Страница 26 из 131
Очнулся я в тёплой бане, лёжа на животе, голый, прикрытый от греха подальше лишь махровой простынёй, во власти сильнейшей похмельной депрессии. Жить не хотелось совсем, а подробные рассказы о моих подвигах лишь усугубляли дело, хотя какие это подвиги. Неделю я старался не смотреть людям в глаза, а потом как-то всё устаканилось, отодвинулось в прошлое. И никаких изменений в наших взаимоотношениях не появилось, и разбежались мы позже, через год, когда меня услали служить в дальний гарнизон, а она осталась доучиваться в техникуме своём.
Да любой человек, хоть мужик, хоть женщина, может рассказать о себе что-либо подобное. И ничего, никто в дальние леса не бежит. Некоторым людям, что являют миру по пьяни свою скотскую, без преувеличений, сущность, я бы прямо рекомендовал это делать, но им как раз и пофигу, не стесняются они ничего, так что тоже мимо.
А тут ведь не позорное бытовое пьянство, а умственная болезнь клаустрофобия, понимать надо!
И вот об этом обо всём я рассказал Арчи, поделился мыслями, и друг тут же согласился со мной даже больше, чем наполовину.
— Ты клаустрофобию-то с пьянством не смешивай, — всё же посоветовал он мне, налегая на лопату. — Это для них позор, самый настоящий. Считается, что раз горы тебя в себе не терпят, то и не гном ты уже. Но напридумывал Оин себе много, да. Надо же, в кои-то веки повезло на тонко чувствующего гнома нарваться. А по виду-то и не скажешь.
— Главное, что деятельный чересчур, — согласился с ним я, немного подумав. Чёрт их знает, этих гномов, насчёт клаустрофобии, может, и прав Арчи. — И тонкая натура ему в этом не мешает. Ишь, хозяйство-то какое отгрохал!
— Это нам повезло, — пожал плечами Арчи, — что не по духовной стезе пошёл. А то стояла бы тут сейчас в лучшем случае землянка с небольшим огородом, да яма, куда срать. Ну, может, ещё рыбу из озера бы жрал, из постных соображений. Для пущего просветления. Всё не мясо.
— Ну уж нет, — теперь не согласился я, — такой вид отшельничества только рядом с людскими поселениями прокатывает, когда подкармливают в обмен на откровения. Здесь всё всерьёз, работать надо.
— Вот и нам надо, — уцепился Арчи за мои последние слова, — давай-ка ускоримся, друг, неохота до вечера возиться.
И мы ускорились, заработав лопатами, как две землеройные машины, и вскоре меня изгнали из ямы, потому что я в безответственном, можно даже сказать, преступном небрежении своём чиркнул лезвием заступа по деревянному боку просмолённой бочки.
— Тёма, бл… — Арчи впервые за долгое время был готов на меня всерьёз разозлиться. — Иди отсюда к чёртовой матери! Хотя стой, кран подготовь, вынимать будем!
Он внимательно осмотрел след от удара лопатой на дереве и тут же смягчился, потому что ничего непоправимого там не произошло, принявшись бережно окапывать бочку по краям. Я же занялся краном на грузовичке, стоявшем поперёк ямы у одного её края. Опустил четыре упора, подсунув под них широкие деревянные плахи, да и поднял машину на них, замучавшись крутить рукоятки домкратов.
Сама грузовая стрела и лебёдка, тянувшая подъёмный крюк, всё это приходило в движение при помощи промежуточного редуктора, который нужно было крутить тоже вручную, такой вот сюрприз, причём огромным гнутым рычагом, напоминающим раскормленный кривой стартер. Мало того, я кое-как разобрался в этой системе, но отвлекать Арчи не стал, потому что это был точно не тот случай, когда две головы лучше.
Но совместными усилиями, с небольшим перерывом на чай, причём именно на балконе, мы всё же сумели подготовить бочку к подъёму.
— Слушай, а тебя ничего не беспокоит? — неожиданно для самого себя спросил я у Арчи.
— Ещё как, — отозвался тот из глубины ямы. — Ты тоже заметил, да? Ну, кто же бочки дёгтем-то смолит, а? Он бы ещё той гадостью, что шпалы пропитывают, прошёлся, пасечник книжный!
— Креозот, — пыхтя от натуги, вращал я рукоятку редуктора. Передаточное число было выставлено самое большое из возможных, так что пыхтеть придётся долго, хоть и без больших усилий. — Эта гадость называется креозот. И куда ты лезешь, ну, хочешь, чтобы придавило?
Арчи подкопал бочку не только с боков, но ещё и с торцов, примерно до вторых обручей, так что стояла она у него сейчас на небольшом, неустойчивом постаменте, накинул петли строп, связал их между собой верёвочками, чтоб не соскользнули, и теперь метался по яме как заполошный бурундук, зорко следя за тем, чтобы подъём прошёл штатно.
— А нет, нормально, — невпопад отозвался он, — дёготь только поверху, и то больше песок пропитан, там, где сырость снизу идёт! А так канифоль, смолка, живица, нормальная смесь! Есть надежда!
Он скакал то на лестницу, то с лестницы, то придерживая бочку, чтобы она не вращалась, то отодвигая её от стен ямы, командовал мне то чуть прибрать стрелу, то переместить её немного вправо, потому что ты что, не видишь, сейчас грунт цепанёт! Я не говорил ему ничего, чтобы не отвлекать, но всё же, когда бочка угнездилась на спешно сооружённых для неё козлах и Арчи немного расслабился, не выдержал.
— Да не про бочку! — громко сказал я и поспешил объясниться в ответ на удивлённый взгляд друга, — Не то меня беспокоит! А собак тут нет ни одной, ты заметил? Ладно домовые, дом новый, может быть. Ладно кошки — одичать может или лиса утащит. Но как это — охотник без собак? Даже будки нет! И неужели ему так срочно надо было на пасеки свои ехать, потерпеть не мог? Ты вот утром с ним был — ничего странного не было?
— Чтоб ты скис! — так же громко и с чувством пожелал мне Арчи. — Ну что ты за человек такой, штурман? Ты знаешь, сколько у меня сейчас дел, а? Бочку надо очистить, всё подготовить, выбить пробку и вставить кран так, чтобы не то, что грязь, а даже и воздух внутрь не попал! Подготовить ёмкости, зачернить их сверху, для защиты от света, внутри вакуум создать, чтобы за его счёт переливать, чтобы не окислилось, и всё это с минимумом магии! А тут ты со своими запоздалыми подозрениями! Боишься чего-то? Ну хорошо, есть у него какие-то секреты, у кого их нет, тебе-то какое дело? Иди порыбачь, что ли, не доводи до греха!