Хранитель истории

Впрочем, он здесь как раз для того, чтобы и сделать это невозможным.

Но фото девушки, распластанной на асфальте, были не единственными. Далее Эдвард показал фото сбитого машиной парня, ее брата, которого она так пыталась спасти. А напоследок — фото двух могил. На одной — Стефан де Ла Фере (1996–2015), на другой — Габриэль де Ла Фере (2000–2015).

Она плакала, когда смотрела на это. Он не хотел причинять ей боль, но иного выхода не видел. Если задуматься, то это была небольшая плата за то, чтобы сохранить ей жизнь. Хоть они виделись с ней нечасто, хоть их разделяло много лет, он чувствовал к ней щемящую нежность, а точнее — к воспоминаниям о ней, а потому желал ей только добра. Если для того, чтобы совершить это добро, нужно было стать в её глазах злодеем, то… что ж, не так это было и страшно.

— Убийство Жана изменило все, — тяжело сказал Эдвард, погасив голографию. — Абсолютно все. Я не мог позволить тебе так умереть. У тебя была прекрасная жизнь. Да, в ней было место боли, но это же жизнь. Перестань пытаться вернуть прошлое, начни жить настоящим. Рядом с тобой будут хорошие люди, и у тебя будет хорошая… семья.

— Я… Как я могу в это поверить?.. Такого просто не может быть…

— Ты думаешь, я стал бы так шутить?! Ты даже не представляешь, как много изменилось! Взгляни хотя бы на вот эту нашивку! — Он указал на своё плечо.

— Как это?..

— Убийство Жана повлекло за собой тяжелые последствия. Наше отделение перестало существовать, а без существования нашего отделения Уильямс спас «Титаник», на котором плыли какие-то важные для его плана люди, а после сблизился с Гитлером. Со знаниями будущего и с оружием будущего, он помог Третьему рейху победить в войне.

— Что?..

— Я не шучу. Думай о последствиях. Всегда вспоминай эффект долбанной бабочки!

— Я хотела как лучше… — Из ее глаз снова брызнули слезы.

Эдвард понимал, что ей непросто в это поверить, что ей непросто признать, что как бы она ни пыталась спасти брата, у неё это не получится.

— Я знаю. — Эд неожиданно смягчился и погладил ее по плечу. — Просто, пожалуйста, остановись, пока не поздно. Может случиться так, что ничего исправить уже не удастся.

— Но я его ненавижу. Он убил моего брата и моих родителей. Он должен быть наказан!

— Жан не убивал твоих родителей, они погибли в автокатастрофе, и виновата в том была только педаль тормоза, которую заело, — резко возразил он, точно оправдывал этого человека, а потом понял, как жестоко прозвучали его слова. — Извини. Мне жаль, что он так поступил с твоим братом. Но Жан был за все это наказан. Я лично его посадил. И он получил сполна за все то, что натворил. По крайней мере, в той вселенной, в которой я не носил нацистский герб на своём плече.

— То, что он сказал… Это правда? Он твой отец?

Эдвард еще не успел это обдумать и как следует этому удивиться, но неожиданно понял, что такое вполне могло быть. Жан встречался с матерью недолго, но уже переехал к ней в дом, чтобы подобраться к Анаис. Когда он убил брата Эль, то смог где-то скрыться. Мама, разбитая осознанием того, что едва не связала свою жизнь с убийцей, часто наведывалась в бар, где и познакомилась с папой. Что если на тот момент она уже была беременна? Эдвард даже решил посчитать — он родился в августе, а родители познакомились в декабре, с Жаном же мама познакомилась в ноябре. Чей же он тогда сын? Эдвард решил, что если он сын Жана, то это вполне могло бы объяснить, во что он стал превращаться.

— Я… не знаю, — наконец ответил он. — Но вероятность, как видно, процентов пятьдесят.

— Эд… это…

— Ужасно? Да. Узнать, что ты сын самого ужасного человека, которого мечтал засадить несколько лет, не очень-то приятно.

— Может, он солгал?

— Но зачем ему лгать?

— Чтобы сбить тебя с толку? — предположила она.

— Не знаю, — вздохнул Эд. — Я узнаю у него, когда вернусь в своё время. Если меня не встретит, конечно, то ужасное государство.

— Неужели на этом конец? Неужели я так и не смогу вернуть Стефана? Неужели он в любом случае погибнет?

