Содержанка

— У самой в голове не укладывается, — поддакиваю, пока в приложении вызываю такси. Ожидание семь минут. — Я недолго знаю Рафа. Ездила с ним каких-то пару раз. Он всегда водил очень аккуратно. Я бы даже сказала, излишне. — Тороплюсь к выходу, дышу часто, съедаю окончания. Костыль больно врезается в подмышку. — Раф шутил, что нанял водителя с единственной целью — ездить быстрее. Я так поняла, он знает о своей импульсивности, поэтому на всякий случай сверхосторожен. — Вспоминаю нашу близость и добавляю: — Во всем. Он во всем осторожен.

— Видимо, не в этот раз.

— Он не очень доверял своему водителю.

— А кто у него водитель? Брателло Николай?

Может быть, мне просто отчаянно хочется найти виноватого? Ну невозможно принять, что случившееся — лишь стечение обстоятельств! Наверное, для этого нужно быть мудрым человеком, а я вспыльчивая.

Дорога занимает около получаса. В регистратуре сообщают, что Алекс здесь, его обследуют, но пока информации нет.

Думаю, это хороший знак. Значит, живой, борется. Я прохожу в зал ожидания. Народу мало, лица незнакомые. Занимаю уголок скамьи и утыкаюсь в телефон. Честно говоря, сама не понимаю, что здесь делаю. Вряд ли мне кто-то что-то скажет, я не родственница. Уж точно не пустят в палату. Разумнее было бы отправиться домой и ждать звонка. Захочет видеть — сообщит. Но страх как сжал грудную клетку, так и не отпускает. Просто не могу пошевелиться.

Фотографии жуткие — черная бэха, в которой ехал Алекс, перевернулась на крышу. Окна разбились. Треш. Закрываю вкладку, вытираю щеки и зябко обнимаю себя.

Ему, наверное, было так больно.

Семья из пяти человек шумно вваливается в холл, занимает свободную скамью поблизости. Доносится аромат кофе, и я сглатываю слюну, вспомнив, что давно не ела. Дождусь новостей о Рафе и вознагражу себя в столовой бутербродом.

Машинально поднимаю глаза — две женщины и мужчина лет шестидесяти нервно переговариваются. С ними еще женщина, чуть младше моей мамы, и мальчик лет десяти. Последние пьют кофе и молочный коктейль.

— Долго еще? — закатывает глаза ребенок. — Мам, я больше не могу сидеть!

— Ждем, Кость, — шикает она. Смотрит на часы. Вздыхает. — Поиграй в телефон. В больницах всегда долго.

— Да помер бы уже, прости Господи, и все бы вздохнули! — причитает та, что постарше на вид.

— Наташа, ага! И Колю посадят. Отличный план! — шипит другая женщина.

Что постарше — дергается. Выглядит озабоченной, уставшей. Может быть, злые слова — эмоции. Все на нервах.

— Это несчастный случай, Коля же сказал, что не виноват, — продолжает бубнить она. — Сколько можно уже Наде кровь пить? Все время что-то случается! Сколько денег она в сына влупила, здоровья, сил! Результат один.

Шепот пронзает громкая трель игры на телефоне, женщины возмущаются, и мальчик поспешно делает тише. Хрустит пакетом с чипсами, все угощаются.

— Пусть бы оставил наследство, на пенсии бы пожила. Вообще не понимаю, к чему этот проект был? Начал что-то зарабатывать в своей Америке, вот и угомонился бы.

— Он не может угомониться, — вставляет мама Кости. — Натура такая. Не наша. Сейчас все развалится, еще долги на родителей навесит. Вообще, бизнес — вещь очень ненадежная. Я сразу говорила, что не нужно в это лезть. Но кто ж слушает?

— Надя так близко к сердцу принимает, будто родной. Про Колю — ноль вопросов, хотя оба разбились. Абсолютно безразлично. Зато: Алекс, Алекс!

— Так столько лет растить!

— Все равно разница чувствуется.

— Мам, может, домой поедешь? Костика возьмешь, — говорит та, которой лет тридцать пять. — Ему скучно в больнице, а сидеть еще долго, судя по всему.

— Останемся, — впервые подает голос мужчина. — Дай боже. вот-вот уже решится.

Они замолкают, я отворачиваюсь. Волосы стоят дыбом — зачем я это услышала?

Не проходит и часа, как заходит еще один человек. Николай, водитель. Я поднимаю ладонь, но он не замечает или не узнает, сразу идет к той семье.

