Страница 6 из 13
– Вот, значит, как? Будила! Начинай!
Палач швырнул Максима на окровавленную скамью и взмахнул плетью. Спину ожгло огнем. Перед глазами поплыл красный туман. Сквозь мглу отчетливо проступило искаженное яростью лицо матери с резиновым шлангом в руках.
– Я тебе и твоему братцу говорила не брать конфеты, тварина? Говорила. Они только для меня! Вы своими погаными руками не имеете права их касаться!
Она избивала Максима до синяков, до кровавых полос на спине.
– И только попробуй мне завыть, урод! Еще получишь!
Все наказания маленький Максим переносил без криков и слез. И сейчас, в руках опытного палача, он не испустил ни единого стона или вздоха. На пятнадцатом ударе его пришлось отливать водой.
– Внушает, – пробурчал Будила и повернулся к Козлу. – Дальше?
Два полицая потащили Максима к двери. Будила просунул пальцы его левой руки между створкой и косяком, но закрыть не успел. Палача остановил повелительный окрик на немецком и русском:
– Хальт! Стоп! Освободить!
Будила, повинуясь приказу, отпустил Максима. Он выдернул руку из дверной щели и повернулся, держась за второго полицая.
Козел вскочил со своего дивана и, изогнувшись вопросительным знаком, подобострастно ел глазами широкоплечего офицера в серой эсэсовской форме. Гауптштурмфюрер – Максим определил это по нашивке на воротнике – обвел взглядом зал и сказал на хорошем русском языке:
– Благодарю вас, полицмейстер, что поставили в известность мое ведомство. Но это, – он ткнул пальцем в Максима, – слишком. Еще немного и вы лишились бы премии в тысячу рейхсмарок. Думаете, от калеки больше пользы, чем от здорового… гм… гостя?
– Я надеялся преподнести вам сюрприз, – залебезил Козел. – Хотел развязать нашему пленнику язык. Но он молчит, как… подпольщик.
– Ценю ваше рвение. Но иногда распоряжения начальства надо выполнять буквально. Понимаете меня?
– Понимаю, герр…
– Гауптшурмфюрер Хаук, – эсэсовец указал на Максима и коротко, по-вороньи, рявкнул: – Вэк!
Два немецких солдата под руки вывели Максима из пыточной, оттащили на второй этаж, в большую комнату, переоборудованную под казарму и бросили лицом вниз на армейскую кровать. Откуда-то появился врач. Цокая языком, он промыл раны и смазал их мазью. Максим вытерпел боль, не издав ни звука.
Потом вошел Хаук и несколько минут беседовал с врачом по-немецки. Доктор говорил, что больному лучше побыть в покое как минимум сутки, пока раны не подсохнут и не покроются коркой. Гауптштурмфюрер возражал: русские наступают и вот-вот возьмут город. Нужно торопиться.
– Зер гут, зер гут! – прошептал Максим и добавил по-немецки: – Город освободят двадцать третьего января. Сегодня девятое. Время есть.
– Вы знаете язык Гёте и Шиллера? – восхитился Хаук. – Так и думал, что вы – цивилизованный человек!
– Маме спасибо. Отправила меня пинком на курсы немецкого и английского языков. А я – прилежный ученик… попробовал бы я быть лентяем. Мне бы Будила показался ласковым и безобидным как щеночек.
– Давайте не будем об этих варварах внизу. Отдыхайте, вы теперь наш гость, Максим Безымянный. Я распорядился отменить допросы, пока вы здесь. Вас никто не побеспокоит.
Очевидно, гауптштурмфюрер узнал имена пленников из разговора с Ларсом. Но сейчас это не имело никакого значения.
Хаук подтолкнул доктора к двери и направился вслед за ним.
– Аненербе? – спросил Максим ему в спину.
Эсэсовец вздрогнул и остановился.
– Да. У вас там… об этом знают? – Хаук достал из кармана кварцевые часы Максима. – Я сразу догадался, откуда вы и помчался сюда, пока вас не изуродовали. Хорошо, что я оказался рядом.
Хаук развернулся и хлопнул дверью. Из коридора донесся щелчок затвора автомата… вернее, пистолета-пулемета часового.
Глава 6. Побег
Целый день и еще ночь Максима никто не беспокоил. Полуголый он валялся на животе и смотрел в окно на проплывающие по небу облака и думал, увидит ли он еще раз свой любимый ТОЗ-106, а под утро даже забылся тяжелым сном. Разбудил его Хаук. Эсэсовец бросил на постель по-немецки аккуратно сложенную одежду Максима.
