Страница 6 из 66
Глава 5
Согревающие пластинки — вещь, жаль, мало с собой взяла. Это ж если мы не дойдем до населенного пункта к ночи, придется спать на земле в голоде и холоде, а, значит, последнее чудо–средство потрачу. А добредем мы куда–то едва ли, я ведь сегодня в образе правильной аристократки, то есть обувь на мне максимально непрактичная.
— Все, Артур, — восклицаю где–то посреди проселочной дороги, которую мы выбрали своим ориентиром, — не могу больше. Бросай меня здесь, а сам спасайся. Ноги отваливаются. Лучше бы ты заказал ужасающую невесту, тогда я бы обулась во что–нибудь страшное, но удобное.
Буквально падаю на траву и, не стесняясь, разуваюсь, присматриваясь к собственным ступням. Герцог слегка краснеет. И чего это он такой стеснительный? Вроде не должен быть таким, рядом с королем всегда уверен в себе. Я читала в газете. К счастью, посещать королевский двор самостоятельно надобности пока не было.
— Они тебе натерли кожу, — он присаживается напротив и берет мою правую ступню в руки. — Позволишь? Я осмотрю.
Теперь настала моя очередь краснеть, смущаться и, кажется, заикаться.
— Д–да, — медленно киваю, — к–конечно.
— Видишь? Кожа покраснела, а тут уже ранка, дело не только в каблуках, — говорит Клемондский. — И зачем только вы, девушки, мучаете себя, такие ножки, — он слегка оглаживает мою ступню, от чего по телу моментально пробегают мурашки, — будут прекрасны даже в крестьянской обуви для пахоты.
Отвечаю не сразу, немного подвисаю с открытым ртом, завороженная действиями герцога. От его рук боль как будто отходит на второй план, уступая место другим ощущениям, гораздо более чувственным…
— Кхм, — прочищаю горло и слегка трясу головой, чтобы избавиться от наваждения, в моей работе разум всегда должен оставаться холодным, — обувь для пахоты я не примеряла, но если бы вы увидели меня, ваша светлость, в том, в чем я обычно пугаю родственников своих женихов, вы бы наверняка изменили свое мнение про красоту ног в любом обличии.
— И снова на «вы» перешла, — он насмешливо выгибает бровь, а я опять краснею. — К счастью для нас, — Артур делает вид, что не замечает моего смущения, снова ощупывает ступню, — у меня в нагрудном кармане есть залечивающая мазь. Сейчас помажем твои ножки, и снова сможешь идти.
— О, вы, — спотыкаюсь на обращении, — то есть, ты, должно быть, лекарь? Не заметила этого в твоем личном деле.
Лучший способ вернуть себе контроль над ситуацией — это шутить и дерзить.
— Весьма польщен, что моя скромная персона настолько заинтересовала тебя, что ты составила личное дело, — усмехается Клемондский, принимаясь обрабатывать мои израненные ступни.
— На самом деле у меня нет ни на кого дел, — говорю тихо, — хотя про тебя сложно ничего не знать, газеты ведь я иногда читаю.
— Я в курсе, что ты тщательно не изучаешь подноготную клиентов, и зря! Как ты можешь быть уверена в том, что человек — не самозванец?! Поедешь с ним якобы в семейное поместье, а попадешь в лапы к извращенцу!
Герцог давно закончил обрабатывать мои ноги и в данный момент угрожающе нависает надо мной. Наши лица в опасной близости друг от друга, но природное упрямство не позволяет мне отстраниться.
— С чего это тебя волнуют мои методы работы? Тебя должен волновать только твой заказ. Озаботься тем, чтобы самому не оказаться извращенцем, — произношу обманчиво–спокойным голосом, хотя внутри меня все кипит от возмущения.
Как раз одна из причин, из–за которой я ушла из дома, была нежеланием слушать нотации.
Глаза Клемондского темнеют, он явно крайне недоволен, и меня даже посещает мысль, а не говорит ли он мне это все, поскольку является как раз плохим человеком, которому нравится издеваться над людьми. Прочитает такую отповедь жертве, и совесть отпускает. Некстати вспоминается слуга герцога, бросивший нас на мосту.
Но вдруг откуда–то сбоку слышится шум, отвлекая меня от дурных мыслей.