— Ну что? — спрашивает.

— Тебя хотим спросить что.

— Да это кефир был! — разводит он руками. — Дядя Лёня сказал, кефир иногда показывает промилле. — Трет лоб, у него там синяк. — Сам ушибся. Я же не специально! Собака выбежала, пришлось вильнуть.

— Понятно, что не специально. — Женщина постарше прижимает ладонь к груди. — Но что теперь будет? Тебя прав лишат? На учет поставят?

— От Рафа зависит. Надо помолиться, чтобы легко отделался. Его нормально так тряхнуло. Поэтому... даже не знаю. Столько крови было.

Руки дрожат.

— Коля, у тебя самого голова не кружится? — причитает старшая.

— Да мам! Он непристегнутый спал на заднем сиденье, вот и ударился. Я нормально. Кофе хочу. Дядя Лёня сейчас так орал, что ухо заложило.

В этот момент влетают еще трое: Слава, Борис и Олеся. Борис хватает Николая за плечи, встряхивает.

— Если Раф не очухается, я тебя, сученыш, живьем зарою!

Родственники Алекса вскакивают, начинается сумбур. Олеся кидается в середину и разнимает, ей помогают остальные. Борис в бешенстве. Все кричат. Гнев раскаляет воздух, дышать невозможно.

В этом бардаке никто не замечает женщину, которая застывает в дверях. Но ее лице смертельная бледность и уйма эмоций, но словно нет сил, чтобы сделать хоть что-то. Женщина просто смотрит округленными глазами. Русые волосы, аккуратное каре. Светло-голубые глаза. Она совсем не похожа на Алекса, но я понимаю сразу: это его приемная мама. Становится вдруг тепло-тепло на душе, словно она мне близкий человек, хотя мы не знакомы. Потому что она искренне переживает.

Я поднимаюсь, подхожу.

— Здравствуйте. Извините... Меня зовут Ива, я здесь из-за Алекса. Я его подруга.

— Ива. О, приятно познакомиться. Вы в курсе, что происходит?

Качаю головой:

— Медики со мной не разговаривают.

Его мама выглядит удивленной, а я не могу остановиться. Плачу.

— Не уверена, но... Кажется, Алекс спал на заднем сиденье, когда машина попала в аварию. Николай был за рулем, у него только синяк на лбу. Мне так страшно. Алекс... вообще, у него режим такой дурацкий, спит урывками, это очень вредно. Давайте вы спросите у врача, что случилось? Может, вам сообщат?

— А вы тоже были в машине? — Она бросает взгляд на мою ногу.

— Нет, я... это старая травма. Алекс ко мне ехал, у нас должно было быть свидание.

***

Сердце колотится быстро, как перед выступлением. От переизбытка адреналина и минимума движений кружится голова. Я изредка переминаюсь с ноги на ногу. Ожидание — невыносимо.

Ловлю взгляды родственников, которые облепили Надежду и теперь наперебой успокаивают. И не скажешь, что полтора часа назад они желали ей похоронить сына и безбедной старости.

Добродушные такие. На вид. Гадают, кажется, слышала ли я их семейный совет. С костылем же сидела, видимо решили, что сама пациентка, жду врача.

Неловко вышло. Алекса не любят в семье. Потому что приемный? Или еще есть причины?

Борис немного успокоился, они со Славой на улице, не выпускают телефоны из рук. Взахлеб обсуждают падение показателей компании. Орут там на кого-то. Как много, оказывается, зависит от одного-единственного человека.

Нервно тру ладони, пока те не становятся горячими. Сама в толк не возьму, почему так сильно переживаю. Я ведь его почти не знаю. Почти...

Когда врач появляется, меня морозит, аж зубы стучат. Держусь поодаль, не лезу в середину со своим костылем.

Очень шумно, а доктор говорит так тихо, что ничего толком не расслышать. …Сотрясение... ушибы...

Я хмурюсь и вытягиваю шею. Сердце так и колотится. Когда все идут по коридору, незаметно топаю следом.

В палату захожу последней. Алекс там один, он в сознании. Родственники и друзья облепили со всех сторон, я его не вижу. Но зато отлично слышу. Знакомый голос, интонации.

Равский что-то говорит, а потом смеется. Сама улыбаюсь, но и кулаки сжимаю. Хохочет он! Убила бы!

Николай тут же крутится, и это злит, если честно. Они все не заслуживают.