Провокатор

— Ну ты, Михал Дмитрич, голова! — довольно огладил ставшую еще шире бородищу Никифор. — Все по твоему вышло! Эх, хорошо быть образованным!

— Ничего, если все пойдет, как надо, будет и для ваших детей свое училище.

— В Кузякино??? — ахнул Свинцов.

— Скорее, в Можайске, на весь уезд. Вон, как у Мекка в Красновидово школа хозяйства, только лучше.

— А чего это мы на весь уезд будем делать? — насупился Василий Баландин.

— Сами знаете, на этот год вашим путем еще семь артелей пойти хочет, да Николай Карлович у себя будет четыре ставить. А через год, бог даст, еще больше. Вот и считайте, надо на всех или только для себя.

— Не, так негоже. Мы горбатились, а они на готовенькое? — продолжал упорствовать Баландин. — Пусть платят! А денег нет — ссудим, хоть под десятую долю, нам не лишнее будет!

Ты смотри, оперился, едрена корень, ругнулся я про себя… Вот она, та самая мелкобуржуазная природа крестьянства, едва-едва сами поднялись, а уже норовят в сельские ростовщики. Надо бы слегка одернуть, а то мы так далеко уйдем.

— А ты, Василий, не забыл, что деньги у вас появились только потому, что кое-кто ваши выкупные и долги заплатил? Давай и ты вернешь, хоть под десятую долю, а? — прищурился я на него.

Василий крякнул и уткнулся в тарелку.

— То-то. Только всем миром, сообща надо выбираться, а не так — один вылез и тут же другому на шею присаживается.

— Не сердись, Михал Дмитрич, — попытался сгладить неловкость Никифор. — Вася у нас знатный счетовод, все норовит лишнюю копейку урвать.

Деревенские засмеялись, даже Баландин фыркнул, все мы хорошо помнили, как после первого разговора он кинулся набирать у лавочника в долг — анженер ведь платит! И не один он такой был, нашлось еще несколько хитрованов, так что общий долг за месяц скакнул со ста пятидесяти до двухсот рублей. Да только покрыл я их в обмен на долговые расписки уже мне, чтобы иметь на случай чего крепкую узду. А пойдет все хорошо — внесу их в артель как свою долю.

— Тогда, мужики, давайте думать, как мы сход подготовим и что на нем скажем. Первое — надо работать лучше и тщательнее…

— Да мы! От зари до зари! Все, как велено! — хором подорвались кузякинцы.

— Митя, а достань-ка черную книжечку… — я сдвинул тарелку в сторону. Рюмкин-младший вынул тетрадку в клеенчатой обложке, разложил на столе и вопросительно посмотрел на меня. Я утвердительно кивнул.

— Ну, по порядку. Двадцатого апреля. Свинцов выехал на работы на три часа позже оговоренного.

— Так после Пасхи же! — вскинулся Павел.

— Хорошо, вот на неделю позже. Василий опоздал на два часа, Никифор на час, — не обращая на него внимания продолжил Митя.

— Ой, брось, Митя, мы еще тогда с тобой поругались, опять хочешь? — насупился родственник.

— Седьмого мая. Давид уехал в город на промысел вместо работ.

— Ну, знаешь!

— Знаю. И таких записей полная тетрадь, — Митя для наглядности потряс ей в воздухе. — По каждому в артели наберется не один десяток огрехов. А не будь их, могли бы и сам-восемь взять.

— Так что, мужики, ваша расслабленность и расхлябанность из вашего же кармана деньги вынимают, — я разлил остатки по рюмкам. — Поэтому давайте выпьем за то, чтобы работать правильно и делать все точно так, как ученый агроном говорит.

Мужики без особого энтузиазма чокнулись и выпили.

— И еще вот что. Теперь вы сами, у Мити дел в уезде будет выше крыши, никто вас подгонять и следить не станет. Поэтому предлагаю главой артели выдвинуть Никифора Рюмкина, это раз. Весь урожай выкупаю, это два, — тут я рисковал, квартала еще нет, значит придется все строителям отдать, а ну как будет слишком много? Придется продавать на сторону с убытком, но сейчас важнее запустить систему.