– Как спина? Ты сможешь все это надеть? – с притворным сочувствием спросил Хаук.
– Смогу, – не колеблясь сказал Максим. Будет он показывать свою слабость перед фрицем!
– Давай без геройства. Рейх заботится о своих друзьях, верно?
– Яволь, – пробурчал Максим.
Не морщась, он надел майку, рубашку и свитер – вполне терпимо. Хаук подал куртку и вытолкнул пленника в коридор. Там скучал солдат – дюжий фашист, вернее, роттенфюрер с автоматом. Вслед за ним Максим спустился вниз и вышел на улицу.
Снаружи ждал бронетранспортер – открытая сверху тяжелая полугусеничная машина с пулеметом на крыше. Через заднюю дверь Максим забрался внутрь и лицом к лицу столкнулся с Ларсом.
– Ты живой? – радостно воскликнул норвежец.
– На ногах стою. С трудом, правда. Об этом потом.
Хаук сел вперед, к водителю. Незнакомый роттенфюрер занял место в кормовой части машины. Ленивый вид охранника только казался таким: на самом деле ничто не могло укрыться от его стальных глаз. Не стоило пытаться бежать: любые поползновения освободиться он готов был пресечь, нажав на спусковой крючок автомата. Но Максима занимал не фашист. Он поедал взглядом свой ТОЗик и патронташ в углу десантного отделения. Там же валялся карабин Ларса, и оба набитых припасами рюкзака.
Водитель нажал на кнопку стартера. Бронетранспортер заскрежетал, потом загудел на высоких тонах и покатил, вернее, поплыл вперед, покачиваясь на кочках и выбоинах, точно на пологих волнах. Звук мотора напомнил звук старого грузовика ГАЗ.
Бронетранспортер проехал два квартала и повернул на широкую мостовую: под снегом угадывались уложенные рядами булыжники. Минута езды – и улица закончилась. Зато прямо перед носом появился блокпост. Патрульные полицаи отдали честь начальству.
Наконец машина вырвалась на свободу: далеко вперед, через ровную, гладкую степь протянулась темная лента шоссе. Водитель прибавил газу.
Вдруг к уже привычному гудению двигателя примешалось назойливое жужжание, словно где-то над горизонтом кружил гигантский шмель. Над горизонтом появились две едва заметных точки. Жужжание понемногу нарастало, и точки превратились в маленькие черточки. Несколько секунд все напряженно ждали, но когда самолеты разделились для атаки, все стало ясно. Максим высунулся через борт и узнал силуэты истребителей Як.
Ларс тут же сдернул его обратно: роттенфюрер угрожающе повел стволом автомата. Хаук выкрикнул: «Флигеаларм!» – подпрыгнул и вывалился через верх. Водитель заглушил мотор и последовал его примеру.
Только роттенфюрер показал чудеса храбрости: он бросился к пулеметной установке, оттянул рукоятку перезарядки и принялся поливать советские самолеты огнем.
Первый краснозвездный истребитель атаковал Хаука и водителя, что есть силы удиравших по мерзлой земле, присыпанной тонким слоем снега. На белом покрывале оба немца казались черными тараканами на полу, над которыми хозяин квартиры занес смертоносный тапок. Затрещала очередь, и Хаук с водителем исчезли в вихре, поднятом разрывами снарядов.
Ведомый атаковал бронетранспортер с кормы, из мертвой зоны пулемета. Роттенфюрер отчаянно ругался по-немецки, но сделать ничего не мог. Опытный летчик не стрелял, желая наверняка поразить цель. Вот уже видно белый с черный полосой обтекатель винта, полупрозрачный диск мелькающих лопастей…
Мотор-пушка блеснула пламенем всего два раза и умолкла, но пулемет сработал исправно. По броне прогремела очередь крупнокалиберных пуль. Брань роттенфюрера оборвалась – безголовый, он упал на борт и повис, содрогаясь в конвульсиях. Ларс с отвращением на лице схватил мертвеца за ноги и вытолкал наружу.
На новую атаку истребители заходить не стали: очевидно, они израсходовали весь боезапас. «Круг почета» – и вскоре гул моторов растаял в холодном зимнем воздухе. Стало тихо, только ветер шуршал по земле, сдувая с нее сухой снег.