Приговоренные к приключениям

Внизу, за столом обычной американской придорожной забегаловки, в которую превратился «Дубовый лист», сидел какой-то бродяга в длинном черном плаще и размешивал сахар в чае, дымящемся в большой железной кружке. Услышав шлепанье босых ног по ступенькам, бродяга поднял глаза, и Бриан поразился его измученному, худому лицу.

— Похоже было, — Фараон подумал несколько мгновений, будто подбирая слова, — что он не спал уже несколько недель, не меньше.

Бродяга встал и коротко изобразил вежливый поклон.

— Вы кто? — оторопело спросил Бриан, опуская ствол дробовика вниз.

— Сначала скажите, юноша — где я?

— Вы в пабе «Дубовый лист», — объяснил молодой человек, нервно хихикнув и про себя вспоминая диалог старого моряка и Джима Хокинса на первых страницах «Острова сокровищ». — Но где точнее, сэр, я вам, хоть убейте, сказать не могу, пока не посмотрю в окно и на вывеску.

— Понятно, — без особого интереса отозвался незнакомец и поерошил длинные седые волосы, вьющиеся жесткими кольцами. — Не привыкать… Что касается меня, то мое имя, скажем, Ян Родуин. Да… Некоторые зовут меня Картафил или Агасфер. Родуин мне, честно говоря, нравится больше.

Бриан некоторое время смотрел на незваного гостя. Образование, полученное в колледже, включало в себя неплохой курс классической литературы и мифологии.

— То есть, вы тот самый… ну, Вечный…

— Вечный жид, говорите уж прямо, к чему недомолвки? Из песни слов не выкинешь, юноша, так что я не обижаюсь.

— Ладно, хорошо. И что, это вы отказали в отдыхе Иисусу? Знаете, если он был исторической личностью…

— Был! — отрезал гость, и добавил мрачно. — Вот только я не отказывал. Уж так получилось, что со стороны это выглядело совсем иначе. Особенно для центуриона, который командовал. Но это не я! Это мерзкая тварь, мое проклятие.

— Кто?

— Мануанус Инферналис, — прошипел Родуин. Его искаженное гневом лицо не очень-то располагало к смеху, но Бриан все-таки рассмеялся, услышав латинское название и машинально переведя его на родной английский.

— Смейтесь, юноша, смейтесь, — проворчал Вечный Жид. — Ибо смех есть отрада молодости… Но я вам правду сказал, все беды от этой твари.

Глава 3. Вечный Жид

Ян Родуин, он же Вечный Жид, Картафил, Агасфер и обладатель множества других звучных прозвищ, за столетия выдуманных писателями и поэтами, сидел напротив Бриана и уныло продолжал свой рассказ.

— Я толком до сих пор не знаю, где умудрился подцепить эту напасть. Десятилетиями изучал тайные книги, забытые проклятые рукописи… Даже до «Некрономикона», написанного проклятым арабом Абдулом Аль-Хазредом, дотянулся. Никакого толка от этого, правда, не было, Аль-Хазред пользовался смутными и сильно искаженными источниками, которые мне попадались в куда более древнем варианте. Единственное полезное упоминание я нашел в одном забытом апокрифе, ранней версии Книги Иисуса Навина. Знаете, кто такой Иисус Навин? — спросил Родуин.

— А как же, — пожал плечами юноша, с ненавистью вспоминая, как приходилось наизусть учить целые страницы из Ветхого Завета на латыни. Преподаватель благородного языка римских императоров в колледже почему-то считал, что латинская Библия, она же Вульгата, лучше всего годится для постижения красоты текста. Бриан был с ним категорически не согласен, предпочитая стихи Катулла, но кто его спрашивал-то…

— Так вот. Этот самый Навин был ничего себе полководцем. Чтоб я так жил, как он замордовал целые племена язычников с непроизносимыми именами. Всякие там иерамуфяне, газеряне и прочие — и всех наш бравый Йехошуа бин-Нун помножил на ноль, — временами Вечный Жид почему-то переходил на почти карикатурное еврейское произношение и становился похож на ювелира, каких Бриан тоже немало повидал в лондонском Хаттон-Гардене. — Но... таки что же вы себе думаете? Был один народец, с которым даже отморозок Навин предпочел не связываться.

— Родные евреи? — неудачно пошутил Бриан. Картафил уничтожающе глянул на него и отхлебнул из кружки.

