Страница 6 из 135
об этом не знает, ее с самого утра дома не было, да там все уже убрано, посмотрите сами. — И она открыла дверь в комнату фройляйн Бюрстнер.
— Не надо, я вам и так верю, — сказал К., но все же подошел к открытой
двери. Луна спокойно освещала темную комнату. Насколько можно было разобрать, все действительно стояло на месте, даже блузка уже не висела на оконной ручке. Постель казалась особенно высокой в косой полосе лунного света.
— Барышня часто приходит поздно, — сказал К. и посмотрел на фрау Грубах, как будто она за это отвечала.
процесс
21
— Молодежь, что поделаешь! — сказала фрау Грубах, словно извиняясь.
— Да, да, конечно, — сказал К. — Но это может зайти слишком далеко.
— О да, конечно! — сказала фрау Грубах. — Вы совершенно правы, господин К. Может быть, и в данном случае вы тоже правы. Не хочу сплетничать про
фройляйн Бюрстнер, она хорошая, славная девушка, такая приветливая, акку-ратная, исполнительная, трудолюбивая, я все это очень ценю, но одно верно: надо бы ей больше гордости, больше сдержанности. А в этом месяце я уже два
раза видела ее в глухих переулках, и каждый раз с другим кавалером. Очень
мне это неприятно, господин К. Клянусь богом, я рассказываю это только вам
одному, но, как видно, придется и с самой барышней поговорить. Да и не одно
это вызывает у меня подозрения.
— Вы глубоко заблуждаетесь, — сказал К. сердито, с трудом скрывая раздражение, — и вообще вы неверно истолковали мои слова про барышню, я совсем не то хотел сказать. Искренне советую вам ничего ей не говорить.
Вы глубоко заблуждаетесь, я ее знаю очень хорошо, и все, что вы говорите, неправда! Впрочем, может быть, я слишком много беру на себя, зачем мне вмешиваться, говорите ей, что хотите. Спокойной ночи!
— Господин К.! — умоляюще сказала фрау Грубах и побежала за К. до самой его двери, которую он уже приоткрыл. — Да я вовсе и не собираюсь сейчас говорить с барышней, конечно, я сначала должна еще понаблюдать за ней, ведь я только вам доверила то, что я знаю. В конце концов каждый жилец заинтересован, чтобы в пансионе все было чисто, а я только к этому и стремлюсь!
— Ах, чисто! — крикнул К. уже в щелку двери. — Ну, если вы хотите соблюдать чистоту в вашем пансионе, так откажите от квартиры мне первому! — Он захлопнул двери и не ответил на робкий стук.
Но спать ему совсем не хотелось, и он решил не ложиться и на этот раз
установить, когда вернется фройляйн Бюрстнер. И, быть может, ему удастся сказать ей несколько слов, хотя время совсем неподходящее. Высунувшись в окно и щуря усталые глаза, он даже на минуту подумал, не наказать ли
фрау Грубах, уговорив фройляйн Бюрстнер вместе с ним съехать с квартиры.
Но он тут же понял, что слишком все преувеличивает, и даже заподозрил себя
в том, что ему просто хочется переменить квартиру после утренних событий.
Ничего бессмысленнее, а главное, ничего бесцельнее и бездарнее нельзя было
и придумать.
Когда ему надоело смотреть на пустую улицу, он прилег на кушетку, но сначала приоткрыл дверь в прихожую, чтобы, не вставая, видеть всех, кто войдет
в квартиру. Часов до одиннадцати он пролежал спокойно на кушетке, покури-вая сигару. Но потом не выдержал и вышел в прихожую, как будто этим можно
было ускорить приход фройляйн Бюрстнер. У него не было никакой охоты ее
видеть, он даже не мог точно вспомнить, как она выглядит, но ему нужно было
с ней поговорить, и его раздражало, что из-за ее опоздания даже конец дня
вышел такой беспокойный и беспорядочный. Виновата она была и в том, что
он не поужинал и пропустил визит к Эльзе, назначенный на сегодня. Конечно,
22
ф. кафка
можно было бы наверстать упущенное и пойти в ресторанчик, где работала
Эльза. Он решил, что после разговора с фройляйн Бюрстнер он так и сделает.
