Страница 12 из 94
— Не деньгами. — коротко отвечаю я. И кто эта скотина, что деньги с девушек собрал? Ух, найду и … Даром Любви прокляну. И на производстве этом пристегну к батарее — пусть девушки пользуются. Страшная смерть, но чем-то привлекательная. Смерть от сну-сну!
— Но… чем? — хмурится девушка в сером офисном костюме.
— Вы должны пожертвовать Дару Любви свой страх! — вздымаю я руки вверх, напоминая себе черного проповедника в гетто, таким каким их показывают в американских шоу: — Свои сомнения! Сколько всего хорошего не помещается у нас в сердцах, если мы впустим туда страх и позволим ему угнездится в душах наших! Любовь! Радость! Счастье! Дружба! Всему этому не бывать в ваших сердцах, если там уже свил свою паутину липкий страх! Мы не живем полной жизнью, не любим, не дружим, не радуемся — потому что боимся! Боимся, что про нас подумают, что мы не такие как они, боимся, что общество нас отторгнет, боимся, что покажемся недостаточно красивыми, недостаточно умными, недостаточно успешными! Мы носим маски, не показывая наши истинные желания, притворяемся быть послушными и покорными, мы становимся удобными! Для общества, для родителей, для учителей, для начальников, для посторонних людей на улице! Но… — я делаю паузу, оценивая аудиторию. Все хорошо, даже дыхание затаили, ждут.
— Но на самом деле — мы все не такие. Мы рождены свободными и лишь рамки и границы общественной морали сковывают нас. На самом деле — мы все другие. И понятно, для чего были придуманы эти рамки сотни тысяч лет назад, когда человечество не было так уверено в своем выживании. Тогда эти рамки были нужны. Тогда эти границы помогали человечеству выжить. Но сейчас… сейчас это просто оковы, мешающие нам двигаться. И я не говорю о том, чтобы сломать все устои общества и предаться оргии, нет. Когда общество требует от нас каких-то границ, угрожая за нарушение уголовным преследованием — было бы глупо нарушать их. Но речь идет не об этом! Речь о том, что даже в глубине своей души мы все боимся признать свои желания и дать себе хотя бы внутреннюю свободу. — я делаю паузу и отпиваю глоток из бутылки, которую послушно протягивает мне Капибара Момо. Глаза у нее блестят. Слезы?
— Потому первое, чем мы все должны пожертвовать — это страх. Вот ты, Киоко-сан — готова пожертвовать своим страхом?
— Э… ну конечно. Готова! — кивает Киоко. Она еще не понимает куда я ее веду.
— Хорошо. Тогда — раздевайся. — киваю я и поворачиваюсь к ошеломленной аудитории: — раз уж все мы тут за Даром, то я полагаю, что никто не будет стыдить Киоко-сан и мы предоставим ей безопасную аудиторию. Прошу всех сохранить все, что здесь происходит в тайне и не снимать происходящее на телефоны. — когда я так говорю, я конечно же ожидаю, что половина аудитории начнет снимать из-под полы. В свою очередь, понимая это — Киоко нипочем не разденется на аудиторию. Это наедине еще возможно, но вот так…
Я радуюсь. Ай да Кента, ай да сукин сын! Вот так взять и провести всех. Сейчас Киоко скажет: «Кьяя!» и убежит со сцены… ну или просто откажется раздеваться, я в свою очепредь только руками разведу, дескать пытался, пробовал, не вышло. Цитируя старую цирковую кобылу Машку после прыжка через огненное кольцо, который закончился пожаром — ну не шмогла, не шмогла.
Что дальше? Прочитаю лекцию, пожалуюсь на косность человеческого мышления и засилье социальных страхов, скажу в стиле Марти Макфлая — «наверное, вы к такому еще не готовы, но вашим детям это понравится». И пойду обедать. Преодолев кризис и избежав проблем.
— И … а дальше что делать? — раздается голосок сзади, и я поворачиваюсь. Что дальше? Смотрю. Моргаю. Дышу. Пытаюсь осознать происходящее.
— Прохладно так стоять. — говорит совершенно голая Масуда Киоко, менеджер по продажам. Хотя, я несправедлив — на ней все еще туфли-лодочки и бейджик на синей лентоке через шею. Видимо, чтобы не перепутали. Корпоративная культура, мать ее…