Страница 15 из 191
Указ о направлении в Запорожье Косагов получил в первых числах мая, непосредственно после заключения договора о Вечном мире. Уже 6 июня он прибыл в Колонтаев — слободской город Белгородского полка, располагавшийся недалеко от Полтавы, где был назначен сбор войск. В пути он получил наказ и «списки ратным людям». Из полков Белгородского разряда по наряду в походе должны были принять участие рейтарский полк И. М. Гопта (1000 солдат и 32 начальных человека); солдатский Старооскольский полк полуполковника Ивана Гранковского (1324 рядовых и начальных людей); солдатский Хотмыжский полк полковника Готфрида Эрнеста (Яков Эрнест) (958 рядовых и начальных людей), а также полк «новоприборных» солдат (1166 рядовых, из них 166 отправлены в Брянск для «стругового дела», и 14 начальных людей), направленный из Москвы. Кроме того, к войску Г. И. Косагова должны были присоединиться по 500 человек казаков из Сумского, Ахтырского и Острогожского слободских полков (всего 1500 человек), 230 конных донских, яицких и орешковских казаков, поселенных в городах Белгородского полка (Курск, Ливны, Воронеж, Новый Оскол, Лебедянь и др.), 20 пушкарей «розных городов», 19 курских новокрещеных калмыков. Всего русское войско по спискам, включая двух жильцов и двух городовых детей боярских, а также Косагова, должно было насчитывать 6278 человек (в наряде ошибочно — 6268 человек). Орудия и полковые припасы Косагов получил из Севского и Белгородского полков. Продовольствие (700 четвертей муки) было направлено из Киева по Днепру уже 1 июня. Сопровождавшие провиант 60 солдат и стрельцов должны были дожидаться Косагова в районе Запорожья. 8 июня Косагов сообщал в Москву о прибытии в Колонтаев сумских и ахтырских казаков во главе со стольником Иваном Литвиновым, а также рейтарского полка И. М. Гопта. Между тем задерживалось прибытие денежной казны на жалованье ратным людям, пушек, пороха и свинца для «новоприборного» полка из Рыльска, пушек, барабанов и знамен для всего войска. «А бес того, — сетовал генерал-поручик в письме главе Севского разряда Л. Р. Неплюеву, — и не в такой далней поход итить непристойно». Косагов был «зело опасен, что походу ево медлитца, чтоб де ему не поставлено было в леность и не в раденье». Наконец необходимые припасы прибыли, и после сбора всех войск Григорий Косагов провел им смотр и раздал жалованье рейтарскому и солдатским полкам. В целом явка на службу была высокой и к 20 июля составила 5569 человек, или почти 90 % от наряда[147].
25 июля корпус Косагова пришел «в запорожские места в Великой Луг», 29 июля сотня казаков и кошевая старшина во главе с атаманом Федором Иваником прибыли в расположение русских войск, заявив, как писал Косагов, что «о приходе нашем… с… ратными людми в Запорожье они радосны». Запорожская делегация предложила царскому отряду идти к Каменному Затону, расположившись у Днепра. Косагов послал «для осмотру тамошних мест» отряд ратных людей с рейтарским подполковником Дмитрием Моконаловым и сумских казаков во главе с наказным полковником — межирецким сотником Иваном Штепой. С ними пошли и запорожцы Лукьян Андреев и Алексей Семенов, которых кошевой оставил Косагову «для вожества». Вернувшись, посыльные сообщили, что «у Каменного Затону войсковые запорожские казаки стоят куренями», в связи с чем там не будет достаточно фуража для русской конницы, да и запорожцам, в свою очередь, «от ратных людей конскими кормами учинитца великая скудость». В результате 1 августа Косагов, перейдя реку Конские Воды, расположился «укрепя обоз у изрогу Ушковского против перебоины Конской (значение топонимов не ясно. — Авт.) от Сечи за четыре мили[148]». Ратные люди укрепили лагерь со стороны степи: «для крепости зделали окопец земляной». 8 августа Косагов поехал к Ф. Иванику, чтобы вручить ему царскую грамоту и окончательно договориться о месте размещения русских войск[149]. Судя по всему, соглашение об освобождении запорожцами стоянки у Каменного Затона было достигнуто. Покинувший русский лагерь в конце августа и прибывший в сентябре 1686 г. в Москву с отпиской Косагова донской казак сообщал, что генерал и воевода стоит «обозом у реки Днепра на берегу в урочище на Каменном броду»[150].
В дальнейшем в течение 1686 г. никаких активных действий Косагов не вел, ограничившись постройкой земляной крепости в Каменном Затоне. Крепость строилась на «крымской стороне» Днепра — на левом берегу реки в районе современной Каменки-Днепровской, напротив располагавшейся на правом берегу Запорожской Сечи. Строительство Каменного Затона было вторжением на татарскую территорию, вызовом Крымскому ханству.
