Уездный город С***

Аэлита снова кивнула, но медленно, хмуро. Яркие зелёные глаза наполнились… не слезами, нет, но обидой и непониманием.

«Переборщил», – признал Титов, досадуя на себя за эту отповедь. Сорвался, он понимал это; Брамс умудрилась вывести поручика из себя. Не настолько, чтобы он всерьёз разозлился, но в изрядной степени. Тем обидней было сознавать, что Аэлита не особенно виновата, просто по своему прямодушию умудрилась растревожить свежую ещё рану: личная жизнь с минувшей осени была для Натана всё ещё болезненным вопросом.

Обычное дело – невеста оказалась неверна, благо вскрылось всё до свадьбы. И хоть Титов вытравил эту сердечную привязанность из души и жизни, но вспоминать о переломном моменте в судьбе было всё же неприятно.

Вот только это совсем не повод обижать маленьких.

– Аэлита Львовна, – проговорил он заметно мягче. – Простите за эту резкость, но некоторым людям неприятно, когда обсуждают столь личные вопросы их жизни без их на то разрешения. Примерно так, как вам неприятно, когда в ваших талантах вѣщевички сомневаются лишь на основании того, что вы женщина.

– Но ведь это другое, – неуверенно нахмурилась она.

– Другое, – согласился мужчина. – Но ощущения, полагаю, очень похожие. Договорились?

Брамс вновь кивнула, на этот раз задумчиво и почти уверенно, а потом заметила:

– Знаете, вы когда сердитесь, очень на Алтына похожи.

– На кого? – мужчина удивлённо вскинул брови.

– На Алтына, – повторила она. – У наших соседей пёс есть, овчар, его Дмитрий Сергеевич недопёском с Кавказа привёз, он там служил. Вот Алтын ровно так смотрит, когда недоволен. Вроде и не рычит, не скалится, а наличие зубов ощущается явственно. У вас и глаза в точности как у него, карие в желтизну, – заметила она и, вспомнив наконец, протянула Натану фуражку, которую всё время разговора трепетно прижимала к груди обеими руками, словно защищая. И отчего-то смутилась, когда твёрдые ладони мужчины на мгновение случайно накрыли её пальцы.

– Спасибо, – кивнул Титов, надевая головной убор. Он тоже ощущал лёгкое замешательство; догадывался, о какой собачьей породе идёт речь, и сравнение оказалось неожиданно лестным. Мужчина жестом предложил двигаться дальше и проговорил с надеждой: – Может быть, вы всё же передумаете? Право слово, бордель – совсем не то место, которое стоит посетить в жизни. А вы хоть и исключительно талантливая, но всё же юная барышня. Мне, признаться, чрезвычайно неловко вас туда вести.

– Оставьте, поручик, – вздохнула Аэлита. – Я, может, и юная барышня, но не дура же и прекрасно знаю, каким именно местом зарабатывают на жизнь женщины в подобных заведениях. В теории, конечно, но я сомневаюсь, что там есть нечто действительно шокирующее.

– Ваше любопытство вас когда-нибудь погубит, – предрёк Натан.

– Лучше пусть погубит любопытство, чем глупость или скука, – возразила Брамс столь легко и быстро, что не вызывало сомнений: отвечает на подобное замечание не впервые.

Спорить Титов не стал. Пожалуй, он готов был согласиться с этим утверждением.

Глава 5. Майская ночь

Дом терпимости, в котором жила покойная Навалова, неожиданно оказался весьма пристойным местом, если можно так выразиться о заведении подобного толка. Чистый классический фасад каменного особняка, возле крыльца в несколько ступеней – вазоны с цветами. Вместо завлекающих публику девиц – швейцар с постным лицом и фигурой штангиста, приглядывающий тут заодно за порядком. Вид полицейского мундира и присутствие молодой девушки, хоть и бравирующей, но всё же непроизвольно старающейся держаться ближе к своему спутнику, не заставил дрогнуть ни один мускул на лице гиганта – вышколен громила был на совесть.

Вот внутри всё было уже гораздо менее благочинно. Служащие уголовного сыска с порога попали в просторный помпезный холл в багровых тонах с позолотой, с бархатными портьерами, закрывающими многочисленные проходы, и низкими кушетками, которые занимали полуобнажённые женщины, принявшие при звуке колокольчика заученно-соблазнительные позы.

