Страница 40 из 66
— Феллятор, говоришь? Да, подруга, не повезло тебе с клиентом. А я заплачу, смотри-ка! — монета блеснула в воздухе и тут же погасла, исчезнув в тонких цепких пальцах. Поток ругательств мгновенно оборвался.
— Конечно, господин, я подскажу! Идите сейчас прямо, отсчитайте два дома по правую руку и сверните в переулок. Минуете заведение Одноглазого Тития, там еще на стене нарисована парочка, сами поймете, чем занимаются, а ниже написано «Оппия подмахивает незадорого». Там повернете налево, и вы на Сандальщиков! А может к нам заглянете? — хихикнула женщина, лица которой Бриан так и не смог разглядеть, как ни старался.
— В другой раз, красавица, непременно. Да хранит тебя Венера Вульгивата изо всех своих сил!
Заведение Тития оба прошли молча, одновременно покосившись на корявый рисунок неприличного содержания. Надпись, про которую говорила проститутка, здесь тоже была.
— Все, я узнаю эти места, — облегченно вздохнул Вар. — Мы дома.
По сравнению с другими харчевнями, каупонами и попинами Рима, «Дубовый Лист» просто сиял огнями. На этот раз паб выглядел, как обычная деревянная дверь в стене дома. Над дверью ярко горели два фонаря, заправленные хорошим маслом, выше был нарисован тот самый дубовый лист и недвусмысленный намек — винный кувшин и блюдо с оливками. На низенькой скамеечке у самой двери неподвижно сидел огромный рослый мужик, весь бугрящийся крепкими мускулами, положив на колени увесистую короткую дубинку из твердого дерева. На смуглых плечах виднелись синие, потускневшие от времени солдатские татуировки — римская цифра, похожая на номер легиона, коряво наколотый орел с распростертыми крыльями, и еще что-то непонятное, напоминающее не то вставшего на дыбы медведя, не то какое-то чудовище.
— Интересно, — протянул Вар, разглядывая здоровяка, — экий он все-таки расписной, я еще в прошлый раз приметил. Жуков явно ошибался…
— Кто? — переспросил валлиец.
— Да есть у нас один знаток римской истории. Его лекции очень популярны. Так вот, он любит утверждать, что, мол, татуировок у римских граждан во времена поздней Республики не было. Говорит — только варвары себя такими расписывали, а квиритам как-то не подобало. А я всегда был уверен, что это не так. Ну вот сам подумай — служишь ты лет пятнадцать в каком-нибудь Восьмом Галльском… хотя это уже Империя, но по времени почти рядом. Кругом такие же отморозки как ты — от войны к войне, годами в одном строю, без семьи, только и работы, что маршировать, да убивать. «Щит вверх! Коли!» Развлечения немудреные — выпивка, продажная любовь, хороший мордобой, ну еще в термы сходить на увольнительную, если повезет оказаться не в какой-нибудь Парфии, где воду в день по чашке выдают. А у варваров, которые на тебя прут, все тело в татухах. Говорят — чтобы богов почтить. И задумывается наш легионер: боги — это хорошо. Богов чтить надо. Почему бы на себе не нарисовать что-нибудь в честь Марса? Или меч… о, точно, гладий! Гладий — он всегда с тобой, он вернее жены. А можно перед дембелем с однополчанами закутить и дружно набить себе символ легиона, да хоть номер когорты… Всегда солдаты так делали и будут делать, хоть до нашей эры, хоть после.
Фараон кивнул задумчиво.
Охранник поднял на Вара и Фараона пустой взгляд, когда они подошли к двери, но не пошевелился и ничего не сказал, тут же опустив глаза. Повар толкнул дверь, и та удивительно бесшумно открылась, мягко повернувшись на хорошо смазанных бронзовых петлях.
— Слушай, — спросил он валлийца озадаченно, — ты с этим големом у двери пробовал поговорить?
— А сам как думаешь? Еще вчера. В ответ – никакой реакции. Но потом тут двое пьяных сцепились, так он их скрутил моментально, никто не успел даже понять ничего. Раз! — и все. Уже второй раз на моих глазах. Похоже, «Дубовый Лист» умнеет не по дням, а по часам…
— А может, это…
— Не-ет! — Фараон яростно замотал головой. — Только не говори мне, что это Мануанус его сделал!
— Неть, — солидно пропищал кто-то прямо у него за плечом. — Онь самь.