Важными задачами Косагова были охрана провианта для российских войск, которые должны были действовать на нижнем Днепре, взаимодействие с запорожскими казаками, сбор информации о действиях крымских татар[151]. С приближением зимы, пережить которую солдатам Косагова предстояло в диком и необжитом крае, в Каменном Затоне стало расти число дезертиров. В своих отписках Косагов неоднократно жаловался, что царские ратные люди «из Запорожья многие… бежали». Часть беглецов посланные Косаговым отряды отлавливали и возвращали в лагерь, после чего подвергали наказанию кнутом[152]. Видимо, отчасти в связи с этим прибывший к гетману Самойловичу в начале января 1687 г. русский представитель Семен Алмазов должен бы предложить ему «помыслить», не стоит ли отозвать корпус Косагова из Каменного Затона, чтоб «могли те ратные люди к весне на ту ж их царского величества службу пригодитца», либо же «пристойно и неприятелю страшнее в том месте стоять и зимовать»[153]. Гетман высказался против вывода корпуса Косагова с Запорожья, считая, что зимующие там ратные люди «згодятца на грядущую их монаршескую службу», когда царские войска двинутся на Крым[154].
В целом в 1686 — начале 1687 г. русская политика в отношении Крымского ханства и тем более Османской империи не отличалась активностью. Россия вполне сознательно избегала резкого разрыва мирных отношений с ханом, стремясь, с одной стороны, дезориентировать его относительно своих истинных военных планов на будущий год, а с другой — воспользоваться ситуацией, чтобы прозондировать настроения в Бахчисарае касательно перехода под верховную власть царей. При этом Москва всеми силами стремилась создать впечатление у своего польского союзника, что она полностью выполняет положения договора о союзе, очерчивавшие ее военную активность в текущем году. По субъективным (бездействие отряда Косагова и запорожских казаков, неудачи донцов) и объективным (невозможность полностью блокировать сообщение между Крымом и Белгородской Ордой) причинам удавалось ей это с трудом. При этом русское правительство стремилось сохранять свободу рук в рамках своего опосредованного присоединения к Священной лиге, не обременяя себя дополнительными обязательствами.
Зимовка далась солдатам Косагова непросто. В конце января — начале февраля 1687 г. он писал в Москву, что ратные люди «многие заскорбели, во ртах вкинулась цынга и ноги пухнут». Лекарств в нужном количестве в отряде не оказалось, лишь в мае в Каменный Затон были отправлены необходимые запасы из Киева[155].
7 марта в Сечи был допрошен взятый в плен татарин Алей, а также вышедшие из Очакова «волохи», сообщившие, что «хан де крымской имеет намерение многолюдством приходит под Сечю и под… обоз х Каменному Затону по нынешнему вешняму времени вскоре». 10 марта кошевой Филон Лихопой предложил русскому военачальнику послать с запорожцами «на сторожу вопче» ниже по Днепру своих ратных людей на пятидесяти лодках, чтобы предупредить возможное нападение татар или гарнизонов турецких крепостей («поставить заставу крепкую»). Косагов, однако, не мог этого сделать, поскольку не имел пригодных для похода судов («а которые… лотки присланы из городов Белгородцкого полку и те худы, к походу не годятца»). Здоровых ратных людей в отряде Косагова также было немного, «многие болны цынгою, рты и ноги попухли, а иные мытом и огневою лежат, такими ж болезньми, какими болели ратные люди на Дону». Русский военачальник, сообщая об этом Голицыну, полагал, что в случае нападения крупных сил крымцев на его лагерь «от наступления многих воинских сил обронитца будет неким» и в связи с этим просил прислать подкрепление. К отписке прилагалась «перечневая роспись», фиксировавшая состояние корпуса Косагова на исходе зимы на 11 марта (см. таблицу 2.1, с. 50)[156].
147
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1172. Л. 535, 633; РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1257. Л. 21–24, 47–48; Кочегаров К. А. Речь Посполитая и Россия… С. 393–395. Роспись войск дана по более полному наряду, нежели приведенный ранее в книге К. А. Кочегарова (в нем не указаны цифры кормовых казаков Белгородского разряда и курских калмыков). В численности остальных подразделений между разными вариантами наряда также имеется различие, однако оно не принципиально, кроме разницы в количестве «новоприборных» солдат (у К. А. Кочегарова — 700 человек).
148
По-видимому, речь идет о русской миле, равной 7 верстам, или ок. 7,5 км.
149
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1257. Л. 102–103.
150
Там же. Л. 122.
151
Кочегаров К. А. Речь Посполитая и Россия… С. 395, 401–405. 22 сентября Косагов отправил к Перекопу для захвата языков небольшой отряд во главе с курским калмыком — мурзой Алексеем Кобиным. Разведчики вернулись 26 сентября, доставив двух пленников, взятых под Перекопом «на шляху, которым шляхом ездят ис Перекопу в городки в Козыкермен и в Тованские». Языки оказались турками, один Сулейман, пушкарь из Казы-Кермена, другой Магомет, «перекопской житель». Они рассказали, что хан Селим-Гирей стоит в Перекопе. Пленников отправили в Москву (РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1257. Л. 375–376).
152
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1257. Л. 488.
153
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 162. Л. 283.
154
Там же. Л. 303, 305.
155
Новомбергский Н. Материалы по истории медицины в России. Т. 2. СПб., 1906. С. IX, 315 и след.; Великанов В. С. Днепровский поход Л. Р. Неплюева в 1687 г. // Крым — связующее звено и неприступный форпост на стыке двух империй: сборник научных статей [отв. ред. С. И. Лукьяшко]. Ростов н/Д, 2015. С. 40.
156
РГАДА. Ф. 124. Оп. 1. 1687 г. Д. 15. Л. 16–18 (отписка Косагова от 11 марта).