Страница 5 из 20
Потом лес стал редеть, и я вышел к довольно широкой, наезженной дороге. Почва здесь была песчаная, дожди давно не шли, и следы легко читались – пограничник должен уметь разбираться во всевозможных следах. Больше всего их было от копыт и тележных колес, но среди них виднелись и оставленные безусловно автомобильными шинами – одним-единственным автомобилем, явно тут проходила не колонна, а одинокий самоход, очень похоже, что не грузовик или легковушка, а тяжелый бронеавтомобиль, типа БА-10.
После недолгого раздумья я и двинулся по дороге – она вела на восток, пусть и не прямехонько, а с некоторым отклонением к северу, но не особенно большим. Разумеется, непонятно было, иду я к деревне или от деревни (такая дорога свидетельствует, что неподалеку есть деревня, очень возможно, и немаленькая), – откуда на такой дороге указатели и таблички? Но, в конце концов, передо мной стояла самим собой поставленная задача – не людей искать, а продвинуться как можно дальше на восток. Впрочем, если места достаточно оживленные, может, и удастся разузнать обстановку. Лишь бы там не было немцев, казавшихся уже вездесущими…
А там меж деревьями показалась и околица, первые деревенские дома. Вот тут следовало держать ухо востро, чтобы не попасть как кур в ощип… Присмотрев местечко, где подступавший к околице лес был погуще, я укрылся за толстой елью и стал наблюдать в четыре глаза, слушать в четыре уха.
Определил я правильно: через пару домов от крайних стоял бронеавтомобиль БА-10, серьезная машина на трех осях, с танковой пушкой в башенке. Калибр я с ходу определить не смог (он мог быть и тридцать семь миллиметров, и сорок пять), но такие подробности были мне совершенно ни к чему. Гораздо интереснее другое: башенный и бортовой люки распахнуты настежь, и по броневику, азартно перекликаясь, лазают с обезьяньим проворством с полдюжины босоногих мальчишек. Двое гордо восседают на башенке, один подтягивается на стволе пушки, как на турнике (башня повернута так, что пушка смотрит в сторону), а еще двое – мать же твою! – вертят в руках снаряд от пушки. Хорошо еще, просто разглядывают, но если один из огольцов трахнет камнем по капсюлю…
В том доме, возле которого стоял бронеавтомобиль, возилась в огороде женщина, не обращая никакого внимания на забавлявшихся со смертоносной штуковиной ребятишек. Она была ко мне спиной, но, судя по оплывшей фигуре, уже в годах. В доме слева мужик лет пятидесяти лениво что-то делал с тележным колесом. Доносился, так сказать, повседневный собачий брех. Поблизости слышался стук топора – судя по интервалам между ударами, рубили дрова. Наконец, слева щипал травку табунок гусей. Судя по всему – особенно последнему обстоятельству, – немцев в деревне не было, может быть, еще не появлялись вообще. Иначе бы точно не обошли вниманием гусей, наверняка и бронеавтомобиль. Капитан рассказывал: два дня назад они встретили на дороге тройку БА-10 и обрадовались было, но вовремя заметили на бортах свеженамалеванные немецкие кресты, черные с белой каймой. Укрылись в лесу, но броневики их обстреляли и покатили дальше, – а за ними тянулись грузовики с немецкой пехотой.
Положительно, деревня жила мирной жизнью, как до войны… И я решился: вышел из-за дерева и направился в деревню, предварительно все же расстегнув кобуру и продумав пути отхода – если не так возвышенно, прикинув, как в случае чего со всех ног припустить в лес.
Пацанята меня заметили – и дружно припустили вдоль по улице, только босые пятки мелькали. Снаряд те двое бросили – ну, он от сотрясения не взрывается, не то что иные артиллерийские калибры с ввинченными взрывателями… Я подобрал его и осмотрел – капсюль целый. Заглянул в броневик: там на своем месте лежали пулеметные диски, а в решетчатом ящике торчали острые головки снарядов – все на месте, только одно гнездо пустое, вот он, снаряд оттуда, лежит в пыли у моих ног. Помянул недобрым словом экипаж – машину они, предположим, бросили, потому что кончилось горючее, причина самая что ни на есть уважительная, но вот бросить снаряды там, где детвора запросто могла подорваться… Боекомплект целехонек – значит, за все эти дни с немцами ни разу в бой не вступили. Драпали, обогнав пехоту, или попросту не выпало случая повоевать? Да ну их к черту, незачем ломать голову…
Неплохо было бы прихватить с собой пулемет с парочкой дисков – но замучаешься тащить, и, что важнее, в одиночку против колонны не много и навоюешь, даже с двумя пулеметами… Так, приборная доска вдребезги разбита, сразу видно, не спеша и обстоятельно: ни одного целого циферблата, только осколочки стекла на полу, стрелки либо погнуты-вмяты, либо выломаны. Хоть об этом позаботились, моторные. Да и пулемет без замка…
Сзади раздался звонкий тенорок:
– Интересуетесь, военный товарищ в синих штанах?
