Страница 51 из 135
был впустить.
— Ты недостаточно уважаешь Свод законов, — сказал священник, — потому и переосмыслил эту притчу. А в ней есть два важных объяснения привратника насчет допуска к Закону: одно в начале, другое в конце. Первое
гласит, что в настоящую минуту привратник его допустить не может, а второе — что этот вход предназначен только для него. Если бы между этими двумя объяснениями было какое-то противоречие, ты был бы прав и привратник
дейст вительно обманул бы этого человека. Но тут никакого противоречия
нет. Напротив, первое объяснение уже ведет ко второму. Можно даже сказать, что привратник преступает свой долг тем, что подает этому человеку надежду
на то, что впоследствии его туда впустят. А в то же время его единственной
обязанностью было не впускать этого человека, и многие толкователи Закона
всерьез удивляются, что привратник вообще допускает этот намек, так как он, по-видимому, любит точность и строго следует своим обязанностям. Многие
годы он не покидал свой пост и только под конец запирает врата; он полон
сознания важности своей службы и прямо говорит: «Могущество мое велико»; он уважает вышестоящих и прямо говорит: «Я только самый ничтожный из стражей»; он не болтлив, потому что за все эти годы задает только, как
там сказано, «безучастные» вопросы; он неподкупен, потому что, принимая
подарки, говорит: «Беру, чтобы ты не думал, будто ты что-то упустил», а там, где речь идет о его долге, ничто не может ни смягчить, ни ожесточить его: там
прямо сказано, что этот человек «докучает привратнику своими просьбами», и, наконец, самое описание его внешности говорит о педантичном складе его
характера: и острый горбатый нос, и длинная жидкая черная монгольская борода. Разве найдешь более преданного привратника? Но в привратнике про-являются и другие черты, весьма выгодные для того, кто требует пропуск, и если их понять, то поймешь также, почему он, намекая на какие-то буду-щие возможности, в какой-то мере превышает свои полномочия. Скрывать
не приходится — он несколько скудоумен и в связи с этим слишком высокого
мнения о себе. И если даже его слова о своем могуществе и о могуществе других привратников, чей вид ему и самому невыносим, — если, как я уже сказал, эти его слова сами по себе справедливы, то по манере выражаться ясно видно,
164
ф. кафка
как его восприятие ограничено и скудоумием, и самомнением. Толкователи говорят об этом так: «Правильное восприятие явления и неправильное
толкование того же явления никогда полностью взаимно не исключаются».
Однако надо признать, что скудоумие и самомнение, в какой бы малой степени они ни наличествовали, являются недостатками характера привратника, они ослабляют охрану врат. Надо еще добавить, что по природе этот привратник как будто дружелюбный человек, он вовсе не всегда держится как лицо
официальное. В первую же минуту он шутки ради приглашает просителя войти, хотя и намерен строго соблюдать запрет, да и потом не прогоняет его, а, как
сказано, дает ему скамеечку и разрешает присесть в стороне у входа. И терпение, с которым он столько лет подряд выслушивает просьбы этого человека, и краткие расспросы, и прием подарков, и, наконец, то благородство, с каким
он терпит, когда поселянин громко проклинает свою неудачу, зачем именно
этого привратника поставили тут, — все это дает повод заключить, что в душе
привратника шевелится сострадание. На его месте не всякий поступил бы так.
И под конец он наклонился к этому человеку по одному его кивку, чтобы выслушать последний вопрос. И только в возгласе: «Ненасытный ты человек!» —
прорывается легкое нетерпение; ведь привратник знает, что всему конец.
А некоторые идут в толковании этого возгласа даже дальше, они считают, что
слова «Ненасытный ты человек!» выражают своего рода дружеское восхищение, не лишенное, конечно, некоторой снисходительности. Во всяком случае, образ привратника встает совсем в другом свете, чем тебе представляется.
— Ты знаком с этой историей и лучше и дольше, чем я, — сказал К. Они по-молчали. Потом К. сказал: — Значит, ты считаешь, что этого человека не обманули?
