Страница 5 из 9
Конечно, я спросила, вежливо и аккуратно, как советовали в книжках по детской психологии. Артем не стал скрывать и честно рассказал, что общается с девочкой, маленькой, которой очень одиноко и грустно. Он зовет ее играть, но девочка скучная, и по большей части жалуется на то, что ей хочется кушать.
Детская психология сказала мне, что воображаемый друг – это нормально, и что реагировать на такие откровения скандалом не стоит. Поэтому я, подобрав челюсть с пола, только покивала и стала ненавязчиво втягивать сына в наши с ним общие игры, привлекала к ремонту, усилила внимание и загрузила мужа срочными поисками подходящего детского сада. Мы с детской психологией решили, что малыш просто скучает в новой обстановке, без привычных друзей, игрушек и любимой комнаты.
Артем охотно втягивался, знакомился и играл. Но про девочку тоже почему-то не забывал, ухитряясь вводить меня в ступор буквально парой фраз. То просил поставить дополнительную тарелку с супом «для девочки», то клянчил у меня печенье для нее же. И ладно бы, организм молодой, растущий, обожающий сладкое, так ведь он то печенье не ел даже! Складывал куда-то в коридоре и все!
Тогда я сменила тактику с попыталась осторожно выяснить, что же это за девочка такая. Но было похоже, что легенду воображаемой подружке сын до конца не придумал, потому что кроме набившего уже оскомину «Девочка, в коридоре, голодная очень» ничего больше не выдал. Мне даже показалось, что он и сам не рад, что выдумал эту самую девочку… Но ведь так это не работает, это же ЕГО воображаемый друг, он же должен быть таким, каким его хочет видеть ребенок!
А потом мой Артемка стал делать еще более странные вещи. Возвращаясь домой с прогулки, он вдруг замирал около какой-то из обшарпанных дверей в парадном и выдавал что-то вроде «А тут дядя Миша жил, у него ног не было» или «Помню тут девочки жили, близняшки, их трамваем переехало и все плакали». В смысле «помню»? В смысле «переехало»? Такие внезапные откровения меня, мягко говоря, пугали, потому что на фантазию мой ребенок, конечно, никогда не жаловался – чему прямое доказательство выдуманная девочка – но до подобного дело как-то не доходило. У меня был абсолютно нормальный, здоровый и счастливый ребенок, который никогда раньше вопросами смерти не интересовался!
Я честно запланировала поход к психологу в самое ближайшее время, но перед этим решила посоветоваться с мужем. Рассказала ему про девочку, про эти странные откровения, про то, что мне не по себе от того, что происходит. Муж пообещал во всем разобраться. Тогда я еще понятия не имела, как именно, просто поверила ему, и…
Спустя пару дней с круглыми глазами слушала совершенно фантастическую историю. Как из Гарри Поттера, честное слово. Оказалось, что муж вместо рационального и вдумчивого похода к специалистам отправился на беседу с соседями. А те, опять же вместо того, чтобы послать его к специалистам, слова моего сына… подтвердили! Что, да, в пятой квартире действительно жил некий дядя Миша, слесарь по профессии, которому в войну отморозило обе ноги, а в восьмой – девочки-близняшки, действительно попавшие под трамвай.
Ну, и по мелочи еще, про вечно перегорающие лампочки, которые отказывались работать нормально, пока не заменили всю проводку в доме, про красную дверь в подвал, про голубятню на крыше… Скажете, что тут такого? Да все! Потому что и лампочки, и дверь, и голубятня не имели отношения к современности! Все это происходило в до- и послевоенный период, когда даже меня еще в проекте не было, не то, что моего пятилетнего сына! А он рассказывал обо всем так, будто это случилось только вчера. На прямой вопрос, откуда он это все узнал, Артем пожимал плечами и говорил, что ему рассказывает голодная девочка из коридора, когда не плачет и не просит кушать.
