Провокатор

Втягиваться в профессию я начал одновременно с движением в сторону «передовой молодежи», через которую предполагал выйти на контакт с группами революционеров — никаких партий еще не было, даже минский междусобойчик, который потом в курсе истории КПСС громко именовали «Первым съездом РСДРП», еще не состоялся, а уж до создания партии социалистов-революционеров было года три-четыре минимум. Потому-то и встала задача как можно более раннего внедрения, чтобы успеть оказать максимальное влияние на самом ответственном, начальном этапе, пока партийные доктрины не закостенели, пока такие знаковые фигуры, как Чернов или Плеханов еще не делали большого различия между эсдеками и эсерами.

Заводить связи сразу с выходом на известных охранке лиц я Зубатова отговорил ввиду слишком высокого риска тут же оказаться под подозрением и потому Сергей Васильевич дал мне адреса нескольких частных библиотек «прогрессивного» направления. Была такая фишка в тогдашнем обществе, большая личная библиотека превращалась в коммерческое предприятие, когда после уплаты стоимости «абонемента», а по сути — страховой и амортизационной суммы, подписчики могли брать книги на дом. Ну и такие библиотеки довольно быстро приобретали ту или иную специализацию, сперва по интересам владельца, а потом все больше и больше по интересам читателей. Интересно, что сам Зубатов «погорел» на библиотеке своей жены, которой активно пользовались тогдашние леваки, мало-помалу они от чтения книг перешли к групповым «собраниям читателей», на чем хозяев и прихватила полиция. Зубатов отбоярился и даже был принят на службу, где и начал делать карьеру, благо был хорошим интуитивным психологом и, судя по результатам, отличным вербовщиком — немало ррреволюционеров после многочасовых бесед-чаепитий с этим гением охранки стали агентами полиции. Об этом с гордостью мне поведал он сам, назвав даже пару-тройку фамилий, которые я постарался накрепко запомнить.

Библиотека семьи Белевских славилась широким выбором специальной литературы, что неудивительно — отец, Семен Аркадьевич, командовал рядом частей и даже военных округов, успел послужить и по губернаторской части, старший сын подался в юристы, младший в агрономы, дочка тяготела к биологии и медицине. А поскольку отца по службе не бывало в доме месяцами, а библиотекой рулили дети, крен в сторону прогрессивных тенденций был неминуем. Туда-то я и нацелился, в первую очередь потому, что квартира Белевских была ко мне ближе всех остальных — в Гранатном переулке, каких-то десять минут неспешного ходу, но в тот момент я даже не предполагал, насколько это будет удачный выстрел.

Швейцар новопостроенного доходного дома направил меня в бельэтаж, куда я поднялся по роскошной мраморной лестнице, застеленной ковровой дорожкой. Рядом с солидной дубовой дверью имелся механический звонок — барашек с табличкой «Прошу повернуть», что я немедленно и сделал. Открыла мне горничная, которой я сообщил о цели визита, отдал пальто и шляпу и даже успел достать из внутреннего кармана визитную карточку для доклада хозяевам, как открылась одна из четырех дверей в прихожую и встречать меня вышла совсем молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати.

— Добрый день!

— Здравствуйте, мне рекомендовал вашу библиотеку Владимир Григорьевич Шухов.

— Да, прошу, проходите.

Библиотека оказалась сразу за одной из дверей из прихожей, в здоровенной комнате, зашитой минимум на три с половиной метра вверх, до самого потолка, обстоятельными дубовыми полками с книгами. Два стола с лампами, два кресла, передвижная лесенка, чтобы доставать книги с верхотуры, ящичек с картотекой и примерно пять тысяч томов. Девушка раскрыла нечто, напоминающее журнал учета и вопросительно подняла на меня пронзительно-голубые глаза.

— Инженер Майкл Скаммо, можно просто Михаил Дмитриевич, — я передал девушке свою карточку.

— Наталья Белевская, очень приятно. Майкл? Вы англичанин?

— Формально — американец, — улыбнулся я в ответ, — мои родители были русскими поселенцами в Калифорнии.

— Ой, как интересно! Золотая лихорадка, морской зверь, дикие индейцы…

— Ну, дикие там скорее те, кто сгоняет индейцев с земли, не чураясь никаких методов. А так да, интересная земля, недавний Фронтир — но он быстро уходит, его вытесняет современная цивилизация.

