Воля павших

– Да, – Олег вздрогнул.

Йерикка поднял палец:

– Вот! Ты убил его, потому что так было НУЖНО. И тебе никогда не придет в голову убить, чтобы попробовать, как это – убивать. Я смотрел на собачьи бои. Но мне ни за что, никогда не захочется сжечь на костре живого щенка. А те, кто живет на юге, под данванской властью, уже утратили любые ориентиры в жизни. Они путают реальность с тем, что читают и видят на экранах. Они много спорят о добре и зле, об их видах, но давно разучились различать их инстинктивно, навскидку, как и положено человеку… Чем больше жестокости в обществе между людьми – тем добрее оно старается быть ВООБЩЕ. И наоборот, потому что охота, вот такие бои, поединки, даже кровная месть – это клапан, через который выпускается пар агрессии. И школа, которая учит людей НАСТОЯЩЕЙ жизни и смерти и их цене. Никто из людей, которые вызвали у тебя такое отвращение своей кровожадностью, не обманет тебя, не ударит в спину и не надругается над женщиной, потому что над ними – и в них! – Закон Рода Порог, через который не переступишь. А те, на юге… – Йерикка скривился. – Они придумали сотни красивых, правильных слов и законов. И думают, что данваны дали им мудрость. А данваны их погубили, потому что ЕДИНСТВЕННЫЙ НАСТОЯЩИЙ ЗАКОН может существовать только в душе человека. Вот так, Вольг. Недаром они там даже язык свой заменили на полуданванский, на четверть хангарский – в славянском даже слов нет для обозначения тех цветистых вещей и тех мерзостей, которыми насытили их мозги наши «спасители от дикости»! А то, что мы – другие, данванов бесит и пугает больше, чем наше вооруженное сопротивление, Вольг.

– У нас тоже есть такие, – вдруг вспомнил Олег. – Ходят по улицам и краской обливают тех, кто одежду из натурального меха носит. А до тех, кто мальчишек по телефону в постель заказывает, им дела нет… Маму однажды окатили краской, она пришла вся в слезах – шуба такая красивая была Так отец их через два дня нашел.

– Ну и что? – заинтересовался Йерикка.

– А ничего. Заставил друг друга этой краской изрисовать и отпустил. – Олег невольно улыбнулся, вспомнив эту виденную им картину. И вздохнул.

– Они у тебя хорошие, наверное, родители, – понимающе произнес Йерикка. – Ты не грусти, Вольг. Ты их скоро увидишь. А вот я своих – уже никогда, – он посмотрел куда-то на горные вершины. – Даже если мы вернемся обратно, как положено по закону Рода, – мы друг друга уже не узнаем. А может – и не вернется никто. Некуда будет.

– Почему? – спросил Олег.

– Да потому, что, когда погибает все племя, становится некуда возвращаться, – печально ответил Йерикка. И тряхнул головой. – Ладно. Ты книжки купил?

– Не совсем купил, – замялся Олег. – Подарили. На, посмотри, если хочешь.

Йерикка перелистнул книги. Понимающе сказал:

– Стихи твоего деда… Ты их, наверное, очень любишь?

– Я их почти не знаю, – не стал притворяться Олег.

– Такие хорошие?! – искренне удивился Йерикка. Перевернул еще несколько листов и, не обращая внимания на толпу вокруг, прочел:

Наверное, он посвятил их своей жене.

– Вряд ли, – покачал головой Олег. – Он писал, что мало уделял ей внимания. И даже прощенья просил… только вот поздно – уже после смерти.

– Вот как? – кажется, Йерикка удивился. А Олег попросил:

– Пошли, покажешь мне, чем тут торгуют.

К тому времени, когда деловой шум ярмарки затих и сменился шумом веселья, Олег «уходился». Они раз двадцать прошли ярмарку насквозь, и Йерикка показывал все новые и новые товары. Олег купил пачку чая в серебристой фольге, совсем земной. Несколько раз они перекусывали пирогами с лотков разносчиков – горячими, мягкими и умопомрачительно вкусными. И разговаривали, сами не заметив, как остановились, присев на край чьего-то воза, около большой утоптанной площадки, на которой и вокруг которой уже начал бурлить народ. Только сейчас Олег обратил внимание, что уже поздний вечер.

– День напролет вас ищем! – послышался знакомый голос, и мальчишки, обернувшись, увидели Бранку, Гостимира и еще с полдюжины парней и девчонок из Рысей. Шумной компанией они подошли к друзьям и расселись на возах. Посыпались вопросы:

– Купил?

– Забрать-то когда?

– А кроме огненного боя ничего?

Йерикка отмахивался. Бранка, ловко усевшись рядом с Олегом, обиженно сказала:

– За-про-сон усвистал, не побудил одно. Вместе б ходили.

– Йерикка не велел, – поспешно перевел стрелки Олег, хоть это и было не очень красиво. От Бранки пахло нагретой тканью, ромашкой от волос и холодной водой. Поспешно порывшись в кармане джинсов, Олег достал орешки, которыми так и не попользовался. – Угощайся, вот.

– Угощай, – лукаво сказала Бранка. Олег, поднатужившись, раздавил орех об орех, протянул девчонке очищенные ядрышки:

– Держи, я сейчас еще расколю.

Здесь, как успел заметить Олег, эти орехи лопали, как в его мире – семечки. Где бы ни собирались славяне на короткое время – обязательно оставляли после себя шелуху скорлупок.

Два рожка визгливо задудели какую-то странную ломаную мелодию, и на мгновенно расчистившуюся середину утоптанного круга вышел совершенно седой гигант с гладко выскобленным подбородком и могучими усами, которые, будучи заложенными за уши, спускались до плеч. На головной повязке у него были знаки Орлов. Расшитую кожаную безрукавку в юношески стройной талии стягивал широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, украшенной красными камнями, а ремни, стягивающие «сапоги», были сделаны из узорчатой, переливающейся всеми цветами радуги, кожи. Старик начал пританцовывать-приплясывать, то нагибаясь к земле, то выпрямляясь, то раскидывая руки, то идя вприсядку, то почти падая, то подскакивая… В наступившей почти полной тишине Олег услышал его сильный, но дурашливый голос, выкрикивавший: