Иуда

Пока ехала с ним сзади на моте, чувствуя всем своим телом мощную спину, прижимаясь ладонями к его груди, мне казалось, что я и не я вовсе. Что мы оба в виртуальной реальности. Не в этой. Со мной ведь такого не может происходить. Я — Свободина, хромоножка. Дочка мэра. Тихоня, святоша.

Я не могу вот так сжимать ладонями мужской торс и прижиматься щекой к спине. Мои бедра касаются его ног, юбка неприлично задралась, и видны колени.

Сейчас я проснусь. Мне все это снится. Это не я…

Наклоняется ко мне, и сейчас произойдет прикосновение. Ведь я знаю, что он хочет сделать. Я знаю, и сама не могу удержаться и смотрю на его невероятные губы, смотрю на его глаза и снова на манящий и приоткрытый рот. Меня никогда не целовали…святоша не знает, что такое поцелуи, святоша вообще ничего не знает и… как же это ужасно, но она хочет, чтоб ее поцеловали. Впервые. Этот Элвис Пресли по имени Дима. От которого пахнет ветром, пороком и искушением. От него пахнет самим дьяволом.

Глава 5

В нем была какая-то зверская, примитивная привлекательность. Хищная, ядовито-сексуальная, вызывающая, харизматичная внешность. Торчащие в вечном беспорядке черные волосы, толстые брови, раскосые глаза, высокие, широкие скулы и большой, чувственный рот. У него красивое тело. Юное, мужественное, поджарое. С стальными мышцами, выделяющимся прессом. Почти безволосая грудь и тонкая полоска от пупка под широкий кожаный ремень, чуть ниже под ширинкой внушительная выпуклость. И взгляд. Волчий, дикий, необузданный. Пробирает до костей. Когда руками своими сгреб меня, сдавил, выдыхая мне в лицо. По всему телу дрожь прошла. И, нет, не отвращения. А незнакомая, будоражащая, огненная волна зацепила соски, скатилась к низу живота и разлилась истомой в промежности. От неожиданности я оторопела. Мне захотелось его ударить, сделать ему больно. Чтобы отрезветь… я ведь не могу к этому мальчишке вот так. Не могу ощущать…возбуждение? Он противен, он ненавистен …он…

(с) Ульяна Соболева. Подонок

Кап. Кап. Кап. Капает вода где-то далеко в кране. Я иду медленно на этот звук. Мне почему-то очень страшно. У меня одна нога стучит гипсом, зубы тоже стучат.

— Лена!

Не громко, но довольно слышно, и мой голос разносится эхом по огромному пустому дому. Где-то мяукнула наша кошка и прыгнула за тумбочку. Я успела увидеть пушистый хвост Рыськи. Странно. Не встретила меня, а наоборот, чего-то испугалась и сбежала.

— Лен!

Иду по ступенькам вверх. Мне тяжело, я держусь за перила, подтягиваю все тело, костыли остались внизу. Десять ступенек кажутся вечностью.

Кап. Кап. Кап.

Сквозняком открыло окно в пролете, и шторка взметнулась к моему лицу. Отодвигаю ее, чуть ли не падая на ступеньках, пытаясь удержаться, гипс скользит по мрамору.

— Ленаааа! — кричу уже громко. Сестра не могла не услышать. Почему она не выходит? Она же знает, что пора ужинать, и родители приедут не скоро. Наконец-то добралась до верхней ступеньки, хватаюсь за стену и медленно иду на звук. Кто-то не закрутил кран до конца. Вода капает, и этот звук раздражающе громкий. Дверь в ванну приоткрыта.

— Лен…, - почти шепотом у самой двери.

Нога едет по мокрому полу, я падаю спиной в лужу, из ванны перетекает вода на пол….и свисает рука. С указательного пальца ярко-алая капля медленно срывается и падает в лужу, исчезает в ней, расходясь в стороны розовыми кругами.

— Диана!

Вскакиваю вся мокрая от пота, тяжело дыша, захлебываясь буквально каждым вздохом.

— Уже поздно, а папа не любит долго ждать. Ему нужно скоро уехать.

Мама вбегает в комнату, раздвигает шторы.

— Какой красивый солнечный день. Смотри, и небо ясное. Началось Бабье Лето. Будет жарко несколько дней. В воскресенье сходим в церковь и поедем на пикник с Шороховыми. Они купили дом возле заповедника и пригашают нас на новоселье. Назар тоже там будет.

ЕЕ голос врывается в мой пылающий от ночного кошмара мозг и заставляет проснуться окончательно.

— Доброе утро, мама. Я хотела в воскресенье сделать важную работу по психологии.

— Ты и так отличница. Так что наверстаешь. А Назар приехал из-за границы, и мы хотим, чтобы ты с ним встретилась.

Тряхнула головой, чтобы больше не слышать мерзкое «кап-кап-кап». Оно еще звучит где-то очень далеко. В комнате светло, пахнет осенью из приоткрытого окна. Мама любовно гладит фиалки на подоконнике.

— Не думала, что ты будешь за ними следить.

— Как видишь, слежу.

— Давай, просыпайся. Папа уже в столовой с утренней газетой ждет тебя.

Гаджеты это не про папу. Ему неизменно привозили свежую газету. Слуги их гладили, чтоб краска не отпечатывалась на отцовских пальцах. Честно говоря, она уже давно не оставляет следов. Сейчас не восьмидесятые, но слуги были так приучены.

Фух. Как хорошо, что уже утро. Давно не видела этот кошмар. Кажется, несколько месяцев. Даже понадеялась, что он больше мне не приснится. Но как говорит мой психолог, любой стресс может спровоцировать панические атаки и кошмары, и тогда нужно будет вернуться к антидепрессантам и нейролептикам. Чего мне ужасно не хотелось. Притом стрессы любого рода. Даже положительные. Нет…это всего лишь один раз. Больше не повторится. Я давно с этим справилась, я сильная, я выросла. У меня теперь у самой есть почти пациенты.

— Хорошо, мам. Я быстро. Сейчас умоюсь, приму душ и спущусь. Пусть Рита приготовит яичницу с беконом и плавленым сыром. Свежий огурец без соли и кофе. Латте без сахара.

— Уверена, она помнит.

— Вчера мне положили сахар.

— У нас новая обслуга. Вчера был как раз ее первый день. Сегодня Рита.

— Хорошо.

— У тебя все хорошо? Ты вся бледная.

— Все хорошо, правда. Я просто…просто устала.

— Что с машиной? Папа говорил, что машину пришлось везти в ремонт.

— Да. Что-то сломалось. Я в этом не разбираюсь.

— Кто привез тебя домой?

— Такси.

Быстро ответила я и встала с постели, поправляя пижамные шорты и направляясь в ванную комнату.

— Не помню, чтоб возле дома останавливалась машина.

— Я попросила высадить меня раньше и прошлась пешком. Все, мам, я включаю воду и не услышу тебя.

У самой горят щеки. Не умею врать. Когда вру, кажется, что все тело покрывается красными пятнами, которые жгут и чешутся.

— Сегодня годовщина…

Тихо говорит мама в приоткрытую дверь ванной.

— Я помню.

Отвечаю ей так же тихо.

— Отец не хочет устраивать поминки…но я купила конфеты. Помяни, хорошо?

— Помяну.

Отвечаю и чувствую, как мурашки пробегают по коже. Почему-то именно сейчас мне не хочется лезть под воду и мыться. Но я заставляю себя встать под струи и поднять вверх лицо, намочив волосы и выдавливая мыло на ладони.

— Это «Антошка», как она любила.

— Хорошо, мам.

Дверь закрылась, и я выдохнула, позволяя воде стекать по своему телу, по лицу, волосам.

* * *

Спустилась вниз по лестнице. Вместо семейных фото на стенах теперь картины. Уже много лет здесь не висят наши портреты. Так хочет папа. А папино мнение здесь закон. Вообще любое его решение закон. Я знаю, что как только войду в столовую, он осмотрит меня критическим взглядом, а потом опустит глаза в газету, в его руке будет маленькая чашка кофе. Рядом с обручальным кольцом блеснет печатка.

— Доброе утро, папа.

Не посмотрел. Продолжает читать газету.

— Здравствуй, дочь. С каких пор ты себе позволяешь опаздывать к завтраку?

— Я не опаздываю. Сейчас восемь.

— Сейчас десять минут девятого.

Отчеканивает каждое слово.

— Опозданием считается пятнадцать минут.

— У меня опозданием считается даже минута. Пунктуальность — это самое лучшее и полезное качество в человеке. Без пунктуальности не существовало бы этой вселенной. Мы бы погрязли в хаосе.

Все же оторвался от газеты и посмотрел на меня.