Страница 7 из 16
Глава 4
Глава 4
— Ну, Витя, ты и ходить, еле успел за тобой, — в комнату вошёл ещё один мужчина лет сорока, а вслед за ним ещё один дядя, постарше.
И я знал их обоих! Один из них награждал меня на каких-то соревнованиях в прошлой жизни, второй предложил мне в начале девяностых, после армии уже, заняться профессиональным боксом. Как щас помню — три боя — три победы. За выигрыш мне платили по тысяче — большие деньги по тем временам. Но третий выигрыш мне дался большой кровью, в буквальном смысле, и четвёртый бой я проигнорировал.
— Позвольте представить, если кто не знает, Юрий Степанович — главный тренер Россовета «Динамо», — Михалыч указал на первого. — И Эдмунд Чеславович — председатель федерации бокса РСФСР, — представил он второго.
— Я ещё в «Динамо» замначальника отдела спортивных единоборств, в Центральном Совете. Ну и зампредседателя федерации бокса СССР, — скромно добавил второй гость. — Липинский моя фамилия.
Разумеется, обоих тут узнали, да и они почти всех в кабинете раньше видели. Поздоровались по-свойски, по-свойски и уселись на свободные места.
— Отличного боксера воспитало «Динамо», — несколько напряжным голосом сказал главный тренер сборной Юрий Михайлович.
Тут первый гость — Быстров Юрий Степанович — просит слово и ярко и образно произносит свою политически правильную речь.
— Нас, боксеров, уже больше трехсот тысяч в стране, но тут у вас сидит наше боксерское будущее! — заканчивает речь он. — Я очень рад, что и общество «Динамо» тоже помогает вам и кадрами, и финансами, ну, и самое главное, такими боксерами, как чемпион СССР этого года Анатолий Штыба!
Вид у нашего президиума был,… нет, не оплеванный, но как по голове ударенный.
Я ведь почти «инвалид и дистрофик», «злостный хулиган», по которому нары плачут, должен был вылететь из сборной, ну и положить комсомольский значок заодно.
Всё же так хорошо продумали они, вернее он — мой недоброжелатель. Но ссать против ветра сейчас никто не хочет. Тем более, комсомольский работник встал и рассказал про мои комсомольские инициативы — и про памятник погибшим комсомольцам, и про проспект Комсомольский, и про поездку в Венгрию, и про форум комсомольских инициатив…Хорошо, хоть конкурс «Комсомолка Красноярска» не приплел. Но и так регалий хватило. Товарищи в сборной о моих заслугах не знали, а уж про мохнатые лапы в лице зампредседателя бокса СССР, например, и подумать никто не мог. А Эдмунд Чеславович, оказывается, о моих спортивных успехах кое-какое имел представление, ну или справку ему собрал кто. Сейчас он выступает перед всеми.
— Где Штыба — там победа! — пафосно заканчивает он свою речь.
— Может нам весенний сбор отменить уже? — не выдержал мой недруг Евгений Петрович.
— Ты кто, мил человек? — изумленно уставился на него Эдмунд Чеславович.
— Это старший тренер до шестидесяти кг, — сухо ответил Михалыч.
— А что ерничаешь? Всё, что запланировано — проведём, с тобой или без тебя. И этот сбор провели, и чемпионаты зимой и весной соберём. Или у тебя свое какое мнение? — спросил у Петровича Липинский.
— Да у медицины к Анатолию вопросы есть, — выкрутился тренер веса, нахально подставляя медика, которого, уверен, сам и сблатовал на черные дела.
— Ну, вот что! Меня попросили двоих худших назвать по физической готовности, я назвал, — встал потеющий медик. — И назвал я тех, кого ты попросил, Женя. Извините. Скажу правду. Штыба по физическим кондициям лучший в своём весе сейчас. «Индекс Руфье» у него, например, — 1,1, при норме 3. Это тест такой на работоспособность сердца после нагрузки. Лучший результат среди всех сборников! Не знаю, чем тебе парень не угодил, может тем, что он соперник спортсмену, которого твой сын готовит?
— Ребята, я попрошу вас подождать за дверью, чувствую, серьёзно поговорить надо. Сколько лишних — двое или трое, если с вашим тренером считать? — встал грозной тучей Липинский.
— Заварил ты кашу, — в коридоре уже высказывает претензию мне! Никитин.
Понять его можно, он точно худший, и этот сбор для него последний, и по возрасту — он перестарок, во взрослый бокс уходит, но наезд терпеть не хочу. Но ответить не успеваю.
— Слышь, а я ничего не заварил? — резко подошёл к парню Витя Артемьев.
— Или я, может, виноват, что тренер у нас мудак? — подал голос и Славка.
Острецов отмолчался, а Ванька лишь усмехнулся и нагло уставился на Никитина.
Короче, вызвали нас минут через двадцать. Зачитали решение тренерского совета. Ваня, Славка, Витя и Толя, то есть я, остались в сборной. Ничего не указывало на войну или конфликт, вроде, все тренеры улыбались даже. Только Евгений Петрович улыбался придурковато и заискивающе.
«Вырвали зубы гадюке», — понял я.
Костю Цзю тоже оставили, более того, он сказал, что в апреле его в ГДР отправят на какое-то соревнование.
Едем вместе с гостями сначала в ЦС «Динамо», а потом, по плану, наведаемся и к комсомольскому начальству. Машина не одна, а три! У каждого из гостей своя, только у Быстрова нет личного водителя. К нему меня и посадили.
— Будет у вас новый тренер весной, а то устроили тут заговоры, понимаешь, — подмигнув, проинформировал меня Юрий Степанович. — Слушай, знаю, что по комсомольской части сильно занят ты, даже в бюро горкома тебя избрали. Справишься и со спортивными нагрузками и с комсомольской работой?
— Я же ещё по юношам выступаю, мне нетрудно пока. На юниорском чемпионате Европы ребята старше будут чем я, на год, а то и почти два. Но бокс есть бокс, и пока единственное, что отличает наши юниорские соревнования от их — это длительность раунда — не две минуты, а три. Но с физикой у меня всё хорошо, так что я на всё смотрю с оптимизмом. А вот лишние соревнования хотелось бы убрать в сторону. Ну, юниорский чемпионат СССР, и всё, где хотел бы участвовать, — четко и аргументировано отвечаю я. — Мы вот все спарринги сейчас по три минуты проводили, и нормально.
Вижу, моя уверенность мужика радует.
— Хотел тебе ещё наши динамовские соревнования предложить, но раз считаешь, что хватит чемпионата СССР… Кстати, он в конце февраля в этом году состоится. Отборка у всех, кроме тебя. Ты, как чемпион, уже в списке участников, — проинформировал Быстров. — А чемпионат Европы, который будет в Копенгагене, перенесли с сентября на май-июнь.
— А мне Костя что-то говорил про чемпионат в ГДР, — вспомнил я.