Завершившие войну

— Аглая, мама умерла, — сказал Вайс-Виклунд. — До последнего часа она только и мечтала тебя повидать. А ты так и не приехала.

Аглая потупилась. Они немного помолчали.

— Я… я правда не знаю, что тут сказать, — выдавила она.

— Не надо ничего говорить, — мягко ответил отец. — Я знаю, дорогая моя, что тебе тоже горько. Что сделано, того уже не исправить. Но главное — ты наконец вернулась. Давай вместе подумаем о том, что исправить еще возможно.

Денщик внес поднос, споро расставил на столе еду и посуду, исчез за дверью.

— Главком Антонов намерен начать переговоры о перемирии, — сказала Аглая. — Постепенное освобождение заложников в обмен на приостановление нападений и диверсий со стороны Народной армии.

— Знаешь, почему гражданские войны идут до полного уничтожения одной из сторон? — Вайс-Виклунд вздохнул. — В гражданской войне невозможно заключить мир, поскольку каждая сторона не признает другую законной властью, с которой можно было бы вести переговоры. С точки зрения закона Антонов — уголовный преступник, бандит. С преступниками перемирий не заключают.

— Что же, выходит, я приехала напрасно? — Аглая отпила чай из простой фарфоровой чашки.

— Отнюдь! Ты приехала как раз вовремя. Поздно для многого, но вовремя для того, чтобы мы могли свести потери России в этом конфликте к минимуму.

— России — ты имеешь в виду, Нового порядка?

— Нет, — отец смотрел на нее спокойно и серьезно. — Я имею в виду — общие потери России в затянувшейся междоусобице. Разве ты не понимаешь, Аглая, что у нас впереди война с Европой? Наши так называемые союзники забрали себе столько, что этого теперь не вернуть без боя. Но мы не можем вступить в отечественную войну, пока не справимся с голодом и с восстаниями. Для этого все силы общества должны договориться и выступить единым фронтом.

— Новый порядок не пытается с нами договариваться, — Аглая пожала плечами. — Он пытается нас уничтожить.

Вайс-Виклунд повертел в руках свою чашку. Лицо его осталось невозмутимым, но Аглая хорошо знала своего отца и по его движениям поняла, что в нем происходит сейчас душевная борьба. Через несколько секунд он поставил чашку на стол и решился.

— Тебе я расскажу то, о чем пока не знают даже в командовании моей армии, — сказал он веско. — Все больше людей в правительстве понимают, что в этой междоусобной войне победят в конечном итоге только наши иностранные враги. Готовится программа, посвященная борьбе с голодом в первую очередь; сплочение всех сил общества против общей беды. Она включает реформу рабочего и уголовного законодательства, пересмотр земельного налогообложения и порядка выдачи посевных ссуд, а также, по существу, огосударствление экономики. Ко всем повстанческим и подпольным движениям обратятся с призывом к перемирию и поиску компромисса. Требование сложить оружие действия не возымеет, потому готовится закон о милиции — ваша Народная армия сохранит свою структуру, если согласится изменить цели. Тебе, полагаю, будет интересно узнать, что твоя подруга Александра Гинзбург принимает деятельное участие в этом начинании.

— Не удивлена, — обронила Аглая.

Она действительно не удивилась. Комиссар Гинзбург чересчур сентиментальна для своей работы, подвержена интеллигентским рефлексиям и склонна ставить отдельные человеческие жизни выше преобразования человеческой истории.

Вайс-Виклунды никогда не имели подобных слабостей, они всегда сами определяли, кому или чему служить, и не изменяли своему делу до последнего вздоха. Аглая избрала для себя служение Революции — и не отступится от него. Как любили говорить в Народной армии — вот и вся недолга.

— А я еще полагал, будто тогда напрасно выкупил эту женщину из застенков ОГП в Рязани, — улыбнулся генерал. — Это ведь на тебя не подействовало, проститься с матерью ты так и не приехала… Но Божий промысел распространяется даже и на таких людей. Кто-то должен сделать первый шаг. Пусть гражданские войны никогда не заканчивались установлением мира — мы совершим это первыми в истории.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Вайс-Виклунд.