— А вы расскажете? Ой, давайте я вас сначала запишу!

После небольших формальностей и уплаты нескольких рублей за абонемент, я поинтересовался у Наташи, как она просила ее называть, есть ли в библиотеке книги по юридической практике землеотвода в городах — в последнее время у меня росла и крепла одна идейка, так что я заодно решил подковаться в этом вопросе.

— Вы знаете, Михаил Дмитриевич, это лучше спросить у моего старшего брата, тоже Михаила, он должен прийти самое позднее через полчаса, и он как раз юрист. Если вы не торопитесь, подождите его здесь, а я расспрошу вас про Америку, если вы не возражаете, — мило улыбнулась Наташа.

И меня с этой улыбки аж повело.

Вот куда ты, старый черт, девчонка же совсем? Но было, было в ней что-то, ради чего можно было совершить подвиг, пришлось отвлекаться на дыхание и разглядывание книжных обложек, но меня спас приход Михаила. С грехом пополам я обрисовал ему мои замыслы, получил на руки три юридических сборника по его выбору, дал обещание непременно прибыть на «чайный четверг» — журфикс для наиболее активных читателей и рассказать об Америке и наконец-то отправился домой.

Уфф…

Зубатовские дела понемногу набирали ход, его докладная записка о положении дел среди московских рабочих и предлагаемых мерах для улучшения их положения и блокирования социалистической пропаганды получила поддержку и у недавно назначенного обер-полицмейстера Трепова, и даже у московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича — как чуяли, вероятно, что вскоре сами станут мишенями для террористов.

В общем, мы с Сергеем Васильевичем накропали тезисно программу «экономической грамотности» которую и начали потихоньку внедрять — с разъяснений арестованным за беспорядки рабочим и создания рабочих курсов. Программа была крайне умеренная, сплошной тред-юнионизм, но я предполагал, что разнообразные революционные группы не упустят такой шанс и постараются взять преподавание и если не прямое руководство, то консультативное направление в грядущих рабочих обществах в свои руки. По ходу дела мы работали и над «списком террористов», начиная с уже завербованного полицией Азефа, я же понемногу вспоминал и остальных — Гершуни, Каляева, Дору Бриллиант, Михаила Гоца, Егора Созонова, Лейбу Сикорского, Богрова…

В какой-то момент Зубатов спросил:

— Как по вашему, Михаил Дмитриевич, почему среди революционеров так много евреев?

— «Репрессии без реформ», все тот же самый принцип, самая подавленная группа населения с минимальными возможностями для самореализации, — и я попытался изложить свое видение проблемы, приведя аналогию с паровым котлом. Если в котле повышать давление и при этом закручивать клапана, то пар прорвется в самом слабом месте — а то и разорвет котел на клочки. Евреи находятся под социальным и религиозным гнетом, их очень удобно делать козлами отпущения, и при этом они ограничены и чертой оседлости, и рядом других установлений, мешающих им реализоваться.

— Но помилуйте, банкиры, врачи, музыканты? В конце концов, почти вся торговля в Одессе — крупнейшем порту империи?

— Да, но это небольшой процент. И даже они живут в постоянном ожидании того, что им будут тыкать происхождением. Оттого их и выдавливает либо в эмиграцию, либо туда, где они легко становятся заметными фигурами и даже лидерами — в подполье. Евреи поголовно грамотны, имеют какое-никакое образование и воспитанную веками взаимовыручку и потому заметно выделяются в революционном движении.

Я сделал паузу, вздохнул, переложил пару листов, соображая, не рано ли запускать пробный шар, но потом решил, что я ничего не теряю и рассказал Зубатову про сионизм. Про то, что вот прямо сейчас, в конце XIX века, происходит оформление еврейского политического движения за создание национального очага в Палестине. Про то, что туда едут молодые люди, чтобы работать на земле, про Теодора Герцля и Сионистский конгресс в Швейцарии (вот черт, совсем не помню, когда он был — но в конце века точно) и что есть смысл это движение поддержать — и в России напряжение снизится, да и Османской империи, в чьем владении нынче Палестина, лишняя проблема не помешает. Тем паче, что иудаизм очень замкнутая конфессия и гораздо легче их увлечь каким-нибудь чисто еврейским проектом, нежели втягивать в общероссийское движение.