Неотразимая

Диди отчаянно пыталась удержаться. Она открыла рот, чтобы позвать Билла, но звук не был слышен в грохоте волн. Доска вырвалась из-под нее и поднялась в воздух. Она опрокинулась назад и, прежде чем погрузиться в воду, почувствовала, как серое небо изогнулось над ней под каким-то сумасшедшим углом. Потом она барахталась, беспомощно кружась в водовороте пены. Ужас сдавил ее крепким мокрым кулаком. Она не могла вдохнуть. Глаза и рот были забиты песком. Что-то тяжелое ударило ее в висок, голова на мгновение наполнилась гулом, потом все погрузилось в абсолютную темноту.

Билл увлекся печальными размышлениями о Джессике и не сразу заметил, что Диди исчезла из поля зрения. Сначала он решил, что ее протащило волной дальше вдоль берега. Потом он заметил ее доску. Она подпрыгивала на волнах, потом ткнулась в песок и остановилась. Похолодев, Билл встал, оглядывая горизонт.

«Ничего, – твердил он себе. – С ней все должно быть в порядке».

В то же время, он знал, что даже хороший пловец может легко попасть в водоворот прибоя и оказаться беспомощным. Одного его друга однажды так ударило доской, что он потерял сознание и чуть не утонул.

Билл почувствовал себя виноватым. Нельзя было тренировать ее в такой день, как сегодня. Прибой был слишком непредсказуемым. И у нее еще нет опыта, чтобы справиться со всем этим. Если что-нибудь случится с Диди…

Вдруг он заметил ее и с облегчением вздохнул. Только через несколько секунд ему стало ясно, что она не плывет и что лицо ее опущено в воду.

В то же мгновение он начал действовать. Он бросился в кипящий прибой, отбросив все мысли, кроме одной – спасти Диди. Он должен ее спасти. Он не может дать ей утонуть. Внезапно он ощутил, что даже в мыслях не может допустить возможности потерять ее. Этого бы он не вынес.

Билл был хорошим пловцом. Не прошло и минуты, как он очутился рядом с ней. Она была без сознания.

«Может быть, поздно», – подумал он, ощущая какую-то дурноту.

Она не сопротивлялась, когда он обхватил рукой ее грудную клетку, поддерживая за подбородок, как его учили на курсах по спасению утопающих, которые он закончил прошлым летом.

– Ничего, Диди, – произнес он задыхаясь. – С тобой все будет хорошо… Ты обязательно выкарабкаешься…

Она не отвечала. Его охватил ужас. Он даже не мог понять, есть ли у нее дыхание. Ее лицо было пугающе бледным, голубоватого оттенка. А на виске, словно пятно красной краски на белой ткани, виднелся след от удара доской.

Никогда еще Билл не плавал так быстро. Как будто кто-то другой, помимо его воли, приводил в движение его руки и ноги, придавая ему силу, о которой он сам не подозревал.

Он плыл, как слепой, стараясь только поддерживать голову Диди над водой. Глаза щипало так сильно, что он почти ничего не видел. Он не мог понять, то ли это соль, то ли его собственные слезы.

Потом он положил ее на влажный песок, с силой надавил ей рукой на грудь, чтобы вышла вода, которой она наглоталась. Пятно на ее виске потемнело и стало зловеще багрового цвета.

«Пожалуйста, Диди, будь в порядке, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Как бы в ответ на его мольбу, Диди слабо пошевелилась и закашлялась. Билл почувствовал, как в нем крепнет надежда. Когда он наклонился над ней, чтобы приступить к искусственному дыханию рот-в-рот, он заметил, насколько бледной была ее кожа, особенно по контрасту с темными, влажными завитками волос. Почему он никогда раньше не замечал, какая она симпатичная? И даже веснушки, усыпавшие переносицу ее милого вздернутого носика, показались ему просто восхитительными.

В отличие от тела, губы Диди оказались теплыми. Теплыми и мягкими. Он почувствовал, как они слегка вздрогнули, когда он прикоснулся к ее рту.

Теперь он понял, как дорога ему Диди. Вот оно, это чувство, нахлынувшее внезапно, как прибой, скрытое прежде под спокойной гладью их дружбы.

Глаза Диди неожиданно открылись. Карие. Чудесного цвета, напоминающего жженый сахар. Как же получилось, что он и этого тоже не замечал? И, глядя в ее глаза, Билл вдруг почувствовал себя так, как будто тонул он сам.