Страница 13 из 40
— А ты много знаешь тех, кто не пошёл на второй круг? — спросила Лирания.
— Я — нет…
— И я нет, — подтвердила ошарашенная моим подсчётом Колбочка. — Но я вообще мало взрослых знаю.
— Дженадин, — сказал я устало. — Ты не поняла. Нет никаких взрослых. Твоя мать родила тебя не в двадцать семь, а в семнадцать. И ей всё ещё семнадцать. Все низы — один большой детский сад, радостно меняющий себя на конфеты. У вас украли жизнь. Но я знаю, как это исправить.
***
Я оставил их осмыслять сказанное. Вернулся в комнату. Ребятам надо переварить эту арифметику. Они задумались, что система аренды — это пожизненная эксплуатация детей, которым не оставили шанса вырасти. Они никогда не повзрослеют, а значит, и не поймут, в чём обман. Кажется, Дмитрий говорил, что соотношение численности верх/низ примерно один к ста. Один взрослый вершок съедает за свою жизнь сто детей. Счастливых детей, проживающих пять лет непрерывного веселья на Средке и ничего, кроме этого. Я-взрослый поражаюсь людоедской продуманности этого мира. Я-подросток думаю о Лирании. О Колбочке, которую только что жёстко ткнул носом в то, что её смертельная обида на мать — это обида на ровесницу, я-подросток не думаю. Подростки не ценят того, что уже получили, они жаждут того, чего у них нет.
Хреново быть подростком.
— Хорошо выступил, — дверь открыта, в проёме стоит Лирания.
За ней маячат любопытствующая мордочка её сестры и хитрющая физиономия моей.
Я-пацан потерянно мну в руках высохшую на окне футболку, краснею, бледнею и застываю в неловком молчании.
Я-взрослый невозмутимо говорю:
— Привет, заходи.
— Я Лирания, — сообщает девушка.
— Я знаю, сестра про тебя рассказала.
Нагма в коридоре что-то шепчет на ухо малышке, та делает удивлённое лицо, но кивает и они исчезают вдвоём. Дверь тихо закрывается за спиной вошедшей Лирании.
— Можно? — она протягивает руку, и я автоматически отдаю ей футболку.
Девушка пробует наощупь ткань, смотрит швы, выворачивает ворот и внимательно читает ярлычок. Зачем-то нюхает, просовывает палец в продранную в драке дырку, показывает мне. Я-пацан всё ещё в полуобмороке, я-взрослый вспоминаю, что эту футболку купил себе Дмитрий в маленьком магазинчике нашего приморского городка. Мне она великовата, но куда в меньшей степени, чем моя собственная взрослая одежда. Обычная чёрная хлопчатобумажная майка с белым принтом «витрувианский рок» — там изображён «витрувианский человек» с электрогитарой.
— Порвалась, — констатирую я-взрослый.
Лирания возвращает майку, я-подросток судорожно в неё вцепляюсь, не зная, куда деть руки, а я-взрослый обращаю внимание, что девушка и сама одета нетипично для низов. Не похоже на бесплатную синтетику из автоматов.
— У меня есть гитара, — сказала она, ткнув пальцем в картинку. — Почти такая же.
— Круто, — ответил я. — Играешь?
— Да, но нет усилителя, почти неслышно. Поэтому только для себя.
— Я, возможно, знаю, где взять усилитель, — сказал я, подумав о ящиках с электронным хламом в берлоге Кери.
— Я почему-то так и подумала, — кивнула Лирания. — Если уж ты знаешь, как избежать аренды, то всё остальное для тебя вообще ерунда.
Я-пацан смутился ещё больше, решив, что она надо мной издевается, я-взрослый спросил прямо:
— Ты из верхних?
— Я из внешних, — ответила она. — Как и ты. Только я, в отличие от тебя, знаю, что в этом мире нет гитар. Мои родители привезли её сюда, чтобы я не забросила музыку.
— Не забросила?
— Ноты потеряла, — вздохнула она. — И комбик. Приходится импровизировать.
— Сыграешь? — спросил с замиранием в голосе я-подросток.
— Может быть, однажды, — неопределённо ответила девушка. — Всё равно без комбаря тихо, хоть ухо к деке прикладывай.
Я-подросток согласен приложить ухо куда угодно, но я-взрослый спрашиваю:
— Что случилось с твоими родителями?