— Легок на помине, — вздохнул Фараон. В пустом помещении трактира-каупоны было тихо и светло, несколько светильников горели ровным ярким пламенем без копоти. Мануанус Инферналис, выглядевший особенно щетинистым, вольготно полулежал на широкой каменной полке рядом с дверью. При этом монстр был на манер тоги закутан в грязно-белую тряпку с пурпурной полосой.
— Ты где это взял? — изумился Варфоломей.
— Сенатор-рь… — неопределенно отозвался Мануанус, показывая тощей когтистой лапкой куда-то вдаль. — Пьянь… Пропиль, ушель.
— В одной тунике, что ли? — изумление повара все росло. — Свят-свят. Как здесь вообще сенатор оказался? Я думал, на Виа Сандалариа никого из патрициев даже мешком сестерциев не заманишь!
Мануанус хрюкнул задумчиво. Тем временем Фараон, уже успевший смыть с себя уличную пыль, заклеить мозоль пластырем и выпить кружку воды, с наслаждением вытирал лицо полотенцем. Внезапно он нахмурился.
— Странно, кстати. А почему никого нет-то? Ночь, конечно, но тут и по ночам полно желающих горло промочить. Вчера ребята из погребального братства в это время только начинали разогреваться. Или день какой-то особенный?
— Выгналь! — гордо проскрипел Мануанус. — Всехь! Гнусь и мерьзь! Спать надь!
— Легионеров на него нет, — горько пожаловался Фараону Вар. — Клиентов отпугнул, скотина! Смотри, центуриона какого-нибудь позовем, чтобы тебя в гробницу запечатал. Тут этих гробниц за городом — тьма тьмущая.
Щетинистый монстр недовольно заворчал и опасливо притих, поплотнее замотавшись в обрывок тоги.
В это время в дверь постучали. Стук был властным и резким — чувствовалось, что стучавший знает себе цену и не привык долго ждать.
— Что за… — пробормотал Фараон. — А охранник наш там зачем сидит? В пыль он рассыпался от скуки, что ли?
Стук повторился. Дверь — крепкая, двойная, пробитая гранеными гвоздями с квадратными шляпками — не шелохнулась, но из-за нее раздался громкий голос:
— Да что тут, все вымерли, что ли, клянусь эриниями? Я хочу выпить! Честному квириту что теперь — идти в какую-нибудь драную богами дыру, где даже света нет?
— Господин… — кто-то безуспешно пытался уговорить громкоголосого. — Господин, на вилле есть все, что душе угодно…
— Моей душе, Евтерпий, угодно сейчас глотнуть дрянного винца именно здесь, посреди Рима! Если бы я хотел тускуланского со снегом или фалернского из золотого кубка, я бы так и сказал. К манам твою виллу, здесь живые люди, а не угодливые рожи прихлебателей!
— Господин…
— Эй, там! Если жжете масло в светильниках, значит и гостей ждете! Открывайте, у меня в горле пыльно, как в нубийской пустыне!
— Какой настойчивый клиент, — с интересом заметил Варфоломей, машинально доставая из-под плаща сантоку и пряча его под стойку каупоны. — Надо пустить.
Валлиец молча пожал плечами и откинул засов. Дверь тут же распахнулась, и внутрь ворвался невысокий худой мужчина в сенаторской тоге, один конец которой, небрежно перекинутый через плечо, то и дело чиркал по земле, собирая пыль. Мужчина прищурился от яркого света и обвел взглядом харчевню.
— Какое интересное место, а? — протянул он насмешливо, чуть шепелявя. Через секунду его светло-голубые, почти прозрачные глаза воткнулись в лицо Вара, как два сверла. На лице, почти старческом, изборожденном морщинами и состоящем словно бы из одних резких углов и впадин, эти глаза невольно приковывали к себе внимание — настолько остро и пронзительно они смотрели. Вару показалось, будто в них полыхает постоянно сдерживаемая ярость. Но тут человек широко ухмыльнулся, и это ощущение пропало без следа.
— С каких пор в этих убогих переулках не жалеют света? А, Евтерпий?
— Не знаю, господин, — растерянно отозвался тот, кого назвали Евтерпием. Имя греческое, но по виду это был типичный вольноотпущенник, сопровождающий своего патрона по злачным местам. Еще двое — охранники с факелами, переминались с ноги на ногу у дверей, а за ними виднелось невозмутимое, как кирпич, лицо голема. Худой мужчина уверенно уселся за ближайший стол, и прищелкнул костлявыми пальцами.