Страница 46 из 64
Но эти кривичи исторические, действуя так своевольно, могут вывесть из наших летописей все, что им заблагорассудится; и они давно бы уже сказали, что наша летопись есть подложная сказка, если бы таким приговором не лишали и себя удовольствия уродовать сказание и не были бы вместе с тем обязаны отречься от предсозданной исследованию идее о скандинавизме в Русской истории.
Мы знаем, что в летописях могут заключаться и ошибки переписчиков, и ошибки самих дееписателей, но исправлять такие ошибки можно и должно только на путях дозволенных, то есть сказаниями других повествователей или аналогией, филологией, этнографией, географией, словом, всеми возможными сближениями, а не варварским самоуправством или диктатурой, под фирмой которой скандинавоманы произвольно затемняют ясный смысл летописи, утверждая, например, что Руссов там не было, где упоминает их летопись и где самые урочища (город Старая Русса и река Русса) указывают на их местопребывание; или говоря, что варяги не были приглашены Славянами на княжение у них, а силой овладели ими, тогда как в летописи, кроме вышеприведенного призвания их, сказано, что они были насельницы в Новегороде, а не насильницы, подобно Обрам у Дулебов. – Кто знает славянский язык, тот поймет, что насельницы произошло от слова населять, а насильницы от слова насиловать; а потому варяги только пополнили собою население Новагорода, а Обры насиловали Дулебов и запрягали их жен в телеги вместо лошадей и волов.
Мы убеждены, что наш взгляд на этот предмет принадлежит большинству, ибо мы не первые смотрим на древнюю Русь из этого настоящего ее фокуса; первый начаток сделан был Св. Димитрием Ростовским. Уже после него родилась или, лучше сказать, изрыгнута скандинавомания – это канибальское чудовище, с которым начал борьбу первый Ломоносов; но он был тогда один, и со смертью его кончился этот ученый бой с невежеством. Наш XIX век обилует атлетами на этом поприще: молодой, но могучий ученый Юрий Венелин разгромил здание Шлецера, не имевшее основания; а последователи его: Савельев, Максимовичь, Надеждин, Морошкин, Святной, Боричевский, Вельтман, Александров, Лукашевич, Воланский и другие сильной рукой истины еще более очистили русскую историю от германо-скандинавского брожения. Даже сами Германцы оставляют Шлецера, видя нелепость основания и произвол в критических его взглядах, и если не хотят еще признать Славян учителями своими, то называют их уже не чуждыми дикарями, а единоплеменными братьями[87].
Смотря с этой точки зрения на историю Руси и на памятник, посвящаемый началу ее государственной жизни, считаемому некоторыми с 862 года, мы должны сказать, что, по нашему убеждению, Новогородская братовщина пользовалась государственной жизнью за много веков до призвания варягов. Точно так же, кажется, начало государства под именем Русского нельзя считать с 862 года, ибо Русью прозвались все прочие славянские племена, как-то: Кривичи, Новогородцы, Вятичи, Древляне и проч. не в Новгороде, а уже в Киеве, посреди Руси центральной, и не при Рюрике, а при Олеге. Следовательно, годами тридцатью позднее оставили Славянские племена России свои частные прозвища и приняли общее и родовое свое название Руссов.
Соображая все это, мы вынуждены сказать, что памятник можно поставить Рюрику, но не скандинавскому, началу монархического правления в России, но не началу ее государственной жизни; ибо при тщательных трудах розыскателей история Руси до-Рюриковской может достигнуть до такого развития, в котором она если и не представит нам целый ряд династных лиц, по которым обыкновенно связывают историю, то раскроет общую жизнь славянских народов в Европе и особенно в России, их дух, смысл, промышленность, торговлю, добродетели, недостатки, общие стремления, тревоги и напасти и тем отодвинут начало истории Руси на 1000 лет назад, а может быть, и далеко за пределы летосчисления всех прочих европейских народов.
ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННОСТИ СЛАВЯН ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА, СОБРАННЫЕ И ОБЪЯСНЕННЫЕ Фадеем Воланским (с примечаниями переводчика)
ВЫПУСК I
(табл. I–III, с объяснениями I-XIV)
Fuimus Тroës
сследователи старины оставляли доселе без внимания, что в древние времена славянское племя рассеяно было по всем частям старого света, следовательно, везде могло оставить памятники по себе.
Мы находим в древней истории это сильно разветвленное семейство народов под разнообразнейшими наименованиями, смотря по тому, заимствованы ли были отдельные имена этих племен от имени их военачальников, или от местностей, ими занимаемых, или, наконец, имена эти исковерканы в переводах на другие языки; большею частью обозначали их под общими именами Скифов и Сарматов. Что Славяне не уступали своим соседям в науках и искусствах, напротив того, опережали их, доказывает Геродот в 46 главе 4 книги, говоря, что, кроме Анахарсиса, он не знал ни одного великого мужа, который бы родом не был Скиф! – Поэтому можно было со всею справедливостью предположить, что и эти народы оставили по себе каменные памятники, несмотря на то, что вероломные Греки и себялюбивые Римляне, не понимая языка их, называли их варварами. Ученые претыкались на эти памятники и напрасно трудились до нашего времени разбором их надписей по алфавитам греческому и латинскому и, видя неприложимость таковых, напрасно искали ключ в еврейском языке, потому что таинственный этот ключ ко всем неразгаданным надписям находится только в славянском первобытном языке. Но чтобы достигнуть этого, должно обладать знанием всех главнейших, по крайней мере, теперь еще живых наречий славянских, которыми почитаются: русское, польское, чешское, сербо-далматское, иллирийское, венедское или вендское и литовское. Насколько доступны эти сведения английским, немецким, французским, итальянским и скандинавским ученым, есть вопрос, на который пусть они сами отвечают.
Не один уже трудолюбивый мудрователь – хотя и с известным всему ученому миру именем – попадал в этом деле на странноложные распутья и наконец, не имея возможности приноровить к надписям какой-либо здравый смысл, провозглашал их подложными. Конечно, это простейшее средство избавиться такого рода анафемою от неудовлетворительного взгляда на непонятные вещи! Идя таким путем, можно бы и все необъяснимые для нас явления природы назвать подложными!
Для моей цели достаточно напомнить читателю, что славянский язык был народным, родным, от Каспийского моря до устья Лабы (Эльбы), от Урала до Адриатического моря, да и теперь, за исключением немногих Остзейских провинций остался на тех местах языком народным. Как далеко простиралось в древние времена жительство Славян в Африке, пусть докажут славянские надписи на камнях Нумидии, Карфагена и Египта, которые я предложу говорящими археологической публике. Я не следую при этом никакому порядку, но помещаю надписи так, как они мне попадаются под руки и как таблицы дозволяют их размещение.
I. НАДГРОБНАЯ НАДПИСЬ (табл. 1)
тот замечательнейший из всех надгробный памятник заимствован мною из вновь вышедшего сочинения Теодора Моммзена «Наречия нижней Италии», где он с несколькими вариантами изображен на 2-й таблице и коротко описан на стр. 333. Этот памятник найден близ Креччио, в октябре 1846 года, под ним находилась со сводом камера, которая силою была вскрыта. Скромный издатель сознается откровенно, что было бы дерзко сделать даже попытку к истолкованию этой надписи.