Иуда

(с) Бумажные крылья. Ульяна Соболева

Я отменила занятия. Сослалась на то, что больна. Я не хотела продолжения всего этого сумасшествия. Я не была к нему готова. Это все. Предел. Дошла до края. До обрыва. Позволила. Боже, что еще я могу ему позволить. До какого обрыва я могу дойти. Что со мной происходит?

Уткнувшись взглядом в асфальт. На пары. Не думать. Не вспоминать. Не чувствовать, как губы жжет от его поцелуев, не мечтать, не представлять. Забыть. А перед глазами глаза серые бешеные, перед глазами красивое бледное лицо, сочный рот и это выражение адского голода, который передается мне. От которого дрожит все тело, от которого сердце сотрясается и дергается, как в предсмертной агонии. Три дня не видела и хорошо. Лгу…не хорошо. Почти физически больно. Так, что сводит тело, так, что ноет в груди и хочется плакать, и ничего не радует. Как будто все счастье разом выкачали из этого мира.

Только вчера вечером пульсация соцсети, уведомление ударом тока по венам. Кто бы сказал, что я так их ждала.

«Димон»….Димон…Звучит почти как Демон. Демон, меня искушающий. С ума сойти. От одного вида его имени у меня свело низ живота. Тоненьким лезвием крылышка бабочки внутри…над самым лобком и выше, к солнечному сплетению.

— Привет. Бегаешь от меня, психолог?

Смотреть и не знать — ответить или нет. По ладоням липкая влага, по сухожилиям дрожь отдает в колени. Не отвечать. Не надо. Но руки уже схватили телефон, уже нажали на значок соцсети.

— Нет.

— Тебя нигде нет.

— Я болела.

— Правда? А на пары ты ходишь. Примерная.

Откуда он знает? Следит за мной?

— Что тебе нужно?

— ТЫ!

Капсом, и я снова трясусь. Его этот капс заставляет ощутить всю властность этого парня… и его некую магическую власть надо мной. Боже! Мой мир переворачивается буквально за считанные дни. Никогда ничего подобного не случалось. Не про меня. Не со мной. Я — серая моль. Зачем парням представлять меня во влажных мечтах, зачем им вообще меня представлять. И смотреть…главное, смотреть вот так, как этот. Словно сожрет и не подавится. И самое дикое — ОН ХОЧЕТ МЕНЯ СОЖРАТЬ, МЕНЯ.

— Выйди.

Тупо ничего не понимаю.

— Куда?

— На улицу.

— Я болею.

— ЛОЖЬ!

Молчу, пальцы мелко дрожат. Сердце не просто стучит, его выворачивает наизнанку, оно словно покрыто венами, и все они сокращаются от пульсации.

— Не выйдешь, я приду к тебе в гости. Позвоню в твою дверь. Скажу твоим предкам, что я твой парень и трахаю тебя прямо на лавке в парке.

— НЕТ! ТЫ С УМА СОШЕЛ? ТЫ НЕНОРМАЛЬНЫЙ?

Теперь капсом кричу я. Кричу и понимаю, что, если он это сделает, меня запрут в доме. Родители увидят этого наглого самца с дикими глазами, модной прической, в рваных джинсах и просто посадят меня под замок. Я должна общаться только с парнями своего круга, а желательно с теми, кто поддерживает религиозные взгляды моего отца. И…если он так скажет, меня потащат к врачу, меня снова будут проверять. Это так унизительно, так….ненавижу, когда они это делают!

— Значит выходи. Я здесь внизу.

Рывок с постели, забыв о хромоте. К окну. Посмотреть, жадно сожрать его взглядом, потому что тоже не видела, потому что видеть и представлять это так по-разному.

Стоит рядом с мотом, смотрит наверх, солнце светит ему в лицо, и он прищурился, заслоняется ладонью. Меня прошибает молнией. Он такой…он такой неповторимо сексуальный, он такой запредельный. У меня таких никогда не было… и у таких, как я, быть такого Димона, априори, не может. Такие по другим. Такие по Кристинам с моего курса — блондинка с красивой фигурой, округлой задницей, ногами от ушей, полными накачанными силиконом губами и длинными наращёнными ресницами. У нее куча фоловеров в мегаграмме, у нее своя страничка в Так-Тике с миллионными просмотрами.

— Считаю до десяти!

— Раз.

— Два.

— ИДУ! Жди за белым домом с красной крышей! Уйди отсюда!

— Ок!

