Приговоренные к приключениям

И вот сейчас этот повзрослевший отморозок, упакованный в щеголеватый костюмчик с галстуком, догонял меня.

— А я смотрю — ты или нет! — фальшиво скалясь, подошел он поближе. — Какая встреча!

— Чего тебе? — хмуро спросил я. — Район здесь вообще не твой, если не ошибаюсь.

— Ну вот, — деланно огорчился Акира. — Я к нему со всей душой, а он… Просто я здесь по делам, понял? А вот у нас с тобой, кажется, есть незаконченное дельце, да?

— Нет у меня с тобой никаких дел, шпаненок, — спокойно сказал я ему, с наслаждением наблюдая, как глумливая улыбочка пропадает с узкого лица и сменяется бешенством. — Просто потеряйся, пока я тебе не поправил твою прическу.

Его рука невольно дернулась к внутреннему карману пиджака. Я засмеялся.

— Воу-воу, полегче, братан! Станешь палить на виду у людей, прямо тут? Не попутал ничего?

Акира справился с собой и снова заулыбался.

— Зачем палить? Я вдруг вспомнил, что давно не навещал лавку Окаты. Очень давно… зато его внучку… Томико, кажется? – видел ее недавно. Красивая девушка. Самое время познакомиться с ней поближе. Ты как, не против?

Я почувствовал, как у меня немеет лицо, будто я стоял на сильном морозе. Волна бешенства нахлынула изнутри, голова стала пустой и звонкой. Но я заставил себя равнодушно улыбнуться. Решение пришло сразу.

— А почему бы мне быть против? Дело твое, я тут вообще проездом, — я сделал вид, что задумался, потом примирительно выставил руки ладонями вперед. — Как-то неправильно мы начали разговор, Акира-сан, ты так не считаешь? Слушай, может выпьем, поговорим нормально? Я тут знаю одно местечко, хозяин мне обязан, так что поставит лучший виски.

В глазах Акиры я увидел торжествующее презрение: все, попался гайдзин, теперь никуда не денется, можно выжимать досуха. Но он тоже улыбнулся.

— Неплохая мысль. Давай, веди, что ли.

В пустом тупичке, куда я свернул после пяти минут петляния по лабиринтам переулков, не было ни души.

— Что за дела? — Акира настороженно осматривался. — И где твое местечко?

— Да вот оно! — сделав удивленное лицо, я показал на какую-то дверь возле мусорного бака. — Вывески нет, ну и что? Здесь, кстати, играют, не только пьют. Чисто для своих, понимаешь?

Я сделал вид, что хочу постучать в дверь и встал вполоборота. Браток расслабился, вальяжно сунул руки в карманы брюк. Зря ты это про Томико, сволочь…

Он дернулся в сторону, но не успел. Порубите-ка мясо и рыбу с мое, когда тебя все время подгоняет су-шеф и некогда даже вытереть пот со лба. Сталь Зангецу развалила череп Акиры с поразительной легкостью — только хрустнуло глухо, как будто раскололся переспелый арбуз. Хрусть, чавк, глухой шум от падения — и больше ничего, ни звука. Времени у меня не было совсем, зато я точно знал, что во всех этих переулках нет ни одной камеры. Странно для высокотехнологичного Токио, конечно.

Нет, я не маньяк. Я просто повар, который вырос в «лихие девяностые». И никакой жалости к подобным типам у меня нет. Поэтому Акира компактно уместился в мусорном баке, который я для верности подкатил, чтобы закрыть лужу крови. В левом рукаве у подросшего шпаненка нашелся узкий длинный нож, который, похоже, он не раз пускал в дело. Так что я лишь немного опередил шустрого паренька.

— Эпитафии не будет, — сказал я крышке бака, послушно лязгнувшей под моими руками в перчатках. Потом я посмотрел на свои ладони. Пальцы не дрожали.

Фараон открыл мне дверь почти мгновенно, как будто все это время стоял там и прислушивался.

— Быстро ты, — одобрительно проворчал он. — Все нашел?

— Ага, — отозвался я. — Если знаешь, где искать, то зря времени не тратишь.

— И что теперь?

— Теперь?

Я зашел на кухню и выгрузил фугу и специи из рюкзака. Посмотрел на разделочный стол и плиту.

— Теперь я буду готовить, а ты, если хочешь, смотри, но только тихо. Тут под руку говорить опасно. Я, конечно, делал фугу не один раз, но это штука такая… Восток — дело тонкое, Петруха.

