Страница 4 из 7
Поход четверых друзей в окутанный легендами Медвежий Сивер уже был под угрозой: Сашко всё не приезжал, хотя обещался быть ещё вчера. Уж и рюкзаки стояли наготове. И вот тебе на! Едет Иванна. Не потащишь же девчонку с собой в тайгу!
Глава 6. Разговор в беседке
День выдался на редкость знойным, дорожная пыль раскалилась, как на сковородке, жгла босые ноги. Вадим шёл купаться на Ингоду. Впереди весело семенила Нуби, его овчарка. В самой середине огорода, в кустах черёмухи, располагалась беседка, сплошь увитая плетями хмеля и полевого вьюнка. Нуби приветственно залаяла и скрылась внутри.
«Так вот где дядя Ваня! Наверное, отдыхает после обеда», – подумал Вадим и решил заглянуть на секунду, чтобы предупредить дядю о походе на речку. Приблизившись, он услышал неторопливый говор. Бесшумно переступая через картофельную ботву, Вадим пробрался поближе. За столом сидели двое.
– Он там не один был, – говорил дядя Ваня, разглядывая фотографию и поглаживая морду Нуби, лежащую у него на коленях. – Боюсь ошибиться, но похож. Вот если бы снимок в рост!
– Найдём и в рост, – убеждённо сказал незнакомец. – Если потребуется, и рентгеновский снимок представим, и анализ крови.
Дядя Ваня усмехнулся.
– Да уж, само собой.
Он снова вгляделся в фотографию. С неё смотрел приятный, немолодой уже мужчина. В его внешности не было ничего примечательного.
– Я правда боюсь ошибиться, но чувствую, что помню эти глаза: кровь леденеет!
Помолчали.
– Коля его должен знать, – осенило дядю Ваню, – Коля из тех мест!
– Кто это?
– Мой фронтовой друг, – улыбнулся он. – Правда, я почти на десять лет его старше. Но к старости люди как бы внешне выравниваются в возрасте. Мне ведь уже без году семьдесят пять, – словно спохватившись, вставил дядя Ваня. – Николай Остапович Берёзко, – с какой-то особой теплотой в голосе произнёс он. – Известный учёный-биолог родом с Украины. Может быть, слышали? Нет? Конечно, всех учёных знать невозможно! Он сейчас – фигура. А тогда, в сорок первом, мальчонка был: маленький, тщедушный.
– И ваше знакомство с Колей, э-э-э, с Николаем Остаповичем, – поправился незнакомец, – как-то связывается и с ним? – он кивнул на фотографию.
– Напрямую.
– А не могли бы вы об этом рассказать? Да нет! Я даже очень прошу вас рассказать. Вы уж извините, просто необходимо.
– Долгий, пожалуй, рассказ-то будет.
– Время у меня есть, Иван Иванович.
– Ну, так и быть, – дядя Ваня выпил квасу и глубоко вздохнул.
Глава 7. Коля
– Я служил в разведывательной роте танкового корпуса. Однажды под деревенькой Зозуля, это в Украине, мы нарвались на немецкую засаду. Силы были неравными. Мы отходили. И тут меня накрыло вражеской миной. Очнулся – темно кругом, холодно. Плечо болит. Оказалось – осколком его, навылет. В голове звон. Чувствую, кто-то меня по щеке треплет.
– Дядько! Дядько! Вы живы?
Открыл глаза пошире, вижу – мальчонка.
– Где я? – спрашиваю.
– В подвале.
– В каком?
– Фашистском, конечно. Вас полицаи7 притащили и бросили. Я думал, вы мёртвый совсем. Испугался сначала. А у вас зирки на погонах. Вы кто? Командир?
– Звать-то тебя как?
– Микола.
– Помоги-ка мне сесть.
Коля обхватил меня за плечо ручонками, худенький такой, лёгкий. Сволочи, думаю, фрицы. Детей и тех не жалеют.
– Как же это тебя, Коля, – спрашиваю, – сюда угораздило попасть?
– А так вот, – отвечает, – я знамя украл.
– Фашистское?
– Да нет. Наше, пионерское. Оно в школе висело на стене. Фашисты в него из наганов стреляли, а я выкрал. Зажигалку бросил в окно, бутылку такую с керосином. Ой, чого там началось! Огонь гудит, фашисты орут, шум на всю деревню! Только когда я тикал оттуда, меня полицай заметил. Здоровый такой. Вот и приволок сюда. Допрашивал.
– Бил?