Вошел подтянутый молодой адъютант. Безупречно сидящий китель, до блеска начищенные сапоги, браво завитые усы на гладко выбритом лице… Аглая привыкла к бородам и тулупам повстанцев и стала уже забывать, что офицеры могут выглядеть как картинка. Странно, а ведь когда-то это представлялось само собой разумеющимся.

— Ваше превосходительство, разрешите доложить: командование собрано в штабе! — браво отрапортовал адъютант, вытянувшись во фрунт.

— Передайте им, скоро буду, — отпустил его Вайс-Виклунд.

— Так точно, ваше превосходительство! — Адъютант отрывисто кивнул, сделал уставной поворот кругом и чуть ли не строевым шагом покинул гостиную.

— Обождут, — улыбнулся генерал дочери, когда за офицером закрылась дверь. — Мы с тобой обо всем еще переговорим после совещания. Пока скажи мне наконец, как ты? Я о тебе тревожился… слышал, ты была серьезно ранена?

— Да, но меня благополучно вернули в строй. У нас в госпитале был великолепный хирург.

— Хорошо. Должен признать, ваша Народная армия неплохо организована, учитывая качество личного состава. Для ваших условий вы показываете замечательные успехи, сражаетесь храбро и неглупо. Федор Князев был великим полководцем, истинным самородком, счел бы честью служить вместе с ним. Я был чрезвычайно впечатлен тем, как вы встретили нас на Тамбовщине. Такая масштабная подготовка в тяжелейших условиях, при недостатке практически всех ресурсов… Когда я понял, что это твоя работа, я испытал гордость.

— Гордость? В самом деле?

— Ну, не сразу, разумеется, — улыбнулся генерал. — Сперва я, естественно, был в ярости. Но после подумал, что гражданская война скоро закончится, а бесценный практический опыт, который ты получила, останется при тебе. Он понадобится нам всем в грядущей отечественной войне.

— Спасибо за высокую оценку моей работы, отец, — Аглая опустила глаза. — Это многое значит для меня.

Сейчас она не кривила душой.

Они смотрели друга на друга, отец и дочь. Оба они были чужды всякого рода чувствительности. Обыватель полагает, что жизнь аристократии сплошь состоит из великосветской роскоши; это и правда в ней есть, но истинное содержание жизни аристократа — война.

А на войне как на войне.

— Главное, что ты наконец-то вернулась, — сказал Вайс-Виклунд. — Завтра мы в подробностях обсудим, как станем действовать дальше. Сейчас же я должен представить тебя штабу. К сожалению, по существу на этом совещании еще ничего не решится, о новой правительственной политике пока не объявлено, потому мы ограничены в выборе стратегии. Формально мой штаб не имеет права заключать даже самое временное перемирие, однако есть способы устроить его в неофициальном порядке… Идем, много времени это не займет.

Аглая медленно застегнула шинель. Ее расчет вполне оправдался: отцовская любовь сделала генерала Вайс-Виклунда слепым. Она потому и не любила никого, что знала: любящий человек не принадлежит себе. Или все же... любила? Сказала ли она тогда Алексею правду? Быть может и да — умирающим ведь не лгут. Что же, эта любовь, была она или нет, только укрепляла ее в намерении идти до конца.

Штаб правительственных войск собрался в большой зале. Князев в свое время отказался ее занимать — слишком дорого отапливать; он совещался со своими командирами наверху, в столовой. Правительство же на отоплении не экономило. Это весьма удачно. Время замедления ручной гранаты Ф-1 — три с половиной секунды. Из небольшого помещения за это время можно успеть выбраться, а вот по залу осколки разлетятся быстрее, чем человек добежит до дверей.

На заседание собралось около полутора десятков офицеров, не считая секретарей. Все они уже сидели возле камина за огромным дубовым столом. Целая крестьянская семья могла жить в комнате, меньшей по размеру, чем этот стол.

Отец и дочь пересекли покрытый паркетом зал. Вайс-Виклунд отодвинул для дочери массивный стул, по правую руку от своего. Больше с их стороны стола никого не было.