Завершившие войну

Андрею пора было собираться и уходить. Он заметил, что она взбудоражена, но истолковал это по-своему.

— Ну что ты, что ты, родная, — он налил воды из графина, отпил сам и протянул стакан Саше. — Я вернусь через пару недель. Надобно соблюсти приличия. Но после я стану жить здесь.

Она не ответила, только стиснула в руках опустевший стакан.

— Ужасно, что приходится оставлять детей больными. Я даже проститься с ними толком не могу, заразить гостей краснухой было бы безответственно. Немедленно телефонируй мне, если, не дай Бог, их состояние ухудшится. Рад, что с ними остаешься ты. У них прекрасные гувернеры, но все же это неправильно, чтобы детей воспитывали одни только наемные служащие.

— О Князевых не беспокойся, Андрей, — голос прозвучал хрипло, она долго молчала. — Я на все ради них готова, ты же знаешь.

Она смотрела, как он одевается. Он поймал ее взгляд и улыбнулся ободряюще. Бессонная ночь не пошла ему во вред — ну естественно, не над расстрельными же списками корпел. Напротив, темные круги под глазами ушли, морщины разгладились. Лицо его было теперь открыто и спокойно, излучало энергию и надежду — словно и не было наполненных невзгодами лет. Саша подошла к нему — босая, растрепанная — и поцеловала на прощание.

Он уже почти ушел, но в дверях обернулся и сказал:

— Это были черные времена, Саша. Но ведь ночь темнее всего перед рассветом. Я убежден, что худшее мы оставили позади. Вот увидишь, скоро все станет иначе.

— Да, — проговорила Саша. — Скоро все станет иначе.

Отвернулась, чтоб не глядеть ему вслед.

***

Саша заставила себя проспать четыре часа, чтобы руки не дрожали. Через силу плотно позавтракала. Оделась в просторное домашнее платье — в большом внутреннем кармане свободно помещался траншейный нож. Быстро вынимать его из ножен Саша училась последние два дня.

Когда стре́лки “Танка” показали без четверти два, вышла из малой гостиной. Дежурил сегодня Никодим. Это было неплохо, Саша числила его далеко не самым опытным и ловким среди своих охранников. Вооружен он был маузером, и это тоже оказалось удачно. К маузерам Саша была куда привычнее, чем к наганам.

— Никодим, здравствуй! В библиотеку пойдем?

— И тебе не хворать! В библиотеку так в библиотеку.

Спросила Саша из вежливости, по дому она перемещалась свободно, и охранник обязан был сопровождать ее. Никодим, кажется, обрадовался возможности размять ноги.

Зазвонили колокола Храма Христа Спасителя, созывая гостей к венчанию. Саша и Никодим глянули в окно — людей у храма отсюда не видать, только купол, ослепительно сияющий в солнечном свете.

В библиотеке Саша поставила на место томик Ницше и пробежала взглядом по корешкам на соседней полке. Для виду — что бы она сейчас ни взяла, прочесть уже не успеет. Подвернулось сочинение некоего Николая Федорова, “Бессмертие как привилегия сверхчеловеков”. Любопытно, и брошюра небольшая совсем… увы, не до чтения теперь.

— Никодим, ты обедал уже? — спросила Саша по пути назад в свои комнаты.

— Угу…

Он, разумеется, знал, что Саша — бывший красный комиссар и опасна. Им всем это говорили. Но за месяцы, проведенные у Михайлова и здесь, она не доставила охране ни малейших хлопот, неизменно была приветлива и покладиста. Никому не устроила неприятностей, хотя как любовница начальника ОГП могла с легкостью. Ее держали за перебежчицу, давно и плодотворно сотрудничающую с властями, одну из первых в очереди на амнистию. Пашка проболтался как-то, что смены с ней считаются у огэпэшников все равно что отдыхом.

Звон прекратился, только с минуту угасал отзвук. Венчание началось. До взрыва оставался ровно час.

— Что на обед сегодня?

— Уха и картошка с подсолнечным маслом.

Тебе никогда не стать физически сильнее среднего мужчины, говорила Аглая, потому в бою придется быть подлой.

— Знатно! — Саша обернулась в дверях гостиной, словно только припомнила что-то. — Никодим, а ты из замоскворецкого отделения?

— Ну! А чего?

