Страница 9 из 13
– Устал, любушка. Понесло вот… Прости. И впрямь, отдохну сейчас да сделаю, что просишь. Там и не много. Все успею.
Улыбнулась девушка, соломинку из волос парня вытащила, пригладила. Пошли оба уже радостью ласковой полные.
Задумалась Злыдня. Целовал бы так руку ей, Злыдне, если б вызверилась она. Мнилось, что вряд ли. Разве что в ногах валялся б в ужасе. На Яшку мысль эту перенесла – не обрадовалась картинке. Лезло все назойливо, как Яшку руку ее целует. А она к волосам его тянется. Сама на себя разозлилась вдруг.
«Вот еще! Руку ему! Он, понимаешь, забыл меня, а тут к руке тянется!» – гневно вскинулась внутри Злыдня, позабыв тут же, что сама это пригрезила.
И в то же время отголосок сожаления мелькнул затаенным желанием. В таких противоречивых чувствах она направилась дальше.
Немного еще пройдя, дома, да людей хозяйством занимающихся, оглядывая, вопросом наконец задалась – как искать-то она Яшку собралась среди всего этого народа? Странным образом она ожидала – вот, она заявляется гневная такая, а вот он весь такой виноватый сразу ей на глаза попадается. И тут уж она ему устраивает! Что устраивает, правда, стало еще более расплывчато, чем в начале. Да и Яшка все на глаза не являлся.
«Так, спросить надо кого-нибудь. Вот только кого?»
И тут на глаза Злыдне попалась сидящая на скамеечке у палисадника ветхая старушка. И Злыдня тут же решила, что это ей повезло. Старушка щурится – видит похоже плоховато уже. Поди не разглядит вблизи ее лесных особенностей.
– Что, милая? Яшка-то? Да, знаю, как не знать, – ответила старушка на вопрос Злыдни. – Ох справный парнишка! Работяший, домовитый. За бабушкой своей, Марфой Прокофьевной, ухаживат. Хозяйство ведёт. И другим помагат. Мне вот, давеча, дрова рубил. От платы все отказывался. А как без платы? Мамки, папки нет. Прокофьевна слегла. А жить-то надоть, – увлеченно зачастив, продолжила старушка.
Прям досада Злыдню охватила. Она тут, понимаешь, разбираться с ним идет за его неверность, а ей тут в таком свете его являют.
– Поняла уж, какой. Где живет в итоге? – смурным голосом прервала она старушку.
– Живет-то? Да вона, через три избы. Береза у калитки, – не смутившись ее суровостью указала старушка.
Направилась в ту сторону. На полпути Злыдню несколько пробрало. Береза все приближалась, а решимость войти в калитку возле нее рассеивалась. Не так все мнилось в лесу, когда мухоморы она пинала. Но немного помедлив возле входа, внутренне собравшись и прошептав – «Я – Злыдня Темного бора», вошла. А там и по выложенному деревянными плашками тротуару к крыльцу подошла.
И чуть лбом в резко распахнувшуюся дверь не врезалась. Яшка из дому выскочил. Ведра в руках. Видать за водой побежал. Выскочил и замер, как в стену уперся. Во взгляде первая неожиданность удивления сменилось радостью узнавания. Яшка смущенно улыбнулся.
– Ой, а я тебя прям и не узнал сразу.
Злыдня тут же сменила на лице выражение легкого замешательства от неожиданного поворота событий в виде летящей в лицо двери и выскочившего вдруг Яшки на надменно-заносчивое.
– Не узнал? Ну конечно, а как же! Я, в общем, так и предполагала. Да я и не к тебе шла. Так, гуляю, – с этими словами Злыдня, высоко задрав нос, развернулась и гордо направилась к калитке, внутренне недоумевая, что она вообще несет.
Положение спас Яшка:
– Ну ты чего?! Стой, не уходи! Платье просто это… И косынка…
– Платье? – заинтересованно обернулась Злыдня. – Плохо, да? Так и думала, неудобная шкурка, хвосту мешает.
– Да не, мне очень нравится, – сказал Яшка, смущенно опустив глаза.
От этих слов Злыдне вдруг стало необычно приятно, защекотало внутри, встрепенулось. Легкостью пузырящей наполнилось. Обнаружила, что стоит улыбается и совсем уже уходить никуда не спешит. Тут же одернула себя – «Вообще-то я сюда шла, чтоб в лоб ему дать». Но как-то уже неуверенно.
– А я тут вот, за водой побежал. Чаю согреть, да отвар для бабушки поставить, – продолжил между тем Яшка. – Ты заходи, я мигом.
И, подхватив ведра, умчался.
