Завершившие войну

— Расскажите мне, как эти люди живут, — попросила Вера. Саша встала и заходила по комнате:

— Бедность чудовищная, ужасающая. Знаете, крестьянская кухня богата и разнообразна… в теории. На практике многие годами не едят ничего, кроме картофеля и хлеба с примесями. Я специально расспрашивала — треть моих ребят впервые попробовала мясо в армии. В деревнях даже и раз в год его могут себе поставить на стол не все. Когда в семье заканчивается хлеб… чаще это происходит весной, но я уже и в декабре такое видела… они надевают лучшее, что у них есть, и идут по селу. Останавливаются у каждого дома и смиренно ждут, пока им вынесут хлеба. Почти такие же нищие и голодные соседи отрезают от своих караваев совсем понемногу, осьмушку фунта или меньше. И сами знают, что пойдут так же по селу завтра или через неделю.

— Но ведь есть же и зажиточные крестьяне? Те, кто самоотверженно трудится и не голодает?

— Да, но нет… Работают все много, там иначе нельзя. Но разбогатеть можно разве что на торговле либо давая односельчанам в долг. Одалживаешь зерно и овес под сев, забираешь половину урожая, и так из года в год. В этой скудости люди моментально увязают в долгах. Знаете, как говорят — “придешь весной за хлебушком”.

— И какое вы видите решение?

— Оно на поверхности, — пожала плечами Саша. — Деревня перенаселена, надо развивать промышленность, чтоб излишки крестьянского населения перетекали в ряды пролетариата.

Вера улыбнулась:

— Ваши бы слова да Богу в уши. Звучит хорошо — “развивать промышленность”. Даже если бы мы не увязли в незатухающей гражданской войне — об этом вам известно более, чем кому бы то ни было. Даже если бы Россия в мире сейчас не находилась на положении того самого бедняка, занявшего посевное зерно под половину урожая, который может еще и не взойти. Проблема нашего сельского хозяйства в его низкой товарности. Крестьяне едва могут прокормить даже сами себя. Что было бы проще — продать зерно, закупить станки. Увы, зерна производится крайне мало, да вам ли не знать. Иронично, не правда ли, что Тамбовское восстание, сделавшее вас легендой революции, началось именно из-за вашей большевистской продразверстки.

— Что вам определенно удалось, так это установить строй, борьба с которым объединяет даже смертельных врагов!

Вера улыбнулась и снова открыла портфель:

— Я хочу показать вам кое-что. Вы, возможно, не всё знаете о революциях. Не всегда это толпы, штурмующие дворцы и тюрьмы под пламенные призывы вождей с броневиков. Иногда революция выглядит намного прозаичнее. Вам известно, что на этой фотографии?

Вера достала и развернула британскую газету. По центру страницы располагалась фотография машины, несуразной на первый взгляд: маленькое переднее и огромное заднее колесо. Детали не закрыты корпусом: какие-то цилиндры, трубы, заклепки. Сверху руль и простое жесткое кресло.

— Это трактор, — сказала Саша. — “Фордзон”. Они выпущены небольшой серией.

— Вы отстали от жизни в своих лесах. “Фордзон” уже запущен в массовое производство. Один такой трактор заменит в работе десяток крестьянских семей. В нем двадцать лошадиных сил.

Саша кивнула. Она помнила день, когда на улице Белостока впервые появился автомобиль. Работа на предприятиях городка остановилась — все выбежали смотреть эдакую диковину. Но уже через несколько лет даже в этой глуши автомобили сделались обыденным явлением. Она сама мечтала обзавестись “Фордом-Т” после войны, успела выучиться его водить. Однако теперь торжество прогресса оказалось тревожной новостью.

— Но это же означает… Господи, какой ужас. Если богачи купят себе по “Фордзону”, бедняки станут им не нужны даже в качестве батраков.

— Саша, ну что вы луддитствуете, ей-богу… Вы ведь представляете большевиков, партию прогресса. Освободившиеся от земледельческих работ крестьяне как-нибудь прокормятся ремеслами. Деготь станут гнать, соль добывать, скот пасти… да мало ли. А если ограничить импорт, отставание России от других держав скоро сделается необратимым.