— О, про вас же в “Московских ведомостях” вчера писали, видал?

— Да ладно!

— Зайди, сыщу тебе газету сейчас.

Подходящую статью Саша подобрала вчера. Это было несложно — какие-нибудь панегирики доблестным служащим ОГП выходили в печати каждый день.

Никодим без опаски вошел в малую гостиную. Саша кивнула ему на приставленный к столу стул, положила перед ним газету и постучала пальцем по статье.

— Да нет же, это не про нас, — протянул Никодим разочарованно через пару минут. — Это про кремлевское отделение… Ишь, лезут повсюду, вечно как награды получать, так они первые, а в деле их не видать чего-то…

— Точно тебе говорю, дальше там про вас. На другой полосе, верно.

Никодим взял газету в обе руки, облокотился о стол и принялся искать упоминание о себе. Саша тихо подошла сзади и полоснула его ножом.

Она выбрала горло, поскольку не была уверена в своей способности с первого удара вогнать нож между ребер, а попытка только одна. Расчет оправдался: Никодим потянулся не к маузеру, а к ране, сжимая ее края. Из взрезанной гортани не шел крик, только сипение. Кровь залила газету, стол, стул, светлый паркет. Саша метнулась к двери, плотно закрыла ее. Теперь все зависело от того, услышит ли кто-то шум агонии. Но агонии не случилось. Никодим затих через несколько секунд, уронив голову на окровавленную газету, где ничего о нем не было написано.

Саша не зря приучала прислугу к тому, что ценит уединение. Еду сюда приносили только по звонку, и без надобности никто возле их с Щербатовым частных комнат не ошивался. Глянула на “Танк”: оставалось десять минут на приведение себя в порядок. Стараясь не наступать в кровь, сняла с Никодима кобуру маузера. Прошла через спальню в ванную. Скинула на пол перепачканное платье. Отвернула латунный кран, умыла лицо и руки, вытерлась пушистым полотенцем. Сменная одежда была приготовлена заранее: широкая в шагу юбка-амазонка и темная блузка под горло. Высокие ботинки были уже на ней.

Маузер, нож и кобура легко поместились в самую объемную из ее дамских сумочек, скорее напоминающую небольшой саквояж. Вера, когда дарила ее, сказала, что уважает Сашин характер, потому подбирает для нее практичные вещи. Там уже лежал конверт с тремя сотнями рублей — бухгалтерия ОГП начислила ей жалование даже за дни, проведенные в пыточном подвале, так уж работает бюрократия. Больше ничего брать с собой Саша не стала. Ни документов, ни драгоценностей, кроме “Танка”, у нее не было, а прочее только мешало бы.

Две минуты до выхода. В эти комнаты никто не должен был зайти, а вот вне их каждая лишняя минута увеличивала риск. Саша глянула в зеркало, проверяя, не осталась ли где кровь. Все чисто. Лицо чуть бледнее обычного, но сосредоточенное и спокойное.

Прихватила из ванной полотенце. Возле порога малой гостиной бросила его на пол и тщательно вытерла ботинки, чтоб не оставлять в коридоре кровавые следы. На пути в левое крыло встретила одну из горничных и приветливо улыбнулась. Девушка в ответ чуть поклонилась. Скверно, прислуга знает, что Саше не положено ходить без охранника даже по дому; но авось не станет влезать в господские дела, не ее это печаль…

За дверью детской Саша наткнулась на первое, чего не предусмотрела. Навстречу ей из кресла поднялась полная пожилая женщина.

— Не входите, — громко прошептала она. — Краснуха заразна! Очень опасная для вас болезнь…

Сиделка! Конечно же, к больным детям вызовут сиделку, почему она об этом не подумала!

Саша выхватила маузер и зашипела:

— Лицом к стене! Молчать! Заорешь — пристрелю.

Сиделка охнула, побледнела и забормотала что-то — молитву, верно — но послушалась. Саша распахнула дверь в спальню:

— Солдаты, подъем! Три минуты на одевание!

Дети — кроватку Насти перенесли в комнату мальчиков — разом отбросили одеяла. Выглядели они и правда жутковато, все в красной сыпи. Лекарство доктора Громеко сработало как надо. Оставалось только надеяться, что, как он и обещал, вреда здоровью оно не причинит.