— Что? — не понял Фараон.

— Не берите в голову, коллега, это просто цитата. В общем, мне понадобится предельная скорость и сосредоточенность. Настоящее фугу-дзюцу для самураев!

Взмах. Еще взмах. Надрезать вокруг рта. Чешую долой. Теперь глаза и позвоночник. Некоторые удаляют голову целиком, но я предпочитаю оставить, просто надо вытащить мозги, а чтобы это сделать, нужна верная рука. Теперь внутренности… очень аккуратно, очень точно. Печень рыбы-собаки — это настоящий склад яда. Так. Сделано. Аккуратно убрать шкурку. Разделываем на филе. Теперь режем так, чтобы кусочки просвечивали насквозь, как лепестки… Осталось промыть, и еще раз, и еще.

Сейчас ресторанный повар должен красиво разложить тонюсенькие ломтики на тарелке и подать гостям вместе с особым соусом. Но мы этого делать не будем. Точнее, будем, но только с одной порцией. А вот для второй мне понадобятся ядовитая печень и перчатки, потому что в ход вступает тот самый старинный рецепт. Печень и еще кое-что из большой пластиковой банки от Миуры.

Когда я оторвался от фугу, обработал ножи горячим паром, упаковал ядовитые остатки и как следует вымыл стол, уже темнело. Фараон сидел у окна, задумчиво опираясь щекой на кулак и зверски зевал.

— Готово? — встрепенулся он, хлопая покрасневшими глазами.

— Само собой! — с энтузиазмом, от которого даже актер провинциального театра упал бы в обморок, вскричал я, одновременно глазами показывая ему вокруг, на потолок и стены, и страшно ими вращая. — Да я ничего вкуснее в жизни не готовил! Это шедевр, я тебе клянусь! Ты просто пальчики оближешь, или даже проглотишь!

Трехногий стул в углу негодующе скрипнул, или мне просто показалось. Но я продолжал:

— Тащи-ка бутылочку саке, которую я принес! Только не надо подогревать, ладно? Это настоящий божественный напиток, а не какой-нибудь скверный самогон! Без саке ты не прочувствуешь всего восторга, который я тебе приготовил!

Стул скрипнул еще раз, теперь издевательски, и я коротко пнул по одной из ножек. Палец ушиб, между прочим. Зато зачарованная мебель обиженно замолчала. Продолжая бурно восторгаться в пространство и воздевать руки к небу, я разложил ломтики фугу на две тарелки. В середине первой поставил чашечку с традиционным уксусным соусом понзу.

А вот со второй пришлось повозиться. К счастью, в Фараоне вдруг тоже проснулся актерский талант, куда более убедительный, чем у меня. Ахая и охая, демонстративно пуская слюни над первой тарелкой, он унес ее в зал, поставил на стол и занялся сервировкой: безупречно белые салфетки, серебряные палочки для еды, бутылка охлажденного саке (я не поскупился и заплатил Миуре бешеные деньги за бутылку отменного «Дзюммай Дайгиндзё», которого не постыдились бы даже при дворе императора). Само собой — редька дайкон, мелко нарезанный лук и красный перец на столе оказались тоже. Все честь по чести.

Я тщательно вымыл руки, снял фартук и торжественно прихорошился. Не переставая болтать. Улучив момент, мой валлийский приятель, с вдохновением великого трагика метавшийся между холодильником и залом, подобрался поближе и шепнул мне на ухо:

— Что с рыбой делать?

— Ты забыл? Рыбу мы будем есть! — свирепо прошептал я. — Садись за стол!

К чести Фараона, надо сказать, что при упоминании о предстоящем нам пиршестве он не изменился в лице. Ну, почти.

Мы уселись за стол, и я взял на себя обязанности распорядителя. То есть, проще говоря — налил в чашечки-сакадзуки охлажденный саке, с удовольствием втянул носом тонкий аромат и жестом предложил Фараону поднять свою чашечку. Что он незамедлительно и выполнил.

— Буду краток, — сказал я. — Кампай!

Мы выпили. Я взял палочки и прокричал куда-то в потолок:

— О, неужели сейчас я исполню давнюю мечту? О, сколько лет я не пробовал это нежнейшее кушанье! Ты не представляешь, друг мой, как тебе повезло — ведь ты отведаешь фугу впервые!