Я вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки и не спеша вылез. Спрашивал старичок в поношенном пиджаке со значком давным-давно отмененного общества «Друг детей», с редкой сивой бородкой на манер всесоюзного старосты товарища Калинина. Судя по лукавой хитрованской физиономии, здешний дед Щукарь, изволите ли видеть.
Оказалось, за то недолгое время, что я осматривал нутро бронеавтомобиля, возле него собралась немалая кучка деревенских: злоязычный «друг детей», две старухи, мужик крепко за сорок, три женщины того же примерно возраста и два юнца старшеклассных годков – оба, кроме комсомольских значков (они тогда были не с профилем Ленина, а с буквами КИМ в кружочке – Коммунистический интернационал молодежи), щеголяли и неплохим набором значков других: тут и «Ворошиловский стрелок», и БГТО, и ПВХО[4]. И та женщина, что возилась в огороде, смотрела на нас, подойдя вплотную к невысокому хлипкому заборчику.
Подходили еще два мужчины и две женщины – ну форменное тебе «по улицам слона водили»… Их взгляды оптимизма не внушали: двое мальчишек, правда, таращились чуть ли не восторженно, а взрослые смотрели хмуро, недружелюбно. Навидался я уже таких взглядов за последние дни. У таких язык не повернется еды в дорогу просить. Ладно, перебедую, кусманчик гусятины есть, разве что попросить какую-нибудь баклажку или пустую бутылку под воду… Уж напиться, я думаю, дадут…
– Отступаете, значит, военный товарищ? – спросил язвительный дедок, светясь улыбочкой и поглядывая искоса на односельчан с видом успешного клоуна.
– Так сложилось, – ответил я.
– Поди, на заранее подготовленные позиции?
Тут уж я промолчал.
– В точности как в ту германскую, – сказал мужик в годах с тем напускным бесстрастием, что хуже явной насмешки. – Тоже орали все поначалу, с батюшки-царя начиная: шапками закидаем, на вилы взденем, как сноп соломы… А потом насмотрелись… Сидишь в окопе с винтовкой, а он «чемоданами»[5] забрасывает…
– Да что вы такое говорите, дядя Рыгор! – воскликнул негодующе тот из комсомольцев, что был повыше ростом. – Сравнили тоже царские времена с советскими! Красная армия, я так полагаю, разворачивается для решающего удара…
– Развернули младенца – а он обкаканный… – проворчал мужик.
Тот, что пониже ростом, спросил звенящим голосом:
– Товарищ лейтенант, а нас призывать будут? Мы в аккурат десять классов кончили в райцентре, винтовку знаем и наган, в противогазах кросс бегали…
Стоявшая рядом женщина залепила ему смачный подзатыльник и прикрикнула:
– Без тебя, сопля, повоюют!
– Без тебя успешно отступят, – поддержал глумливый дедок. – До самого до Кремля, с которого, в каком-то стихе говорится, вся земля начинается…
– Да что вы такое говорите? – воскликнул парнишка чуть ли не со слезами на глазах. – Кто ж их пустит? В Кремле товарищ Сталин!
– Может, уж не в Кремле, а в Бугульме… – проворчала та баба, что отвесила ему подзатыльник.
Видя, что готова разгореться свара, я поспешил вмешаться:
– Есть другой вопрос, товарищи. Сельсовет в деревне есть?
– Куда ж без него, – сварливо ответила воинственная баба. – Деревня большая, сельсовет полагается… Только председатель как уехал третьего дня в райцентр, так и не вертался, хоть до райцентра и девяти верст не будет… А что?
4
Готов к труду и обороне; Готов к противохимической обороне.
5
«Чемодан» – крупнокалиберный снаряд.