Страница 30 из 100
А если нет? Если Россия станет пусть формально, но победительницей?
Не будет Босфора и Дарданелл, русских стягов в Константинополе и креста на Святой Софии. Да право, было ли когда это, иначе чем в горячечных мечтах?! Все эти устные договорённости с союзниками и секретные протоколы, обставленные сотнями условий… Даже не смешно, право слово.
Но не будет и Брестского мира, национального унижения, и возможно (только возможно!) Гражданская Война окажется не такой ожесточённой. Просто потому, что меньше поводов, противоборствующих сторон, разрухи, эпидемий.
Отпустить! Отпустить Закавказье, Туркестан, Финляндию и далее, оформив их выход де-юре, не призывая вернуть и покарать сепаратистов. Оформить должным образом территориальные границы и взаимные долги…
… что открывает очень интересные возможности для дипломатии и торга. Экономические и политические связи, они же так просто, в одночасье, не рвутся. А родственные? Ох, не стоит их сбрасывать со счетов…
А отпустить тот же Туркестан... и что? Хуже станет? Неужели?
Больше не нужно будет вкладываться в строительство железных дорог, школ, гарнизонов и больниц, содержание чиновников и прочее. России, будь она Империей или Республикой, нужен только хлопок и полезные ископаемые, чёрт подери!
Сами, всё сами. Хорошо ли, плохо ли… сами. А закупать сырьё и подкупать местные элиты, не вкладываясь в инфраструктуру, много выгодней! Доказано США.
А престиж Державы… Право слово, а должен ли он опираться на штыки и стоптанные сапоги русского солдата?
Всё это и многое другое обсуждается сейчас на страницах французских газет. Врут необыкновенно! А уж просто рассуждения с позиции франкоцентризма, без учёта чужих мнений и интересов, это вообще как норма. Но рассуждают. Анализируют. Думают.
А тут я… Русский и некоторым образом — причастный к политике. Газетам я не особенно интересен, хотя несколько интервью у меня взяли, более всего напирая на «Хельсингскую резню», да на речь о «Говорящих задницах», ставшую некоторым образом знаменитой.
Сомнительная известность, как ни крути! Думаю вот, получится у меня трансформировать её в политический капитал или нет? А может быть, и ну её к чёрту!?
Вытираясь после душа, глянул на себя в зеркало и пожал плечами, не найдя в себе решительно ничего интересного.
— Вот и пойми этих женщин…
Одеваться не стал — жарко, ограничившись обвязанным вокруг бёдер полотенцем, и вышел из ванной. Валери тут же юркнула в открывшуюся дверь, одарив коротким, но очень страстным поцелуем.
— Бесстыдник, — одобрительно сказала Анна, по-кошачьи потянувшись на кровати всем телом и демонстрируя золотистую шёрстку лобка и подмышек. Хмыкнув, не стал отвечать на подначку. Нормы морали у… хм, нашей девушки довольно-таки своеобразные, успел уже убедиться.
Поведя плечами, в последний момент придержал падающее полотенце, но расшалившаяся Анна, подскочив, стащила его вниз, и дразнясь, высунула язык. Розовый…
Вспомнив, что она вытворяла этим самым языком пятнадцать минут назад, я повернулся к ней, вопросительно вздёрнув бровь.
— Не-не-не! — зачастила она и бросила полотенце назад, спешно накидывая на себя халат, — Хватит! Было невероятно хорошо, но ты мне всё натёр!
Пожав плечами, снова оборачиваюсь полотенцем. Нет, я не… в общем, вполне среднестатистический, разве что вследствие молодости изрядно… хм, боевит.
Но Анна несколько опрометчиво сказала, что женщины одними только руками могут вознести подругу на вершину… Пришлось доказывать, что мужчины могут ничуть не хуже, и что кроме рук, у них есть и другие достоинства. Хм… достоинство.
… увлеклись экспериментами.
— Валер говорила, у тебя с квартирной хозяйкой проблемы? — поинтересовалась Анна, усевшись на оттоманку и подбирая под себя босые ноги.
— Не то чтобы серьёзные… — неопределённо ответил я, не желая делиться своими проблемами.
— А съехать? — она склонила набок красивую голову, украшенную копной золотых волос.
