Завершившие войну

— Все случилось, Лекса, — сказала Саша посиневшими губами. — У вас тут аэропланы были уже?

— Был один разведчик, да отогнали его из орудия. За околицей еще обратно повернул.

Лекса помог Саше спешиться, комиссар почти упала из седла ему на руки. Промерзла она так, словно прибыла в этот тихий вечер из самого сердца вьюги.

Из-за двери столовой городской управы, где Князев ужинал вместе с другими командирами, раздавались громкие голоса и смех. Навстречу выскочила бойкая раскрасневшаяся бабенка со стопкой грязных тарелок в руках; напоровшись на Сашин взгляд, потупилась и вжалась в стену. Лекса на ходу попросил ее разжечь самовар и сыскать сахара. Что бы там ни было, а напоить горячим сладким чаем замерзших до полусмерти людей надо.

Саша переступила порог, и все взгляды обратились к ней. Разговоры мигом стихли. Она ступала по паркету с усилием, будто преодолевала речное течение. Обменялась быстрыми взглядами с Белоусовым и направилась к Князеву, не глядя ни на кого больше. Он тяжело поднялся ей навстречу. Массивный деревянный стул, отодвинутый им, оглушительно проскрежетал в повисшей над залом тишине.

Саша молча достала из внутреннего кармана пальто сложенную вчетверо бумагу и протянула Князеву. Лекса заметил две черные полосы через весь лист.

Князев читал, и лицо его каменело.

— Как ты решишь, так и будет, Федя, — сказала Саша не своим, высоким, жалобным почти голосом. — Что скажешь, то я и сделаю.

Князев глянул на нее безо всякого выражения и снова уставился в бумагу.

— Как же они выросли, — сказал он наконец очень тихо. Аккуратно сложил лист и убрал в карман кителя. Обвел собравшихся таким взглядом, словно видел впервые.

— Значит так, — веско сказал Князев. — Расклад поменялся. План, который сегодня обсуждали, надобно менять.

— Что произошло? — спросил Белоусов.

— Они теперь берут заложников. Семьи. Моя первая, но это только начало. Вагоны с колючей проволокой, которые разведка видала, да не поняла, куда столько – это для концлагерей. Туда народ из деревень сгонять будут. Действуем так, — Князев посмотрел в темноту за окном и сжал в кулаке бороду. — Четверть часа закончить ужин. Вино убрать. Всех вернуть, кто восвояси ушел. Новый боевой приказ готовить станем. Пусть главком решает, как семьи наших вывести. Куда отправить их, кто где кого примет — это пусть он на себя возьмет, а мы обеими дивизиями ударим по их главным силам. Михалыч, карты достань, все, какие есть.

— Федя, как же ты теперь? — Саша так и стояла посреди зала, ее била крупная дрожь.

— Подбери сопли, комиссар! — прикрикнул Князев. — На тебя люди смотрят. Чтобы через четверть часа взяла себя в руки. Работать надо, планы менять. А покуда выйди. Нечего панику разводить!

Лекса заметил, что Белоусов замер в нерешительности. Он должен был одновременно и подготовить бумаги к срочному совещанию, и позаботиться о жене, с которой явно не все было ладно. В картах Лекса ничего не смыслил, а вот помочь замерзшему человеку вполне мог. Взглядом испросив у Белоусова разрешения, Лекса приобнял Сашу за плечи и вывел в соседний кабинет, поближе к жарко натопленной изразцовой печи.

Пять минут спустя Саша, со стаканом горячего чая в руке, укутанная в выпрошенный у кого-то из местных баб салоп, взяла папиросу из подаренной Аглаей пачки.

— Смотри, Лекса, как проявляется в такие минуты, кто чего стоит… Вот вроде удар направлен по Князеву в первую очередь. Я думала только о нем. И о себе… — Саша сжала папиросу так, что переломила пополам, рассыпав табак. Лекса прикурил для нее другую. — А он сразу позаботился обо всех. Как же мы будем без него…

— Типун тебе на язык, комиссар! Как это — без него! Думать не смей!

Саша ничего не ответила, только молча посмотрела на Лексу, и его чуть не затопило плещущимся в ее глазах отчаянием.

