Страница 133 из 191
О том, в каком состоянии находились таванские укрепления, мы узнаем из отписки Долгорукова, датированной 8 сентября. В ней имеется подробное описание возведенных укреплений: «Городового строенья с лица и ров с обе стороны каменной, а изнутри города земляной. По мере того города кругом четыреста семнатцать сажень, шириною в подошве шесть сажень. Да сверх тех каменных стен выклажено земляным дерном. Груднова сщиту в ширину сажень с четвертию с выводы. В тех де выводах и по всей городовой стене пушечные и оружейные бойницы. Да к реке Днепру одни ворота, да з другую сторону калитка, да подле выводу на поле подлаз»[1752]. Это известие следует дополнить. В составленных на следующий год описаниях упомянуто четыре раската (бастиона), усиливавших оборонительные возможности крепости. По мере разрушения укреплений в ходе последовавшей осады поврежденные участки перекрывали турами, наполненными землей и камнями. Старая турецкая крепость с пятью башнями была также встроена в новую оборонительную систему, хотя ее укрепления в ходе штурма были по большей части разрушены[1753].
28 июля на крымской стороне вновь стали появляться татары[1754]. Долгоруков послал на крымскую сторону ниже Шингирея «конных копейщиков рейтар», «курских новокрещенных калмыков», донских кормовых казаков, Белгородский стрелецкий полк и гетманских казаков. Утром 29 июля они вступили в бой с неприятелем[1755]. Сведений о его итогах в послании Долгорукова отсутствуют.
30 июля к днепровским городкам подошли основные силы крымского хана, а также турецкий паша с конными турками, «с пушки и с можжеры (мортиры. — Авт.)». Они стали за Конскими Водами ниже Ислам-Кермена против Шингирея и «ошенцовались». По берегу были сооружены укрепления, из которых турки стали обстреливать Шингирей из пушек и мортир, а также вести непрестанно днем и ночью стрельбу «из мелкого ружья». В резуль тате противнику удалось «сбить» башню. Это произошло из-за того, что в каменных стенах городка связи были деревянные, а не железные и на момент осады уже «выгорели». Долгоруков и Мазепа послали в Шингирей, на помощь находящемуся там Курскому полку, стрелецкий и солдатский полки, а также воинов «гетманского регименту», которые отвечали огнем по находящемуся за Конскими Водами неприятелю[1756]. Как видим, появление противника подвигло Долгорукова и Мазепу изменить свое мнение по поводу ценности шингирейских укреплений и принять меры по его обороне. В последующие дни вокруг городка были вырыты шанцы[1757].
Белгородская (Буджацкая) орда, во главе которой стоял сераскир Кази-Гирей (Газы-Гирей), появилась у Казы-Кермена 2 августа. Ногайцы напали на нежинского полковника Ивана Обидовского, который занимал шанцы, сооруженные под стенами Казы-Кермена в 1695 г. Во время притворного отступления противник выманил из шанцев отряд казаков служившего под гетманским началом князя Юрия Святополк-Четвертинского. Многие из них погибли или попали в плен, в том числе и сам князь. После этого табор Обидовского пришлось вывести на стругах в более безопасное место[1758]. Гордон определял общее число понесенных казаками потерь в 200 человек[1759].
Одновременно на другом берегу Днепра, ниже Шингирея, несколько сот татар и турецкая пехота перебрались за Конские Воды на Таванский остров. Против них была послана пехота и конница. Не выдержав атаки, нападавшие отступили назад на крымскую сторону реки[1760]. Нападение предприняли войска силистрийского сераскира Юсуфа-паши, пришедшие под Тавань раньше других турецких частей. Понесенные турками при наступлении потери были относительно небольшими: «в бытность их, как они к Шингирею приступали, убито их бусурманских войск человек с тритцать и больши. Да ранено человек с сорок»[1761]. Надо полагать, что турки лишь пробовали на прочность позиции противника, не пытаясь идти на генеральный штурм. Российские потери при обороне Шингирея известны лишь частично. Курский полк между 30 июля и 20 августа потерял ранеными и больными 124 человека[1762].