— Куда? — вопросом на вопрос ответил я, — Студенты по случаю летних вакаций разъехались, но взамен приехали иммигранты.
— Немного…
— Пока немного, — соглашаюсь с ней, — но не так уж и мало. К тому же, люди напуганы и снимают квартиры не глядя, лишь бы было где жить. Так что многие домовладельцы повысили цены, по крайней мере — для иммигрантов. А я хочу в Латинском квартале снять, поближе к Сорбонне. Тратить время на поездки… Время ведь — тоже ресурс!
— Совсем вариантов нет? — поинтересовалась Анна, подаваясь вперёд и обхватывая колени руками.
— Ну почему… — пожимаю плечами, — есть, просто варианты немногим лучше. Дороже или дальше от Университета, или попросту хуже. Такие клоповники попадаются…
Хмыкнув, рассказал ей для наглядности несколько историй, красочно расписывая ситуации, квартирных хозяев и иные особенности съемного жилья.
— А знаешь… — сказала она, замолчав внезапно, — Да! Оставайся!
— Как-то… — Анна беспомощно пожала плечами, — ты не такой мужлан, как… все эти. Свободные спальни у меня есть, займёшь одну, и…
— Но это временно! — поспешила уточнить она.
— Я… а почему бы, собственно, и нет? — соглашаюсь с Анной, оглядывая квартиру, — Никаких условий?
— Никаких! — торжественно пообещала девушка, протягивая руку.
— Переезжаешь? — пыхнув трубкой, поинтересовался консьерж, уютно расположившийся в кресле с развёрнутой газетой.
— Да, дядюшка Жак, — останавливаюсь поболтать со стариком. Он неплохой человек, да и… буду честен — полезен. В Латинском квартале консьерж знаком чуть не с каждым мало-мальски заметным старожилом, а если кого и не знает лично, то уж наверняка — опосредовано.
Не то чтобы незаменимый, вот уж нет! Но времени он мне сэкономил немало, а всего-то — поговорить со стариком, угостить иногда хорошим табачком или подарить бутылку приличного вина.
— Получше квартиру нашёл, или как? — спросил дядюшка Жак, поудобней устроившись в старом, продавленном, но на удивлении удобном кресле.
— Или как, — морщусь я, расслабленно привалившись плечом к дверному косяку, — хозяйка, будь она неладна…
— Хе-хе… — мелко засмеялся консьерж, — она такая! Девчонкой ещё её помню, как она тут появилась. Страшна! Глаза выпученные, скулы — чистый монгол! Этот, как его… Чингисхан. И потливая.
— Болезнь, наверное, — сделал я попытку быть объективным.
— Всё одно к одному, — пожав плечами, убеждённо сказал дядюшка Жак, — пометил её Господь. А льстивая! Сладкая аж до приторности, особенно если ты ей нужен. А вот с постояльцами…
Зашуршав газетой, он поднялся с кресла и выколотил погасшую трубку в массивную бронзовую пепельницу, помнящую времена Директории[vi].
— С тобой поднимусь, — постановил он, не спрашивая моего согласия, — гляну, что там и как. Чтоб свидетель, если что…
— Давайте, — несколько озадаченно согласился.
— Хм, — усмехнулся он, поднимаясь по лестнице впереди меня, — Думаешь, чудит дядюшка Жак? Пообщаться хочет, цену себе набить?
— Да ничего… — запротестовал было я, но очевидно, не слишком убедительно.
— Думаешь, думаешь, — убеждённо повторил старик, — Но нет! Общение… вон, в любой кабачок зайду, мне ещё и рюмку поднесут, потому как уважают! И поговорить есть с кем.
— Просто я вижу, что парень хороший, цельный. А эта самая Эка Папиашвили… — он поморщился, — дрянь баба, между нами. Может и напакостить напоследок, тут уж как повезёт. Квартирка-то у тебя — прямо скажу, так себе! Как ты там говорил?
— Из говна и палок, — послушно повторяю я.
— А… точно! Метко, метко… — захихикал он, вцепившись рукой в перила и остановившись, повернулся ко мне, — Так что ты думаешь, она починить не может, что ли? Починить, да сдавать подороже… но нет!