Сразу вспомнились отброшенные на фоне общего негодования слова о болезни бабушки и о корпун-траве, из-за которой Яшка чуть в болоте не утоп через Злыдневы шуточки.
«Ну да. Вот они и три дня… День, ночь настоять. Да на полечить время… Хорошая травка, быстро на ноги ставит, но все ж не за день…» – с неким чувством неловкости подумала Злыдня.
Она нерешительно потопталась на пороге. Бабушка Яшкина не Яшка. Как примет? Но все же чуть боязливо вошла по поскрипывающему крыльцу в избу. Войдя, сразу увидела на лавке у печи сухонькую старушку. Она, подслеповато щурясь, подняла взгляд от вязания, лежащего на коленях.
– Яша? – потом разглядев гостью, сказала, – Здравствуй, внученька. Ты к Яшеньке, наверное? Он прибегнет сейчас. Как звать тебя?
– Злыдня, – с некоторой удивительной для себя робостью ответила Злыдня.
– Злыднюшка! – как родной обрадовалась Яшина бабушка. – Проходи моя хорошая, садись. Яша сейчас чай поставит. Он про тебя много рассказывал. И как ты из леса его вывела, как накормила. И как травки помогла найти. Помогла травка-то. Вот, уже на лавке сижу. А то прям лежмя-лежала. Все, думала, помру уж. Спасибо тебе, внученька. И внучика моего спасла и мне помогла. А Яшка-то мой, как уж соловьем заливался, рассказывал про тебя. Честно скажу, пока не прибег, люба ты ему, ох люба.
Злыдня сидела скромненько на лавке подле Яшиной бабушки и слушала негромко журчащие ласковые слова. Как же сильно это отличалось от надуманного ею. И как же это было приятно. Лицо горело от прилившей в приступе стыда крови. Как неловко-то. Она все шуточки шутила да издёвочки. Помогла конечно и впрямь по итогу. Но и поглумилась всласть. А он вон как все бабуле поведал. Ее словно волна теплоты окатила. Нахлынула. Распустила спутанные узелки в душе, разобрала мягкими чуткими пальцами. Да заново ровный узор пряжи положила.
Тут и Яшка в избу вбежал. Раскрасневшийся весь. Видно – спешил, торопился. Были они теперь со Злыдней как два сапога пара.
– А вот и Яшенька. А мы тут уже познакомились. Такая хорошенькая девушка. Ты ставь чаек, Яша, ставь. Надо попотчевать гостью.
Яша принялся хозяйничать. Воды в самовар подлил, щепочек подбросил. Хороший самовар, с трубой. На стол принялся накрывать. Варенье там, чашка с вкусно веющим печевом, накрытым вышитой салфеткой.
«Вот и пироги», – подумалось Злыдне.
Она наблюдала за Яшкой. Сейчас он был совсем не такой, как тогда в лесу – заблудившийся, растерянный и голодный. Первое волнение от ее прихода прошло. Уверенно делом занимается, без суеты лишней. Привычно себя в нем чувствует. На руки его внимание обратила. Юноша еще, а руки взрослые, трудом крепкие. Ловкие. Почему-то взволновало это Злыдню. Аж глаза отвела.
Вода меж тем закипела и заварник принял в себя доли душистого травяного сбора и взъяренной огнем воды. Поплыл травяной аромат, лесом запахло. Причудилось Злыдне, тем ароматом и ее бабушка до них дотянулась. Дотянулась и довольна осталась увиденным.
Сели за стол. Яшка помог бабуле, слабенькой еще после болезни. Злыдне скамейку придвинул удобней. Сам сел. Под салфеткой и впрямь пироги оказались. С брусникой. Вку-у-с-с-ные! И варенье из ежевики. Злыдня сидела, прихлебывала пахнущий таким родным травяной чай и пощипывала пирожок. Четвертый. Три она уже сметелила не заметив как. Не ощущала внутри прежнего задиристого задора. Уютно было. Как дома. Вспоминала, как сама Яшку кормила, немного виновато улыбалась ему. Яшка тоже в ответ молча улыбался. Ну и Яшина бабушка оглядывала обоих с ласковой улыбкой и мудрым пониманием в глазах.
– Ну все детки, покушали. Идите уже, погуляйте может. Я, старая, уж тут отдохну пока. Притомилась, – сказала она наконец.
Яшка с благодарностью взглянул на бабулю. Встал из-за стола и, видно, что-то решив, позвал Злыдню за собой. Они вышли во двор и Яшка пошел к стоящей рядышком дощатой сараюшке. Злыдня с любопытством последовала за ним. Яшка открыл подвешенную на ременных петлях дверь и жестом руки пригласил Злыдню войти. Она вошла и в некотором недоумении остановилась.