Страница 6 из 7
– Ко мне едет гость.
– Гость в доме – радость, – сказал Бато с улыбкой.
– Так-то оно так, – согласился Вадим. – Да только это девчонка.
– Иванна? – уточнил Генка, который познакомился с «незванной гостьей» в позапрошлое лето.
– Она!
– Ну и что?
– А то, что дядя Ваня уехал в Читу и категорически запретил уходить в тайгу до его возвращения. Он там задержится с дедом и отцом Иванны, а она приедет одна. Сегодня днём.
– Тю! – Пыж вытянул полные розовые губы в трубочку. – Вот проблема! Оставим её у нас. Мама будет рада-радёшенька.
– Легко решил – оставим. Плохо ты её знаешь!
Вадим бросил вопросительный взгляд на Бато.
– Не надо огород городить, – сказал Бато. – Возьмём её с собой.
Генка фыркнул, и это почему-то задело Вадима.
– Она, между прочим, астрономией увлекается. Если заблудимся, поможет с навигацией по звёздам! – вдруг выдал он.
– Я что, – сразу же отступил Пыж, – я не против, я так…
Он поднял с земли серый окатыш, покидал с ладони на ладонь и зашвырнул далеко в реку.
– Почему дядя Ваня запретил поход? Кажется, до сегодняшнего дня он был не против? – спросил Бато.
– Не знаю. Какое-то ЧП, – отмахнулся Вадим. – Но нас же это не остановит, правда ведь? – с жаром спросил он, будто себя самого пытаясь убедить.
– А как же Сашко? Его мнение ты учитываешь? – нахмурился Бато.
– От Сашко по-прежнему ни слуху ни духу! – нахмурился Вадим.
– Дело дрянь, – протянул Пыж.
– Подождём ещё, – спокойно произнёс Бато.
– Подождём, – согласился Вадим. – Ладно, я пошёл домой. Приготовлю чего-нибудь к приезду Иванны.
Глава 10. Иванна
Пассажиров в автобусе было мало, и Вадим ещё издали увидел в окне Иванну. Слегка наклонив черноволосую головку, она внимательно кого-то слушала.
Когда она вышла из автобуса, её тонкое нежное личико засветилось неподдельным удивлением. Живые карие глаза пытливо смотрели на Вадима. Казалось, она вглядывается в каждую клеточку его тела. На ней были синие джинсы, кеды и лёгкая белая курточка нараспашку. За два прошедших года Иванна вытянулась, чуточку раздалась в плечах и превратилась в стройную красивую девушку. По-сестрински просто и без тени смущения она обняла Вадима за шею, чмокнула в щёку. Оробевший парень даже не успел уклониться: позор на всю Европу! Хорошо ещё местных огольцов не оказалось поблизости, а то проводили бы до самого дому с оркестром: «Тили-тили тесто, жених и невеста».
– Привет!
– Привет! С приездом! Как добралась? Не сильно трясло?
– Добралась отлично, – отчиталась Иванна. – С Сашко всю дорогу болтали!
– Ого-о-о! – радостно протянул Вадим.
Тут же со ступеньки автобуса, держа в каждой руке по увесистому рюкзаку (один – свой, другой – Иванны), спрыгнул Сашко и, виновато улыбаясь, выпалил:
– Здорово, дружище!
– Ты где пропадаешь? – набросился на него Вадим. – Из-за тебя мы потеряли время. Тут такое творится!
– Извини, Вадим, – Сашко поерошил пятернёй свои чёрные, в мелких завитках, волосы и опустил голову. – Мама заболела. Я не мог.
– Чёрт! Прости, я не знал! Ей уже лучше?
Сашко кивнул.
– Ну, пошли, что ли, – буркнул Вадим, перехватывая у Сашко рюкзак Иванны. – Я обед приготовил. Или ты сначала к деду зайдёшь? – уточнил Вадим у друга.
– Не-не, он меня всё равно сегодня не ждёт. Пошли к тебе, всё обсудим!
Поскольку в дороге до Александровки надо было о чём-то говорить, Сашко не нашёл ничего лучше, как брякнуть Иванне о готовящемся походе и пригласил её присоединиться. Она пришла в восторг, и всё оставшееся время они трещали о необходимых приготовлениях и о Медвежьем Сивере: Сашко рассказывал легенды, ходившие об этом месте. Со времён Гражданской войны туда не раз ходили отряды кладоискателей. Находили в тайге изъеденные ржавчиной винтовки, сабли, стреляные гильзы, солдатские котелки. Но чего-то ценного никому обнаружить не удалось.