— У кого по Митиным записям меньше всего ошибок, опозданий и неявок — тому от меня поощрение, десять рублей. Дальше сами так же делайте — лучших награждайте, а худших и наказать можно. На следующий год прицеливаемся на сам-десять, у меня уже будут удобрения, так что вы нам, а мы вам.

Сидящие заулыбались, больше, правда, от осознания радужных перспектив.

— Так коли зерна много будет, может, нам бычков откармливать?

— Это как сами решите. Мне мясо, молоко, яйца, птица — все сгодится. С фон Мекком постарайтесь совместно работать, к лошадям его присмотритесь…

— Дорогущие, не осилить… — мотнул головой Никифор.

— Так не каждому, а на артель. Вскладчину-то сможете?

Похоже, эта мысль застала мужиков врасплох. Работать сообща это было понятно, но вот совместное имущество… а я продолжил:

— Подумайте, что из машин нужно ну там сеялки, веялки, с Митей решите, я постараюсь найти денег, будет моя доля в артели, — ох, дорого мне все это встанет, да делать нечего, первая образцовая артель, витрина социалистического способа производства, тут жалеть нельзя. — Со следующего года выкупные платите сами, денег хватит, я только страхую на случай какой протори. Ну и думайте, как с другими артелями совместно работать, может, через год надо будет мельницу или там маслобойку ставить, сами решите.

— Ну ты озадачил, Михал Дмитрич, голова пухнет… — поскреб в затылке Свинцов.

— А никто не обещал, что будет просто, — отрезал я. — Хочешь жить хорошо — надо хорошо думать и хорошо работать. И вот еще что, надо обязательно съездить по будущим артелям, рассказать тамошним застрельщикам, а потом и сходу в каждой деревне, что да как у вас работает, чтобы они не с пустого места начинали. И еще двоим надо бы съездить с Митиными друзьями под Калугу, Тверь, Ярославль и Владимир, — назвал я губернии, где у нас были на мази следующие артели, — и точно так же рассказать про ваше житье-бытье, дорогу я оплачу.

Мужики заспорили, но довольно быстро решили, что Никифору и Василию лучше остаться на хозяйстве и пройтись по уезду, а вот Павла и Давида можно и в командировку наладить. На том и разошлись.

Все-таки русский мужик по самой своей глубинной сути — коллективист, недаром его столетиями воспитывала община. А вот индивидуальщина, выкидыши типа кулаков — от жуткого давления, от страха голода, в котором крестьянство живет последние двести лет, с Петра, чтоб ему…

Вот и будем строить социализм от родных корней, сообща, чтобы не пришлось ломать хребет деревне силовой коллективизацией.

Рождество и Святки я проболел, подхватив простуду, когда лазал по декабрьской стройке. Лечиться пришлось долго и традиционными методами, аспирин до меня еще на добрался, зато вызванный Мартой доктор Гаффке прописал мне сразу два препарата, от простуды и для укрепления здоровья. Хорошо хоть я глянул в рецепт прежде чем послать в аптеку — немец-перец-колбаса решил пользовать меня патентованными героином и кокаином, чтобы уж наверняка. Нет уж, мы малиной и горчичниками обойдемся и я засел дома на две недели, громыхая соплями, кутаясь в халат и постоянно прихлебывая горячий чай. Зато успел завершить прямо-таки титанический труд — бумажный конспект полного собрания сочинений Ильича из планшета. Вот в феврале совсем молодой дедушка Ленин приедет из ссылки, а я ему все его статьи наперед рассказывать буду, хе-хе.

Каждое утро начиналось с полоскания горла, приема порошков от головной боли и чтения газет. В Южной Африке буры покамест гоняли великих британцев вениками по бушу, но фельдмаршал Робертс, лучший английский полководец, уже был назначен командующим и началась выгрузка стотысячных подкреплений, так что этот праздник ненадолго.

В Маньчжурии правительственные войска получили по сусалам и откатились к Пекину, императрица Цыси заключила перемирие с повстанцами, отчего боксеры сосредоточили все свои усилия на уничтожении иностранцев и китайцев-христиан. Началась переброска в Китай русских частей, но понять из газет насколько она масштабна, не удавалось.

Под Рождество сильно тряхануло Грузию, сейсмостойкое строительство пока делает первые шаги, а в таком глухом углу, как Ахалкалаки о нем и не слышали. Так что 250 погибших, получите и распишитесь.