— Ой-вэй, такой остроумный молодой человек, и до сих пор не выступает в ток-шоу! — саркастически проскрипел он. У Бриана, сделавшего каменное лицо, предательски покраснели уши. Откровенно насладившись этим зрелищем, старый бродяга продолжал, причем карикатурный акцент из его речи мгновенно пропал. Произношение стало безупречным.

— У бедолаг все шло через… кхм… задницу. Все, за что бы они ни брались. Не ловилась рыба, потому что в сетях, как их ни латай, все время были дырки. Толком ничего не росло на полях. Молитвы не помогали, хотя весь народ рыдал и воздевал руки к небу днями и ночами. Да что там, они могли на ровном месте навернуться, могли даже сломать себе палец, просто почесав за ухом. Феноменальное невезение. Навин, кстати, к тому времени уже разрушил Иерихон и не сомневался, что все делает правильно. Горящие глаза, горний свет, вот это вот все… Но, когда разведчики, которых он послал, чтобы как следует разузнать все об этом племени — ну не помню я его названия, хоть убей! — вернулись и рассказали, что они видели, даже у Йехошуа бин-Нуна волосы встали дыбом. Он строго-настрого, под страхом смерти запретил своим воинам прикасаться к чему-нибудь, брать трофеи и даже осквернять свои мечи и кинжалы кровью невезучих иноверцев. Вместо этого Навин неделю кряду молился в уединении, и так получилось, что небесный огонь сошел из облаков и выжег всю территорию похлеще напалма. Содом, часть вторая. Сразу подсказываю — не трудитесь, в Ветхом Завете вы об этом ничего не найдете, поскольку Навин был умным человеком и приказал держать все в строжайшем секрете, — Ян Родуин немного помолчал, облизывая тонкие сухие губы.

— Но, если все было так, откуда же взялась эта, как вы говорите, напасть? — скептически осведомился Бриан, уже прикидывая, как бы ловчее выпроводить странного старика.

— Похоже, кто-то из воинов ослушался приказа. И решил прихватить что-то «на память». Какую-нибудь золотую цацку, я полагаю. А вместе с ней и это… этого. Честно говоря, до сих пор не понимаю, как этот осколок изначального Хаоса попал к несчастному племени. Скорее всего, достался от еще более древних народов, населявших когда-то те места. А может быть, благополучно пережил библейский потоп, отлежался в иле и был выкопан каким-нибудь бедолагой, расчищавшим свое поле. Да неважно это, черт возьми! Важно другое. От Навина, от всех его воинов и врагов не осталось даже праха, но вот мне феноменально «повезло», — старик умудрился произнести последнее слово так, что в нем отчетливо слышались кавычки. — Ах, молодость! Нет в ней ни страха смерти, ни уважения к мудрости старших, ибо сказано, что… а, я опять отвлекаюсь.

— Короче, — взгляд Вечного Жида потяжелел, заострился, в зрачках будто отразилось блестящее кривое лезвие сики, и Бриан увидел, что на самом деле перед ним сидит вовсе не ветхий бродяга, а убийца, повидавший за свою невообразимо долгую жизнь такое, чего обычному человеку не понять. — Я тогда шатался с одной веселой компанией. Шайкой, проще говоря. Грабили мы старые мавзолеи, склепы, не брезговали руинами. Веселились, как могли, не верили ни во что, кроме золота. Больше золота — славно. Еще больше? — да просто отлично! Подколоть одинокого прохожего? Как чашку воды выпить. Правда люди подобрались разные. Вот был у нас такой паренек — Ионафан, так он до скрежета зубовного ненавидел римлян, не упускал случая кому-нибудь перехватить глотку, будь то пьяный легионер из гарнизона, или чиновник. Отморозку плевать было на то, что потом все кругом стоит на ушах, облавы и допросы. У него-то самого не было ни кола, ни двора, а всю родню как раз эти самые римляне и выкосили под корень. Так что Ионафан был идейным, хотя и грабежей не гнушался. Тогда про сикариев никто и слыхом не слыхивал, это потом, через несколько десятков лет они вошли в моду — что ни случись, во всем сразу обвиняли ужасных сикариев, даже если соседская коза напоролась боком на какой-нибудь сучок. Караул, люди добрые, Белянку мою сикой ткнули, не иначе! Но смех смехом, а наш Ионафан как раз был из таких, и кровищи на нем было больше, чем на мяснике со скотобойни. А с виду – улыбчивый, вежливый, старушке всегда поможет, калеку переведет через улицу… Ну, это я сейчас вам, юноша, рассказал, чтобы вы понимали, с кем я тогда якшался.