Глава 3

Начальница разведки Объединенной народной армии Аглая Вайс-Виклунд (Кузнецова)

Январь 1920 года

Передовой разведпункт в Богоявленском размещался в здании бывшей коммерческой конторы, на улочке, прилегающей к товарной станции. От предыдущих владельцев достались удобные шкафы с полками, кое-какие запасы писчих принадлежностей, а также в изобилии столов и стульев. Разведка и полиция — по сути своей дело бумажное. Недаром жандармов, числившихся в старой армии военнослужащими, армейцы именовали «табуретной кавалерией» — штанов они изнашивали больше, чем сапог.

Аглая вошла и, отряхивая с шинели мелкую снежную пыль, поприветствовала своего заместителя:

— Здорово, полуночник! Чего сидишь, не спишь, случилось чего?

— А как же. Четвертый за день эшелон из Козлова и пятый к ночи подтянулся. Стало быть, точно начальство пожалует, один черт разбудит, – Серега отвечал таким тоном, словно Аглая не провела в Тамбове неделю с лишним, а выходила покурить. – Чай будешь?

— Настоящий?

— Морковный, но с сахарином.

— Давай! – стянув шинель и усевшись напротив заместителя, Аглая приняла из его рук жестяную кружку. – Насчет эшелонов – вдруг не ты один у нас такой наблюдательный да сообразительный? Присматриваете, чтоб кто не надо не прознал чего?

— Прием обывательских телеграмм на почте запрещен. На железнодорожных телеграфах с полудня дежурят наши, с телеграфистами байки травят, через плечо им заглядывают. На всех выходах из села — посты комендантской роты. Шляться по улицам после темноты запрещено, патрули ходят. На двух самых интересных маршрутах постов нет, а есть зато засады из наших ребят. Так что если вражеская агентура попытается с кем-то связаться, как раз и возьмем курьера… Что еще? Почтовых голубей тут до нас сожрали. Вроде все.

— То-то, я гляжу, нет никого, один часовой скучает да сменщик в прихожей дрыхнет. В засадах у тебя ребята до утра на морозе торчать будут?

— Служба у них такая. Но ты на меня лишнего не наговаривай, там устроили, есть где погреться.

— Давай тогда к нашим делам. В дороге от Тамбова почти сутки, без новостей.

— Курьеры пришли от «Хворого» и «Кондуктора». А «Леля» на запасную встречу так и не явился, – начал Серега, протягивая Аглае папку с подшитыми агентурными сообщениями.

— Тогда пока по нему стоп, восстанавливать связь будем уже после… – ответила начальник разведки Народной армии, листая дело. – Ты обобщающий рапорт вывел? А, вижу.

— За сутки четыре вылета самолетов-разведчиков, но все в первой половине дня, потом погода испортилась. Вы, кстати, не могли по темноте подтягиваться, а то если б не метель, они бы вас тут всех по головам пересчитали!? – с ноткой раздражения в голосе осведомился Серега.

— Итого за месяц на этом направлении тридцать семь вылетов... А на моршанском только шестнадцать, – не отвечая на вопрос, подвела итог Аглая. – Листовки бросали?

— А как же. Знаем уже.

— Ладно… — Аглая тряхнула головой. — Что из войск?

— Конная разведка белых замечена у Якимецкой, Новотишево и Просечья. В Шереметьевке теперь до батальона пехоты. Местных жителей оттуда, похоже, вывезли всех, даже железнодорожников.

— И по агентурным сообщениям получается, что они закончили сосредоточение, а значит, со дня на день пойдут вперед?

— Так оно. Я вот думаю, что уже! Станция разгрузки — Шереметьевка, оттуда пехом. Завтра-послезавтра навалятся и съедят наш отряд в Раненбурской.

— А ночью мы, Серега, приехать не могли. Тут ночью будет поездов еще эдак с десяток, и двинут они в Раненбурскую напроход.

— Убедили-таки главкома, что тут и будет их главный удар? Сюда вся армия идет?

— Ну, бОльшая часть и вся артиллерия. Это еще что, нам с тобой при сем деле придется белых остановить! – Аглая смотрела весело, но Серега знал по опыту – такое ее выражение лица не к добру.

— Это как еще?

— Мы взорвем мост под их поездом. В районе Ряжска, — Аглая хищно улыбнулась. — И кроме того, я приготовила для них еще сюрприз…