Уже пробило половину двенадцатого, когда на лестнице раздались чьи-то
шаги. К. так ушел в свои мысли, что с громким топотом расхаживал по прихожей, как по своей комнате, но тут он торопливо нырнул к себе. В прихожую вошла фройляйн Бюрстнер. Заперев дверь, она зябко закутала узкие плечи шелковой шалью. Еще миг, и она скроется в своей комнате, куда К. в этот
полуночный час, разумеется, войти не мог. Значит, ему надо было заговорить
с ней сразу; но, к несчастью, он забыл зажечь свет у себя в комнате, и, если бы
он сейчас вышел оттуда, из темноты, это походило бы на нападение. Во всяком
случае, он мог очень напугать ее. В растерянности, боясь потерять время, он
прошептал сквозь дверную щелку:
— Фройляйн Бюрстнер! — Этот возглас прозвучал как мольба, а не как
оклик.
— Кто тут? — спросила фройляйн Бюрстнер, испуганно оглядываясь.
— Это я! — сказал К. и вышел к ней.
— Ах, господин К.! — с улыбкой сказала фройляйн Бюрстнер. — Добрый
вечер! — И она протянула ему руку.
— Я хотел бы сказать вам несколько слов сейчас, вы разрешите?
— Сейчас? — сказала фройляйн Бюрстнер. — Именно сейчас? Как-то
странно, правда?
— Я вас жду с девяти часов.
— Ведь я была в театре, вы же меня не предупредили.
— Но повод к нашему разговору возник только сегодня.
— Ах так! Ну что ж, в сущности я не возражаю, вот только устала я до
смерти. Зайдите на минутку ко мне. Тут нам разговаривать нельзя, мы весь
дом перебудим, а мне не то что жаль этих людей, а неловко за нас самих.
Погодите, сейчас я зажгу у себя свет, а вы тут потушите.
К. так и сделал и выждал, пока фройляйн Бюрстнер шепотом еще раз позвала его к себе.
— Садитесь, — сказала она и показала на диван, а сама осталась стоять
у кровати, несмотря на то что она, по ее словам, очень устала; даже свою маленькую, в изобилии украшенную цветами шляпку она не сняла. — Так что же
вы хотели сказать? Мне, право, любопытно.
Она слегка скрестила ноги.
— Возможно, вы опять скажете, — начал К., — что дело не такое уж срочное и сейчас слишком поздно для обсуждений, но…
— Эти вступления мне всегда кажутся лишними, — сказала фройляйн
Бюрстнер.
— Это облегчает мою задачу, — сказал К. — Сегодня утром, отчасти по
моей вине, в вашей комнате наделали беспорядок, притом чужие люди, против моей воли, но, как я уже упомянул, по моей вине; за это я и хотел перед
вами извиниться.
процесс
23
— В моей комнате? — переспросила фройляйн Бюрстнер, испытующе
глядя не на комнату, а на самого К.
— Вот именно, — сказал К., и тут они оба впервые взглянули друг другу
в глаза. — Но о причине всего происшедшего и говорить не стоит.
— Да это же самое интересное! — сказала фройляйн Бюрстнер.
— Нет, — сказал К.
— Что ж, — сказала фройляйн Бюрстнер, — не буду вторгаться в ваши
тайны, и, если вы утверждаете, что это неинтересно, я вам возражать не собираюсь. И я вас охотно прощаю, раз вы об этом просите, особенно потому, что
никаких следов беспорядка я не вижу.
Крепко прижав опущенные руки к бедрам, она обошла всю комнату.
У циновки с фотографиями она остановилась.
— Смотрите-ка! — воскликнула она. — Все мои фотографии разбросаны.
Фу, как нехорошо! Значит, кто-то хозяйничал в моей комнате.
К. только наклонил голову, проклиная в душе чиновника Каминера за то, что он никогда не мог сдержать свою бестолковую, бессмысленную суетливость.
— Странно, — сказала фройляйн Бюрстнер, — странно, что мне приходится запрещать вам именно то, что вы сами должны были бы запретить себе: в мое отсутствие входить ко мне в комнату.
— Я уже объяснил вам, фройляйн, — сказал К. и подошел к фотографиям, — ваши фотографии разбросал не я; но так как вы мне не верите, то придется признаться, что следственная комиссия привела трех банковских чиновников и один из них — я его при ближайшей возможности выставлю из банка, — очевидно, перебирал ваши фотографии. Да, здесь была следственная комиссия, — добавил К. в ответ на вопросительный взгляд фройляйн Бюрстнер.