– Бил, у меня даже кровь горлом пошла.
Прижал я его к себе. Дрожит он: видимо, лихорадка началась. А меня слёзы душат. Большой, взрослый человек, солдат, лежу, как колода, рёбенка защитить не могу.
– Эх, – говорю, – Коля, человечек мой дорогой. Нельзя ли отсюда как-нибудь выбраться?
– Трудно. Подвал глубокий. Здесь до войны динамит хранили.
– А в селе кто?
– Полицаи в основном. А немцы так – приезжают, уезжают.
– Скажи, а от подвала бежать можно?
– Можно. Овраг рядом, он в плавни выходит, к речке. Нырь – ищи в плавнях!
Боевой хлопец. Была не была, надо рискнуть! Убежит – весточку обо мне донесёт, а то сгинешь ни за что ни про что, без вести пропавшим.
– Знамя-то твоё где? – спрашиваю.
– Спрятал, не найдут.
– Молодец, – хвалю его нарочно. – Знамя – это святыня. Есть знамя – есть коллектив боевых людей. Потеряно оно – и нет коллектива.
У мальчонки глазёнки горят. Ну, думаю, теперь в самый раз. И о побеге ему.
Он загорелся:
– Бежим, товарищ командир!
– Мне-то куда бежать с такой раной? На ногах стоять не могу. Ты побежишь. Один.
Он вроде бы огорчился поначалу. Потом понял. Я рассказал Коле, кто я, как до наших добраться, что сообщить. У него родители в партизанах были. С бабкой жил. Bcё одно к одному складывалось. Договорились: как только полицаи за мной придут, Коля больным притворится. Надо, чтобы его тоже наверх подняли. А там…
Чуть не сорвалось. Два полицая пришли. Пьяные. Один молодой верзила. Вот на этого, – дядя Ваня ткнул пальцем в фотографию, – похожий. Заупрямились, поначалу. Пусть, мол, этот щенок в подвале и подохнет. А я припугнул. Дескать, разведчик, знаю кое-что, да не скажу, хоть стреляйте. А за мальчонку – извольте. Братишка это мой. За братишку на всё готов. Поверили или нет, не знаю. Скорее всего, нет. Только верзила говорит заплечнику своему:
– Бери его. Там посмотрим.
А Коля лежит, калачиком согнувшись, стонет. Взял его полицай, потащил. А верзила мне выбираться помогает. Схватил своими клещами за больное плечо – хоть вой! Самогоном от него прёт – тошнотой желудок скручивает. Терплю. Перед глазами туман красный. Только бы раньше времени сознание не потерять!
Вылазим наверх. Помню, день солнечный, ласковый. Жаворонок в небе заливается. Воздух мёдом пахнет. Вроде и войны нет. Вздохнул я – будто силы прибавилось.
Полицай, что Колю тащил, зажигалкой чиркает, никак сигарету прикурить не может. Верзила меня оставил, к нему подошёл. Свою зажигалку чиркнул. В самый раз! Собрал я все силы и верзиле сапогом бац между ног. Тот взвыл, пополам согнулся. Второго я за горло схватил. Пока боролись, Коли и след простыл… Ох и пинали же они меня тогда! Ох и пинали!
Коле повезло. Удрал он от полицаев, к партизанам пробрался. Через два дня меня вызволили из плена. Около года я в госпитале околачивался, еле очухался.
Незнакомец слушал дядю Ваню, не перебивая, только кивал головой и изредка помечал что-то в своём блокнотике. А когда дядя Ваня закончил рассказ, уточнил:
– Деревня Зозуля называлась? Точно?
– Никаких сомнений, товарищ половник.
– Сходится, – сказал незнакомец, как будто отвечал нa вопрос, поставленный самому себе.
Дядя Ваня взглянул на него не без любопытства. Видимо, ожидал уточнений. Но незнакомец продолжал спрашивать.
Глава 8. Дед Капко
Вадим, услышав, как дядя Ваня назвал незнакомца полковником, сразу же понял – дело серьёзное. Поболтать просто так переодетые в гражданское сотрудники милиции, а может, и военные, не приезжают.
– Если абстрагироваться и представить себе, что он всё-таки бывает в вашем селе. Кто, по-вашему, Иван Иванович, ему приют даёт?
Дядя Ваня помолчал. В прищуре глаз, в складках собравшейся на лбу загоревшей кожи билась напряженная мысль.
7
лояльные к захватчикам местные, служившие в полиции на оккупированных территориях