Саша встала, в волнении заходила по комнате:

— Но это же люди, Вера Александровна! Вы понимаете, что о человеческих судьбах сейчас говорите? Ремесла не прокормят всех. Крестьянин живет землей. Нельзя вот так взять и выбросить миллионы человек на обочину жизни!

— Мы живем в огромной стране. Сибирь практически не заселена.

— Столыпин пытался переселять крестьян в Сибирь! Они не хотели ехать, и многие переселенцы потом вернулись.

— Значит, надо организовать процесс так, чтоб не давать людям выбора. И чтоб возвращение было невозможно. Думаете, вы, большевики, смогли бы обойтись без подобного рода мер?

— Я не знаю, — Саша взяла со стола папиросы и закурила прямо на ходу. — Не знаю. Я так далеко в будущее не заглядывала… Наладили бы, наверно, какие-то коллективные хозяйства, и чтоб вся прибыль направлялась на рост промышленности, а не на роскошь…

— Чем вы намерены заниматься здесь? — вдруг спросила Вера. От неожиданности Саша замерла.

— Знаете, я как-то не строила определенных планов…

— У меня есть к вам предложение. На каких языках вы читаете?

— На английском свободно, на французском и немецком — со словарем.

— Вы станете получать газеты. Наши и иностранные. Кроме того, у меня есть источник в министерстве финансов. Мне приносят отчеты, сводки, проекты бюджета.

— Бюджеты? В департамент народного воспитания?

Вера чуть улыбнулась:

— Вы правильно удивляетесь. Это неофициальный источник. Я могу направить все эти документы вам. Их много, но вы, полагаю, разберетесь в них. Поймете суть того, что происходит.

Саша растерянно пожала плечами:

— Как? Я всего лишь комиссар, у меня и образования-то толком нет…

— Вы управляли армией. Думаете, у тех, кто руководит теперь страной, есть какой-то другой опыт? И вот что еще. Я заметила, вы щуритесь. Будьте любезны, подойдите к окну. Посмотрите на вот тот дом. Сколько на нем труб?

— Не могу разглядеть… — Саша чуть покраснела. Она и сам-то дом видела как некую желтую громаду. Она уже привыкла, что всё, отстоящее более чем на пару десятков шагов, видится смутно.

— Вам необходимы очки. Можно пенсне, если хотите, но очки с дужками надежнее. Сейчас делают достаточно изящные оправы, так что это вас не изуродует. Я пришлю к вам офтальмолога. Да и осмотр терапевта вам не повредит, если вы позволите его провести. Заставлять вас я не стану, однако рекомендую.

— Не знаю, — Саша смутилась. — Мне кажется, это лишнее…

— Что я слышу? Вы отказываетесь от возможности стать сильнее, комиссар?

Саша улыбнулась:

— Так не говорят. “Комиссар” — всегда “ты”, для друзей и для врагов. “Вы” — это если “товарищ комиссар”, но так вы тоже сказать не можете. Однако по существу вы правы. Если вы направите ко мне врача, от осмотра отказываться я не стану, и от очков тоже.

— Превосходно. И зимнюю одежду я вам пришлю. Есть так много всего, что я хотела бы вам показать…

Глава 14

Доктор Юрий Громеко

Февраль 1920 года

— Рад сообщить вам, дорогой Юрий Владимирович, что ваши злоключения остались в прошлом, — капитан ОГП широко улыбнулся и поправил пенсне в тонкой оправе. — Однако история ваша достойна авантюрного романа! Подумать только, вас, интеллигентного человека, квалифицированного хирурга, похитили бандиты и вынудили проводить сложнейшие операции в этом душном холодном сарае!

Доктор зябко передернул плечами:

— Ваша правда, господин капитан...

— Оставьте! — капитан укоризненно покачал головой. — Я же просил вас обращаться по мне по имени-отчеству!

— Простите… — Имя и отчество капитана доктор забыл, а переспрашивать постеснялся. — Да уж, приключение — врагу не пожелаешь! Словами не передать, как я рад, что вы наконец пришли и освободили меня! Повезло, что при эвакуации госпиталя не присутствовал ни один комиссар. Эти не позволили бы мне остаться с последней партией раненых и дождаться вас.