— Эль, мне жаль, правда. Я знаю, что значит, потерять родного человека. Я недавно потерял сына. Но мы не можем их вернуть, как бы нам этого ни хотелось. Мне кажется, такими вещами распоряжается сила, стоящая выше всех нас.

— Ты хочешь сказать, что Бог?

— Бог или не Бог. Никто не может с точностью сказать, что находится там. Но все-таки я думаю, что там что-то есть. По крайней мере, пытаюсь верить в это. Вера в то, что человек, которого ты любил, попал в мир лучший чем тот, из которого он ушёл, очень… утешает.

— Не знаю. Возможно.

— Пообещай, что не станешь больше ничего делать, — попросил он.

— Я не…

— Эль.

— У меня правда будет хорошая жизнь?

— Очень хорошая.

— Тогда я… постараюсь.

ПАРИЖ, 2048 ГОД

Эдвард возвратился в отделение в таком состоянии, как будто ему врезали по голове дубиной. В ушах бешено шумела кровь, заглушая все остальные звуки, а в мыслях была ужасная путаница. Жан знал Эдварда, как видно, давно. Он дал понять это ещё во время ареста. Он сказал, что Эдвард станет ему помогать, и оказался прав. А ещё он говорил, что от его жизни зависит и жизнь Эдварда. Неужели он намекал на своё отцовство?.. Эдвард был в смятении. Спасение жизни Жана закончилось совершенно неожиданно. Утешало лишь то, что с часов пропала вся информация о смерти Эль и что на стене снова появился французский флаг. Это означало, что история стала прежней.

Но вот жизнь Эдварда прежней уже никогда не станет.

Он стремительно направился к выходу. Нужно было добраться до бомбоубежища, где была организована тюрьма для Жана, и как можно скорее все прояснить. Эдвард должен знать правду прямо сейчас, а иначе он сойдёт с ума.

Жаклин, увидев, что дядя вернулся, понеслась вслед за ним.

— Эдвард, — позвала она на ходу.

Он никак не отреагировал, просто продолжил нестись меж стеклянных стен.

— Эдвард! — воскликнула Жаклин, догнав и схватив его за рукав.

Он остановился и посмотрел на неё злым взглядом.

— Чего тебе?

Жаль, что в бомбоубежище нельзя было телепортироваться, иначе бы он сразу так и поступил.

В отношении тюрьмы существовали некоторые правила. Самое главное: путешественникам во времени запрещено попадать туда с помощью телепортации, если датчики засекут нечто подобное, то система охраны приравняет это к побегу заключённого, в результате чего включится сирена и отправится сигнал во все инстанции — в отделение, министру внутренних дел и даже президенту. Вход только через дверь и только с разрешения охранника, который сидит около двери в бомбоубежище. Он отключает систему и наблюдает за диалогом между посетителем и заключённым, сидящем в особой камере, из которой невозможно выбраться.

— Ты куда? — спросила Жаклин.

— Надо.

— Все получилось. Все на своих местах. И нашивки исчезли, — констатировала она.

— Я заметил.

— Куда ты идешь?

— Мне надо потолковать с Жаном.

— Об Уильямсе? — предположила она.

— И о нем тоже.

— Пока ты исправлял историю, я узнала кое-что насчёт Жана.

От этих слов Эдвард похолодел. Она узнала то же, что узнал он?..

— Точнее это касается биографии Дэнни Готтфрида. — Жаклин сделала тревожную паузу. — Дирк Готтфрид это на самом деле Жан. Дэнни сын Жана.

— Чего?..

— Я обнаружила одну фотографию, — объяснила Жаклин. — Там Луиза и Жан вместе. И подпись, что это Луиза и ее муж Дирк Готтфрид, который пропал, когда Дэнни было около шести лет. Она была в архивах издательства «Скрибнерс», которые мне взломала Эдит. На фото не было самого Дэнни, а когда я искала среди этих архивов фото с Дэнни, то делала это по программе распознавания лиц. Тут я решила поискать про его мать и пустила в программу ее лицо. Среди архивов нашлась эта фотография, где она вместе с Жаном. Луиза передала все свои фотографии в «Скрибнерс», потому что Дэнни был их автором, и она хотела, чтобы вся информация о нем хранилась у них на случай, если о нем захотят написать биографию.