Аэлита озиралась с любопытством, словно пришла в музей – да она примерно так и воспринимала это окружение. Натан скользнул равнодушным взглядом по блудницам, отмечая ухоженный вид, хорошую чистую одежду, однако предпринять что-либо не успел: из-за портьер показалась, вероятно, содержательница.

Статная, хорошо одетая женщина лет пятидесяти – крепкая, ухоженная, с аккуратной причёской. Волосы её были густы, а седина на их смоль легла благородно, словно патина на серебро; тёмно-синее строгое платье сделало бы честь любой почтенной матери семейства. И лицо, и манера держаться, и весь её облик явно принадлежали дворянке, получившей прекрасное воспитание, при этом особе властной и решительной. Непонятно было, что толкнуло её к роли содержательницы борделя, однако вид женщины прекрасно объяснял царящую внутри чистоту и порядок.

Она скользнула оценивающим взглядом по Аэлите, отчего та непроизвольно выпрямилась и упрямо вздёрнула подбородок, не понимая даже, что в этом взгляде ей столь неприятно. После этого хозяйка осмотрела поручика, вежливо улыбнулась, глядя ему в глаза, и проговорила красивым, хорошо поставленным контральто:

– Добрый день. Чем я и моё заведение могут быть полезны городской полиции?

При этом она сделала лёгкий жест рукой, и все блудницы тихонько, без суеты поднялись, поправляя одежду, и, переговариваясь вполголоса, исчезли за портьерами. Остались только две, но обе накинули халаты и чинно присели на кушетки.

– Здравствуйте. Аглая Навалова работала здесь? – уточнил Титов.

– Работала? – безупречные брови женщины вопросительно выгнулись, а во взгляде мелькнула какая-то тень. – Что с ней случилось?

– Она умерла. Мы можем поговорить в более… располагающей обстановке?

– Да, разумеется. Пойдёмте, поручик, – согласилась она, невозмутимо цепляя мужчину под локоть. Чуть насупленная и очень задумчивая Аэлита зашагала с другой стороны.

Молча они прошествовали через дверь в торце залы, напротив входа, завернули за расположенную в следующей комнате лестницу, немного прошли по тёмному коридору и зашли в небольшую уютную гостиную. Брамс растерянно огляделась – ничего подобного она не ожидала. Словно не в публичном доме оказались, а в гостях у благообразной горожанки.

«И чего он меня с собой брать не хотел?» – обиженно подумала девушка, усаживаясь в предложенное кресло и разочарованным взглядом обводя комнату.

Титов же, напротив, при виде подобной пасторали перевёл дух: повезло.

– Давно у вас находилась Навалова?

– Она ко мне пришла сразу, как сравнялось шестнадцать, – задумчиво заговорила содержательница публичного дома, назвавшаяся Назаровой Анной Ивановной. – Я взяла, хоть она и из крестьянок. Как объявили бой безграмотности, так с этим легче стало: даже из глухих сёл приезжают, и то вроде бы молодые не совсем дурные да пропащие. А Аглая… – она медленно качнула головой. – Ох и хороша была девка. Гранит.

– Что вы имеете в виду? – растерялся поручик, не сумевший применить подобный эпитет к блуднице.

– Характер. Ох и сильна. Понравилась она мне, очень на меня похожа. В таком возрасте в это ремесло идут от безнадёги, а Аглая решила, что хочет жить красиво. Но не просто решила, а твёрдо шла к поставленной цели. Иные с такими запросами как себя ведут? Думают, что за красу и свежесть им непременно должен к ногам граф упасть, на худой конец надворный советник из благородных. Я на таких сполна нагляделась.

– А Навалова?

– Эта из другого теста, – качнула головой женщина. – Поначалу я взяла её как раз за юность и красоту. Думала, как обычно, поистаскается – выгоню. Но нет, Аглая была не из таких. Все деньги спускала не на развлечения, а на своё будущее. За собой очень следила, чистая была. Уроки танцев брала, образование получала. Она сейчас куда больше интересовала мужчин, нежели в юности, и мужчин уже совсем иного сорта, если вы понимаете, о чём я, – Анна Ивановна позволила себе чуть снисходительную улыбку и окинула выразительным взглядом самого Титова. – Я бы, знаете ли, не удивилась, найди она себе через год-другой состоятельного мужчину и оставь ремесло.