Тогда я впервые задумалась над тем, что психолог нужен не Артему, совсем не ему, а мне. Потому как моя крыша свистела печально, угрожая улететь в далекие дали от подобных откровений. Я хотела идти к врачам, уже непонятно каким именно, лечить всех от этого странного помешательства, можно вместе с безумными соседями, но точно не улыбаться приветливо и кивать на очередные странные высказывания моего ребенка. Я… боялась. Чего? Не знаю, но моя интуиция, чутье материнское, буквально вопила о том, что ничем хорошим все это не закончится.
Как показала практика – интуиция была права. Потому что разговоры о голодной девочке никуда не делись, попытки прятать еду и странные фразочки участились, а здоровье моего малыша стало ухудшаться.
Артемка стал плохо спать, мало ел, замыкался в себе и только после прямых вопросов отвечал, что девочка забирает себе его еду. Меня это бесило, меня жутко беспокоило состояние моего ребенка, меня вообще не волновали никакие посторонние выдуманные девочки, только то, что мой мальчик явно нуждался в лечении! Но больница не помогала – там только диагностировали сильное истощение и выдали меню на ближайшие месяцы, чуть ли не силой вытребовав у Артемки обещание хорошо кушать. Он кивал и обещал, но дома снова отставлял почти полную тарелку со слезами на глазах, прятал куски хлеба в коридоре за плинтусом, и умолял меня не ругаться, а лучше дать еще еды. Я давала, конечно, только вот мой малыш и не думал употреблять ее в пищу! Он относил ее «голодной девочке»! и как с этим бороться, я просто не знала.
В конце концов, когда дело запахло госпитализацией и перспективой инвалидности, мой рациональный разум не выдержал. Если уж события, которые происходили в прошлом, оказались правдой, то почему бы таинственной девочке не оказаться такой же реальной? Ну, насколько может быть реальной воображаемая девочка. Мужа я послала проторенной дорожкой к соседям, узнавать полную историю доставшейся нам квартиры, а сама пошла… в церковь. Ну, а куда еще? Если играть по правилам потустороннего мира, то до конца.
В квартире появились и как-то очень быстро обжились иконы, свечки и традиция читать молитвы до, после и во время всех более-менее важных действий. Не скажу, что это сильно помогало, Артем утверждал, что девочка никуда не делась, только больше не выходит из коридора и плачет громко, но по крайней мере в кухне ситуация наладилась – сын начал есть, спать и улыбаться. Только иногда, украдкой, относил хлеб в коридор, но тут я предпочла делать вид, что все нормально.
А потом и муж пришел ко мне с информацией, да такой, что первым моим порывом было хватать семью и бежать, куда ноги несут, лишь бы подальше. Потому что сюрприз оказался из тех, что и врагу не пожелаешь.
Девочка все же была. Давно. Во времена все той же войны, когда по улицам ходили солдаты. Она с семьей жила в этой же квартире, но родители, пережив бомбежки, не дожили до блокады пару дней – погибли под обстрелом. А потом наступил голод. Девочке на тот момент было всего восемь лет, и единственное, чем она могла себе помочь – это спрятаться в квартире в надежде, что стены защитят. Не защитили. Скудные запасы еды закончились достаточно быстро, другой просто не было и в силу возраста добыть ее ребенок никак не мог, соседи и сами голодали, постепенно объедая штукатурку со стен и кипятя суп из старых кожаных сапог… Финал истории был трагичен – восьмилетний ребенок просто погиб от голода, запертый в четырех стенах квартиры. Надо ли удивляться тому, что душа девочки так и не ушла с миром, оставшись в квартире?
Я никогда не верила в призраков и потусторонний мир. Считала все это чушью, призванной обманывать доверчивых граждан, опиумом для мозгов. Я и в церковь-то не верила, потому что такие материи как душа, были для меня категорически чужды. Но… Не знаю, что все же сработало – то ли материнское сердце дрогнуло, то ли доказательств было слишком много, чтобы делать вид, что ничего не происходит. Скорее все вместе.
Девочке я решила помочь. Вызвала священника, заказала заупокойную, на всякий случай приготовила целый ужин специально для нее и со специальным ритуалом из книжки торжественно оставила его в коридоре. Единственное, чего я допустить никак не могла – это общения призрака с моим Артемкой, так что сын был экстренно отправлен к бабушке на лечение пирожками. Не нравилось мне, как эта девочка на него влияла.