Выдохнула, взгляд в зеркало, волосы за уши, кофточку поправить, чтоб не сползала с плеча. Юбка прикрывает колени. Быстро завязать ботинки на платформе (с ее помощью немного уравнивается разница, и я не так хромаю). По лестнице очень тихо, чтоб мама не услышала. Она с кем-то говорит по сотовому, отец, как всегда, уехал.

Юркнуть на улицу, захватив куртку и сотовый. Иду к нему, оглядываясь, чтоб никто из соседей не увидел. Увидела, и стало нечем дышать. Зачем избегала, если после разлуки вся пересохла по нему, и даже губы засаднило. Иду…стараюсь не хромать, но хромаю. Впервые кому-то на это насрать. Он вообще не смотрит, как я иду…он смотрит на меня. На мое лицо, на…на вырез моей кофты. Он не просто смотрит. Я уже голая. Я уже словно у шеста, и по моему телу рассыпаются мурашки.

Руки сложил на груди. Улыбается. Триумфально. Хочется его за это стукнуть и…почему-то очень хочется обнять. Не смотреть ему в глаза. Не смотреть в эти куски расплавленной ртути, не тонуть в них, не растворяться так, что от меня ничего не останется. Впиться взглядом в белую футболку. Чистую, без надписей. Она, как назло, облепила его тело, и мне видна накачанная грудь, кубики на животе. В мозгу стрелой пробивает картинками, где этой футболки на нем нет. Становится трудно дышать.

Медленно поднимаю взгляд и сталкиваюсь с серыми омутами адской красоты… с этими пушистыми девчачьими ресницами. У него смугловатая кожа, у него…Боже, да он весь идеальный. Он охренительный. Он мечта. Он Голливуд воплоти. Он…он Бог или Дьявол. У меня от него поджимаются пальцы на ногах, у меня не просто бабочки в животе. Там живут дикие чайки, и они не просто летают, они мечутся и ломают мне ребра.

Я близко. Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что мое дыхание учащается. Его язык пробегается по невероятно красивым четко очерченным губам. В ответ мои собственные начало жечь.

— Поехали…

Протягивает руку.

— Куда?

— Какая разница? Боишься?

Неожиданно для себя киваю.

— С тобой не случится ничего, что ты не захочешь сама. Обещаю.

Судорожно сглотнуть. Увидеть вдалеке машину соседа. Ощутить, как обожгло грудную клетку, и взять из его рук шлем. Надеть на голову, приподнять юбку и сесть сзади на мот. Теперь уже сама вскинула руки и обняла. Коснулась его груди и…он вздрогнул. Я вместе с ним. Накрыл мою руку своей. На какие-то мгновения прижал еще сильнее…и я ощутила, как колотится его сердце. Мое задергалось в ответ.

Сорвались с места. Мою грудь расплющило о его спину, мои ноги сжимают его бедра, и я ощущаю насколько железные у него мышцы. Чееерт. Что со мной. Я, кажется, окончательно свихнулась. Посреди дня сбежала с ним. Не сказав ничего маме.

Мы ехали около получаса, где-то по косым дорогам с ворохом золотых листьев по бокам, под нависшими лапами деревьев, усыпанных золотыми монетами листьев, разукрашенных осенью во все оттенки солнца. От заката, до рассвета. От красного, до коричневого, ярко-оранжевого и желтого. И мы несемся по дороге куда-то в самые недра золота.

Тормозит у берега реки. Все засыпано листвой, вода сливается с небом, и они одинаково синего цвета. Слазим с мота. Снимаю шлем…ветер швыряет мне волосы в лицо.

— Девочка-осень. Такая же золотая. — говорит он, и я медленно выдыхаю.

Протягивает мне руку…медленно даю свою. Сжимает мои пальцы, скрещивая наши вместе. Ладонь к ладони. Его горячие, мои холодные.

— Замерзла?

— Нет.

— Холодные руки.

— Говорят, у кого холодные руки, у того горячее сердце.

— Кто говорит?

Спрашивает, не моргая.

— Не знаю…говорят.

— Расскажи мне…

— Что?

Но я знаю, о чем он, мы оба знаем, что я знаю.

— Кто ты?

Заставляет усмехнуться.

— П*здец! Когда ты улыбаешься, у меня сердце взрывается!

Я…кажется, знаю, как это. Потому что, когда улыбается он, мое разлетается на мелкие осколки.

— Кто я?

— Не знаю…кофе по утрам?

— Чай. Без сахара. Пакетик не вытаскивать…Кофе?

— Кофе. Черный. Без сахара. Черный. Красный. Белый. Синий. Розовый?