9 августа появились известия о том, что в Днепр с моря вошли турецкие суда, а 10 августа вражеский флот присоединился к осаждающим[1763]. Это были корабли Мемет Дербиша-паши[1764].
Как представлял себе сложившуюся вокруг Тавани ситуацию Долгоруков, мы видим по его письму, отправленному с Таванского острова 10 августа[1765]. Суть этого послания пересказал в своем дневнике Гордон: «…как грозная сила крымских татар с частью турецкой пехоты явилась к Аслан-городу, а великая мощь белгородских татар пришла с другой стороны к Казы-Кермену, турки из Очакова с артиллерией и боевыми припасами на более чем 100 галерах или фуркатах, как их называют, помимо прочих лодок и судов, идут вверх по Днепру; он имеет верные сведения от пленных и иных, бежавших от тех, что те намерены осаждать и атаковать форты Тавань и Шангирей, а также удерживать там его и гетмана с их войсками; хан тем временем может со всей своей мощью напасть на Украину и разорить страну»[1766]. Таким образом, Долгоруков видел вражеский замысел в нападении на украинные города с блокированием основной российской армии под Таванью. Военачальник подчеркивал, что противник уже реализует план блокады: «…и выше Ослана учинили вновь многие шанцы и поставили пушки на воду, знатно имея намерение, чтоб нас не пропустить судами в верх»[1767]. Долгоруков также указывал, что запасы для его полков удалось доставить лишь до Вольного порога, что многие люди болеют, а у войск возникла великая нужда в порохе, а также скудость в судах[1768]. Позднее основной акцент в объяснении причин отступления от Тавани сместился именно в сторону недостаточного числа имевшихся в его распоряжении запасов.
По распространяемому за рубежом официальному сообщению Посольского приказа, причиной отхода основных сил от Тавани была скудость «в запасех и конских кормех»[1769]. В своих донесениях Долгоруков представлял совсем безрадостную картину: войска якобы «питались терном и лесным плодом»[1770]. Достоверность этих сведений вызывает сомнения. Кажется очень странным, что рассчитанные на осаду Очакова припасы оказались столь незначительными. Отступление воеводы от Тавани вызывало вопросы уже у современников. Главе Разрядного приказа Т. Н. Стрешневу даже пришлось оправдываться перед находившимся в Великом посольстве Петром I, отвечая на вопрос: «…каким злым порятком отступили от Таванска белогароцкой воевода и гетман, оставя неприятеля блиско?»[1771]
Тем не менее, по отпискам военачальника, в Москве приняли решение, позволяющее Долгорукову сдать днепровские городки противнику, если число приведенной турками пехоты превысит 10 тыс. человек: «а буде болши десяти тысяч пехоты будет, а выручить будет нельзя, людей вывесть, а город во многих местех подорвать»[1772]. Казы-Кермен Долгоруков решил оставить, поскольку «то место ко одержанию твоим великого государя ратным людем трудно, а неприятелю ко взятию способно для того, что с степи приход свободной и подкоп весть удобно»[1773].
1752
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 938–939.
1753
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1661. Л. 187–190; 206–217.
1754
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 63.
1755
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1610. Л. 418.
1756
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1610. Л. 291–292; РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 63.
1757
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 1066.
1758
Заруба В. Н. Украинское казацкое войско в борьбе с турецко-татарской агрессией (последняя четверть XVII в.). Харьков, 1993. С. 135; Лазаревский А. М. Семья Скоропадских. (1674–1758) // Исторический вестник. 1880. Т. 2. № 8. С. 720–721.
1759
Гордон П. Дневник, 1696–1698. С. 109.
1760
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 64.
1761
Там же. Л. 1176.
1762
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1673. Л. 207.
1763
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 65.
1764
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1673. Л. 2.
1765
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 61–67.
1766
Гордон П. Дневник, 1696–1698. С. 105.
1767
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 65.
1768
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1660. Л. 25–26.
1769
РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Кн. 251. Л. 762.
1770
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 902.
1771
ПБПВ. Т. 1. СПб., 1887. С. 672.
1772
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 3. Д. 1644. Л. 77.
1773
Там же. Л. 585.