если мама снова будет тебя больно наказывать, обещаешь позвонить мне, хорошо?
Петя посмотрел на номер и, вернув бумажку тёте Ларисе, сказал:
– Заберите. Я просто буду хорошо себя вести.
Затем он выбежал из палаты, натягивая на ходу свою синюю куртку, которая уже немного истрепалась, и в мыслях его не было тех ударов по пояснице, не было там и криков, вперемежку с запахом алкоголя… В его голове, которая ещё немного кружилась, была только одна, самая важная мысль: «Надеюсь, у мамы всё-таки есть зелёный карандаш».
Глупый страх
Бен откинулся на спинку кресла и закрыв глаза, снова задумался о смерти. Чем стремительнее самолёт набирал высоту, тем сильнее колотилось его сердце. Бен безумно боялся летать. Ему казалось, что в любую секунду самолёт начнёт падать, или, например, отвалится крыло, которое было прекрасно видно в окно иллюминатора. Бен вытер вспотевшие ладони о свои дорогие брюки.
Когда самолёт набрал высоту, он немного успокоился. Полёт должен длиться порядка пяти часов, а это означает, что впереди Бена ждёт пять часов ежеминутного страха. Он закрыл глаза в надежде заснуть. Звуки стали отдаляться, мышцы немного расслабились.
Самолёт дёрнуло.
Бен резко открыл глаза.
Снова толчок.
Руки снова вспотели. Загорелось табло – "Просьба пристегнуть ремни". Пилот по рации объявил то же самое, добавив, что всё в порядке.
– Врёт. Ей-богу, врёт. – подумал Бен. – Он же не дурак поднимать панику в салоне? Интересно, как бы звучали слова пилота, если бы ему было запрещено лгать?
Наверно что-то типа этого – "Уважаемые пассажиры, мы падаем. Можете не пристёгивать ремни. Нас уже ничто не спасёт".
Бен ухмыльнулся.
К влажной спине неприятно прилипла рубашка.
– Боитесь?
Бен вздрогнул. Из-за своих размышлений он позабыл, что в салоне самолёта находятся и другие люди. Впрочем, если бы он был один, то его нахождение на борту, теряло бы всякий смысл. Повернув голову налево, Бен увидел старушку с седыми волосами, одетую в синюю водолазку.
– Немного. – Он попытался дружелюбно улыбнуться, но вышла лишь скверная гримаса.
– Я тоже раньше боялась. Это всё здесь, знаете ли. – старушка поднесла морщинистый палец к своей голове. – Даже если вы на протяжении всего полёта буду представлять, как самолёт разваливается на части, совсем необязательно, что так случится. Но страх настолько завладел разумом, что вы готовы верить в любую чушь.