Возле дома друзей уже поджидала Нуби. Она радостно кинулась к Иванне и приветственно облизала ей лицо.
– Ну, здравствуй, здравствуй! – расхохоталась гостья. – И я рада знакомству!
– А что у нас на обед, шеф? – поинтересовался Сашко, в свою очередь получивший слюнявый поцелуй от Нуби.
– Жареная картошка с грибами. Я не большой мастер готовить, – усмехнулся Вадим. – Идёмте!
Глава 11. Бусыга
Дом Капко был обнесён новым высоким и плотным забором из горбыля. Он напоминал Бусыге о чём чем-то неприятном, и тот насторожился. Так пугается волк красных сигнальных флажков на облавной охоте. Бусыга верил в предчувствия, и в другой раз, даже не задумываясь, повернул бы назад и немедленно уехал. Но теперь у него не было в запасе ни одного дня.
К тому же на автобусной остановке он услышал, что внук Капко придёт к деду только часа через два: пока они пообедают, пока обсудят свой поход.
Вспомнил! Похожий забор был вокруг дома директора школы. На прошлой неделе праздновали его юбилей. Валентин Григорьевич Быков (так значилось у Бусыги в документах), обаятельный, воспитанный и талантливый преподаватель немецкого, бывший фронтовик, тоже был в числе дорогих гостей.
Дружили они уже лет двадцать, с тех пор как Бусыга приехал работать в Читу. В душе он люто ненавидел директора, но терпел, как терпел любого, от кого хоть ein bisschen зависели его, Бусыги, безопасность, работа и, в конечном счёте, безбедная и спокойная жизнь. Ох, как поблагодарил в тот раз Бусыга сам себя за это великое терпение!
– Из органов люди были, – доверительно сообщил ближе к концу праздника уже изрядно захмелевший юбиляр, – личное дело твоё смотрели. С пристрастием.
– Милиция? – искренне удивился Бусыга. – Видимо, плановая проверка: всё-таки с детьми работаем! – нашёлся он.
– Выше бери, Валентин Григорьич. Министерство безопасности.
– Хм… Это, видимо, в связи с моей предстоящей поездкой, – не растерялся Бусыга. – В Германию хочу съездить: язык подтянуть, фотографий сделать, аутентичного материала для занятий набрать.
– А-а, так это просто замечательно! А чего молчал?
– Не хотел раньше времени афишировать, Василий Романович.
– Похвально, похвально! Повезло же мне, однако, с педколлективом!
Обычно очень осторожный и знающий меру, он много выпил тогда: пытался приглушить волнение. В пьяном полусне Бусыгу донимали кошмары. Чёрный крестообразный паук с железным клювом и мохнатыми лапами в мучительной бесконечности наползал на него, и не доставало ни сил, ни воли, чтобы оттолкнуть от себя это мерзкое чудовище. Бусыга проснулся в холодном поту, прижал ладони к болезненно поднывающему сердцу.
На следующий день, возвращаясь вечером с занятий, Бусыга оступился в темноте, упал и зашиб грудь. В поликлинике сделали рентген. Врач рассматривал его в присутствии Бусыги. Тот увидел на плёнке тёмные полосы, чёрные кустистые пятна и содрогнулся: «Паук! Сердце облапал». Он понимал – это чепуха, такого быть не может, но омерзительное ощущение насекомого в груди не проходило. Ночью Бусыга слышал, как паук шевелит лапками и сосёт кровь. Снова захотелось бежать.
Боязнь разоблачения поселилась в его душе давно. Он бежал вглубь страны – подальше от тех мест, где жил до войны, а во время неё служил фашистам. Но и в глухой сибирской тайге не мог он обрести спокойствия. В газетах мелькали сообщения: то тут, то там органы госбезопасности находили скрывающихся предателей родины. Даже на краю земли, в самых забытых богом и людьми уголках.
Паук шевелил лапками и сосал кровь.
В удушающих приступах тоски и отчаяния, которые на склоне лет мучили его всё чаще, Бусыга искал утешение в молитвах. Их он знал с детства: они напоминали ему об отчиме и Оксане. Оксана! Бусыга выстанывал в пространство тупую первобытную боль. Всё, что было прожито им до того самого дня – бесконечная колготня на огороде, в коровнике, свинарнике, на птичьем дворе, долгодневные голодные посты, молитвы до кровавого пота, даже ранняя смерть матери и бесконечные порки отчима с извечными словами в промежутках между ударами волосяной плетью: «Бог есть послушание», – было привычным, покорно приемлемым порядком в движении вещей. А потом всё оборвалось.