— Не толкуй мои слова превратно, — сказал священник, — я только изложил тебе существующие толкования. Но ты не должен слишком обращать на
них внимание. Сам Свод законов неизменен, и все толкования только выражают мнение тех, кого это приводит в отчаяние. Есть даже такое толкование, по которому обманутым является сам привратник.
— Ну, это очень отдаленное толкование, — сказал К. — На чем же оно
основано?
— Основано оно, — сказал священник, — на скудоумии привратника.
О нем сказано, что он ничего не знает о недрах Закона и ему известна только
та тропа перед вратами, по которой он должен ходить взад и вперед. Считается, что его представление о недрах Закона — сущее ребячество, и предпо-лагают, что он сам боится того, чем пугает просителя. Больше того, его страх
куда сильнее страха просителя — тот только и жаждет войти в недра Закона, даже услыхав о страшных их стражах, а привратник и войти не хочет, по крайней мере об этом ничего не сказано. Правда, другие говорят, что он, видимо, уже побывал там, внутри, потому что принимали же его когда-то на службу в суд, а это могло произойти только в самих недрах. Но на это возражают, что его назначил привратником чей-то голос оттуда и что туда, в самые недра,
процесс
165
он, конечно, не проникал, потому что уже один вид третьего стража внушал
ему невыносимый страх. К тому же нигде не сказано, что за все эти годы он сообщил хоть что-нибудь о недрах Закона. Может быть, ему это запрещено, но
и о запрещении он ни слова не говорит. Из всего этого можно заключить, что
он сам не знает ни того, что творится в недрах Закона, ни того, какой в этом
смысл, и все время находится в заблуждении. Но выходит так, что он, по-видимому, заблуждается и насчет этого просителя, ибо привратник, сам того не ведая, подчинен просителю. То, что он обращается с просителем как с подчиненным, ясно видно во многом, и ты, наверно, помнишь, в чем именно. Но то, что
в сущности подчиненным является привратник, тоже видно не менее ясно, как говорит другое толкование. Всегда свободный человек выше связанного.
А проситель в сущности человек свободный, он может уйти, куда захочет, лишь
вход в недра Закона ему воспрещается, причем запрет наложен единственно
только этим привратником. И если он садится в сторонке на скамеечку у врат
и просиживает там всю жизнь, то делает он это добровольно, и ни о каком
принуждении притча не упоминает. Привратник же связан своей должностью
с постом, он не может уйти с поста, но и в недра Закона он, при всем желании, войти не может. Кроме того, хоть он и служит Закону, но служба его ограничена только этим входом, то есть служит он только этому человеку, единственно-му, для кого предназначен вход. Выходит, что и по этой причине привратник
подвластен просителю. Приходится предположить, что много лет — то есть, в сущности, все свои зрелые годы — он служил, так сказать, впустую, потому
что в притче сказано, что к нему пришел мужчина, а под этим разумеется зре-лый муж, и, значит, привратник был вынужден долго ждать, прежде чем ему
будет дано выполнить свой долг, притом ждать именно столько, сколько угодно тому человеку, ибо тот пришел по своей воле, когда захотел. Да и кончается его служба только с окончанием жизни этого человека, значит, до самого
конца привратник ему подвластен. И много раз в притче подтверждается, что, по всей видимости, привратнику об этом ничего не известно. Но толкователи
не узрели тут ничего удивительного, потому что, согласно этому толкованию, привратник находится в еще более тяжком заблуждении, ибо оно касается его
должности. Мы слышим, как в конце притчи он говорит: «Теперь я пойду
и запру их», но в начале сказано, что врата в Закон открыты, «как всегда», а если они всегда открыты — именно всегда, независимо от продолжитель-ности жизни того человека, для которого они предназначены, — значит, и привратник закрыть их не может. Тут толкования расходятся: хочет ли привратник, сообщая о том, что он закроет врата, только дать ответ или подчеркнуть свои обязанности, или же он стремится в последнюю минуту повергнуть