— Думаю, то же, что с твоим братом. Однажды вернулась с сестрой — квартира опечатана полицией. Я сорвала печать, схватила сумку, гитару, и мы смылись. Родители так и не вернулись. Я тут почти год тусуюсь. Уже хотела свалить из-за Пупера, но ты ему навалял, и я осталась.
— А как твои родители сюда попали?
— В командировку приехали, на три года. Разве твой брат не так же?
— Не совсем, — не стал уточнять я. — А чем они занимались?
— Что-то компьютерное, я не разбираюсь. В башне, где мы жили, было много командировочных из других миров. Некоторые приехали с детьми, мы тусовались вместе. Года полтора назад люди начали пропадать, родители часто шептались об этом, но по условиям контракта надо было обязательно доработать, иначе не заплатят. Родителям говорили, что те просто уехали. Ага, бросив все вещи…
***
Межмировое хэдхантерство — относительно развитой бизнес для Мультиверсума. Десятки, может, сотни людей в год находят себе работу таким образом. Немного, но иногда и один человек может здорово подтолкнуть местную науку и производство просто благодаря свежему взгляду и локальным ноу-хау. Патенты-то между мирами не работают.
— Из какого вы мира? — спросил я.
— Из нашего, — пожала худыми плечами Лирания. — Я не знаю, как ещё сказать. Да и какая теперь разница?
— Никакой, — согласился я.
— Сколько твоей сестре?
— Оньке? Восемь. Уже тут исполнилось.
— Скучает по родителям?
— А кто не скучает? Я так да. А твои где?
— Мои умерли.
— Прости.
— Ничего, — я не стал уточнять, что было это до того, как она на свет родилась.
— Ты тут с братом был?
— Братом и его девушкой. Они пропали вместе.
— Соболезную.
— Рано. Я их найду.
Лирания посмотрела на меня очень внимательно и строго.
— Звучит как мальчишеский трёп.
— Верь мне! — сказал уверенно я-подросток, понятия не имеющий, как это сделать. — Может, заодно и твоих родителей найду.
— Не смей так говорить! — лицо Лирании застыло злой маской.
— Почему?
— Нельзя давать надежду. Это жестоко. Прошёл почти год, даже Ония не верит, что они ещё живы. Если ты снова заставишь меня по ним плакать, я тебя никогда не прощу, понял?
— Принято, — ответил я коротко, девушка дёрнулась, как от удара.
— Что опять не так?
— Ничего, — ответила она мрачно. — Отец так говорил. Когда мама ему что-нибудь объясняла, а он был не согласен, то не спорил, а говорил «Принято». То есть услышал, но поступит по-своему. Чёрт, я всё-таки сейчас заплачу. Скотина ты. Все вы.
— Кто «мы»? — спросил я растерянно в спину, но она уже ушла.
Я-пацан готов догонять и оправдываться, но я-взрослый знаю, что девочкам иногда надо поплакать.
***
— Здорово ты народ перебаламутил, — сказала Колбочка. — Дай сюда майку, я зашью.
Я отдал ей футболку, она присела на кровати рядом. Достала из кармана куртки маленький швейный набор, саму куртку бросила на пол, оставшись в коротком топике.
— Я никогда не думала про это говно с арендой. Все же так живут, чего такого? Конечно, просрать всё за месяц, как моя мамка, глупо, можно растянуть. Но ты прав, все потом уходят на второй круг. Иначе мы бы тут не сидели. В лучшем случае после первой десятки выдерживают пару лет, успевают завести ребёнка, но потом всё равно сдают его в интернат, а сами арендуются. Думают, что второй раз-то будут умнее — но хрен там. Или берут короткую аренду, на год, но тогда и денег мало, мамке на неделю хватает. И знаешь, что она эту неделю делает?
— Что?
— Трахается как ненормальная. Выбирает на Средке бордель для баб и спускает там деньги на кибермужиков с киберчленами. И упарывается так, что ничего потом не помнит. И смысл? Её и так весь год трахают, и она не помнит. Я её ненавидела, ты прав. Но ты сегодня сказал, что ей так и осталось семнадцать, и я врубилась — это же я себя ненавижу, а не её. Себя будущую, которая будет вот так же. Зачем ты мне это сказал?