Страница 44 из 100
— Ты погоди! Есть и еще кое-что вдобавок — если налить ЧерТуру стопку спиртного и накрыть хлебным сухарем, то он выпьет, закусит и уйдет, опять же, тебя не тронув… М-да… Ну да та бредовая эпоха позади. И страшноватый туман рассеял именно глас Пальмиры. И знаешь как?
— Ну это понятно — рация.
— Верно — кивнул старик, опять наклоняя бутылку над стаканчиками — Но глас пришел далеко не в каждый крест.
— Ну так и радиоприемник был не в каждой камере… Хотя стоп… а откуда они… не совсем понимаю, как они сумели связаться с сидельцами наверху… И что вообще такое Пальмира? Понятно, что убежище, но почему оно необычное? Как по мне то тут вообще ничего обычного не сыскать…
— По порядку — остановил меня Михаил Данилович, передавая стаканчик — Выпьем.
Выпили. Шумно выдохнули. Закурили. Глава Замка продолжил:
— Они действительно вышли на связь. Их было двое — два первых гласа Пальмиры, по очереди вещавших и вещавших почти сутки напролет.
— Вещавших куда? Кому?
— В знакомые лично тебе места. Они смогли передать сигнал только в те места, что были способны их принять. А таким был возможно лишь один горбатый тюремный крест.
— Стоп… то есть крест с дублирующей рубкой на верху? Как в моем случае?
— Да. И в одном из них каким-то чудом уцелела аппаратура связи. Уцелела и была активна.
— У сидельца был доступ к рубке?
— Вряд ли. Ты погоди, Охотник. Все что я тебе сейчас говорю про горбатый крест — только мои догадки, что во многом основаны на твоей эпопее и рассказах. Но есть и факты, что гласят следующее — одним прекрасным утром, во время обычной чалки, где обычно каждая сторона жаждет узнать новости и совершить взаимовыгодный обмен, один из удивительно бледных сидельцев вдруг заявил, что слышит потусторонние матершинные голоса… И что мол мат там через каждое слово. Голоса мол даже и не ругаются, а разговаривают на нем, и все талдычат и талдычат что-то про сорок лет отсидки и про необходимость быть готовым к внезапной высадке в снежную пустошь.
— Погодите… потусторонние голоса?
— Да. Он слышал голоса только лежа на своих нарах рядом с узкой щелью в стене. Оттуда и доносились эти призрачные голоса… Это и был первый сеанс связи с Пальмирой. Имя принявшего сигнал сидельца не сохранилось за давностью минувших лет, но он так упорно и часто рассказывал всем свои небылицы, что многие из почти отсидевших свой срок хотя бы частично, но поверили. И начали готовиться к неизбежному…
— Если это правда хотя бы наполовину — Пальмира действительно спасла многих — медленно проговорил я, мысленно представляя себе весь масштаб им содеянного.
Не знаю кто те двое, но по памятнику и по сорок портретов каждому они уж точно заслужили. Жаль, если их имена тоже канули в лету.
— Еще бы! — Михаил Данилович пристукнул кулаком по широкому подлокотнику — Они не только открыли всем глаза. Они давали дельные советы: искать тряпье и мастерить теплую зимнюю одежду и обувь, шить сумки или рюкзаки, заготавливать продукты и медикаменты, заниматься спортом и побольше ходить по кресту, чтобы ноги были привычны к долгому передвижению. Постараться изготовить снегоступы.
— И получается, по сути, что своими наставлениями они вдохнули чуть ли не сакральный смысл в само существование сидельцев — задумчиво произнес я.
— Это как? Любишь ты вот все же что-то этакое сказать вдруг…
— Но ведь так и есть — улыбнулся я — До этого сидельцы не знали, что их ждет и это мучило, заставляло придумывать и верить во всякие небылицы и страшилки. Глас Пальмиры развеял этот туман неведения. И выдал четкие инструкции вместе со списками всего необходимого. Благодаря чалкам и сплетням, а возможно и сделанным рукописным записям некоторых сидельцев, их наставления разошлись считай по каждому кресту…
— Были такие записи и есть. Бережно копируются уже новыми поколениями узников — кивнул старик — Все верно.
— Благодаря этим знаниям сидельцы обрели не только смысл своего существования, но и нынче столь модные и обязательно требующие осуществления важнейшие цели — продолжил я и начал загибать пальцы — С первых лет надо сберечь все с собой принесенное и тогда же самое время начать собирать медикаменты, вести здоровый образ жизни, копить что-то ценное, чтобы при оказии обменять с выгодой… Это ведь потрясающее сорокалетнее испытание…
— Как-как? — рука наливающего нам еще по порции коньяка Михаила Даниловича едва заметно дрогнула — Я не ослышался, Охотник? Ты действительно произнес вместе эти безумные и не могущие сочетаться друг с другом слова? Ты сказал: «Потрясающее сорокалетнее испытание?».
— Ну да — кивнул я и, поняв, добавил — Но только так и следует к этому относиться! Подобный настрой поднимет дух. Так что от своих слов не отказываюсь и смело повторяю — это потрясающее сорокалетнее испытание всех твоих возможностей, умений, природной хитрости и нажитой мудрости, а заодно тест того насколько низко ты можешь пасть или же наоборот — сохранить свои жизненные принципы и даже сберечь некоторое благородство незапятнанной низостью души.
— Хм…
— Скажу больше… будь у меня как у кошки семь жизней в запасе — я бы может и согласился на такое испытание. Даже наверняка согласился бы.
— Ты говоришь безумные вещи…
— Честно говоря, порой я жалею, что мой небесный вояж в кресте закончился так быстро — признался я и выпил еще одну порцию — Ух! Хор-р-рошо… сюда бы лимончика…
— А почему нет? — лидер Бункера ненадолго отошел к ведущий в недра Замка двери, приоткрыл ее, кого-то окликнул, переговорил коротко и вернулся:
— Скоро все будет.
— Спасибо.
— Да это тебе спасибо… за чуток ненормальные откровенности. Ты ведь не серьезно, Охотник? Неужто предложи кто — ты бы вернулся в крест?
— Сейчас — нет — ответил я — Тут хватает работы и я больше не смогу прохлаждаться в тюремной камере, наслаждаясь одиночеством и ставя новые цели… нет. Но будь у меня в запасе еще одна жизнь…
— Да ведь это глупости!
— Почему? — искренне удивился я.
— Зря потраченные годы!
— Ха! Есть у меня немало знакомых, что жили и наверняка еще живут в том же самом городе что и я. Их жизни проходят настолько бессмысленно и бесцельно будто они и не живут вовсе…
— Бездельники и тунеядцы?