Страница 5 из 15
– А по цене как, Виктор Ильич? – спросил мастера Алексей.
– Ну, а уж это вы с Михаилом Леонтьевичем обсудите, – покачал тот головой. – Тут я в энти самые дела не встреваю. Чай, уж не обидит их высокоблагородие своих мастеровых. Это вы уж сами, сами там с ним обговаривайте, господин офицер.
– Понял, – улыбнулся Лешка, – обсудим. Ну, тогда до встречи, Виктор Ильич, вы уж расстарайтесь для моих егерей!
В воскресенье на обряд крещения прибыла вся команда особого полка. Тут же при ней был и ветеран Зубов Иван Карпович.
Отец Валентин пришелся Алексею сразу же по душе. Есть такие люди, которые с первого же взгляда вызывают самую искреннюю симпатию. Сам батюшка был худенький, скромный, с седой бородкой и добрыми лучистыми глазами. Одежка на нем старенькая, но вся выстиранная и аккуратно заштопанная.
Население сгоревшей на правом берегу Буга деревни Покровки, вывезенное два года назад егерями в Николаевское, все это время вращалось вокруг батюшки. Каждому он мог дать добрый совет, накормить куском хлеба, хотя зачастую и у самого него было весьма скудно с пищей. Каждого мог ободрить, душевно обогреть и обнадежить. По весне большинство жителей деревни изъявило желание переселиться обратно в свои родные места. Турок из бугских степей русское воинство выгнало, и теперь там можно было жить в полной безопасности. Оставалась лишь главная трудность и забота – где достать средства на строительство хат и на восстановление хозяйства. Благом было то, что в Николаевской после взятия Очакова теперь отстраивалась огромная корабельная верфь, и рабочие руки там были очень востребованы. Нагнали сюда работников из Херсона и из Крыма. Завезли государственных крестьян из Воронежской и Орловской губерний. Прибыли мастера даже из далекого Санкт-Петербурга. Но все равно нужны были люди, очень много людей. Платили из казны за работу хорошо, так что все переселенцы трудились на верфи не покладая рук. Работал там простым плотником и батюшка.
– Простите, господин полковник, простите, господин офицер, – поклонился он в очередной раз Егорову и Гусеву. – Не уместит мой домишко столько людей. Честь для меня великая – воинов-защитников у себя принять, да вот только лачуга моя совсем малая. Паства ведь во время службы обычно во дворе вся стоит. Но вас, господа офицеры, родителей младенца и крестных родителей я попрошу в дом. Как-нибудь уж разместимся там с божьей-то помощью.
– Нет-нет, батюшка, мы с нашими молодцами уж лучше все вместе, вот тут на улице будем новокрещеного встречать, – помотал головой Алексей. – Вы даже не беспокойтесь, ведите свою службу, как и положено. А я уж потом к вам зайду, свечку за здоровье малыша поставлю.
Из лачуги отца Валентина раздавалось пение псалмов и чтение молитв. Шло таинство крещения. Младенец под именем Дорофей вступал в мирскую жизнь. Крестились прихожане и родня. Тут же широко осеняли себя крестом и стоящие в ряд егеря. Наконец на пороге появилась с малышом на руках Злата, за ней Михаил, Курт и крестная, старшая дочь дяди Тараса из леонтьевской родни с Покровки Оксения. Все от души поздравляли родителей и новокрещеного.
– Михаил, это тебе от нас подарок. – Лешка вложил в ладонь отца малыша увесистый кошель.
– Ваше высокоблагородие, ну что вы, не надо! – воскликнул капрал. – Мы же перед самым отъездом наградные – «очаковские» – получили. Всего у меня в достатке!
– Ты чего это, дурилка, отнекиваешься? Коли обсчество так постановило, так, стало быть, и бери им подаренное! – грозно нахмурил брови стоящий рядом Карпович. – Ох, Ляксей Петрович, не я у него в капралах состою, уши бы точно надрал. Ишь ты, разговорчивый он какой! Господину охфицеру, цельному командиру полка перечить вздумал! Денег у него, вишь ли, стало много! Зазнался! Чай, уж не только одному это тебе, а и сыну твое́му на первое обустройство. На одежки, зыбку, на тряпки там всякие. Тот же прикорм для матери нужо-он, чтобы молоко было жирное, и парень с того богатырем бы рос. Благодари лучше да на праздничную трапезу товарищей вон своих зазывай!
– Да я, да я… – заикаясь, забормотал Мишка. – Звиняйте меня, братцы! Я ведь не с зазнайства! Благодарствую вам! – и поклонился улыбающимся егерям. – Прошу пройти к тестю в дом, там для всех гостей столы уже накрыты. Откушайте, отпейте за здравие моего сына Дорофея, коего я в честь деда назвал.
– Вот так бы и сразу, Мишка, а то чего хорохоришься?! – хлопнул его по плечу Лужин. – Отопьем, а чего нет-то?! – и дюжина военных в зеленых, опоясанных ремнями шинелях громко рассмеялась. А Алексей в это время уже заходил в дом батюшки.
Дом – это, конечно, было сильно сказано. Маленькая саманная хатка состояла из сложенной посредине печи, разделяющей лачугу на две неравные части. В меньшей половине стоял топчанчик, укрытый какой-то подстилушкой, и небольшой столик с лавкой. А вот большая часть хаты была пустой. Тут горела лампадка, и из всей мебели посередине стояла лишь одна табуретка с бронзовым подсвечником. Со стены на Алексея строго смотрели с икон лики святых. Егоров зажег свечу и, поставив ее, перекрестился на образа.
– Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое… – шептали его губы.
Рядышком, сбоку, тихонечко подошел Гусев Сергей, а с другого встал батюшка, и они тоже начали читать молитву. У каждого из молящихся было о чем просить господа.
На улице ярко светило солнце, и Лешка аж зажмурился, выходя из темной хаты на улицу.
– Как же вы, отче, да в тесноте такой? – спросил он, надевая на голову свою каску.
– Да ничего, ничего, господин полковник, – улыбнулся мягко батюшка. – Я ведь один тут, и мне всего хватает. Старшая дочь давно уже своей семьей в Херсоне живет, у нее там муж при слесарной артели трудится. А сыночки-близнецы Петр и Павел в Киевской семинарии науку постигают, спасибо господу, отец Сергий, настоятель Успенского собора, в этом помог. Еще детки были, – и он горько вздохнул, – да вместе с матушкой смерть от неверных на том берегу реки приняли, упокой, господи, их души. Ничего, ничего, вот время придет – вернемся к себе, отстроим заново деревню, а вместе с ней и храм новый там же поднимем. Ну а пока вот здесь с прихожанами мы молимся. Нам места хватает, господин офицер, мы ведь и на улице можем стоять.
– Тяжело, наверное, вам на верфи трудиться, батюшка? – кивнул Алексей на натруженные, все в ссадинах руки священника.
– Да работа как работа, – пожал тот плечами. – Ну а как же без труда можно, господин офицер? Ведь самой первой обязанностью праотца нашего Адама в раю, еще до самого грехопадения, была обязанность возделывать рай.
– Как это возделывать рай? – не понял Алексей.
– А вот так, про это и в Библии написано, – улыбнулся отец Валентин. – «И взял Господь Бог человека, [которого создал], и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его». А «возделывать рай» – это значит трудиться, причем не только сохраняя, но и продолжая его совершенствовать. Вот потому, господин полковник, христианство и относится к труду не как к Божьему проклятию или наказанию, а как к средству, призванному преобразить человека, вернуть ему утраченный рай и Божье благословение.
– Да-а, однако, – покачал головой Егоров. – Никогда ведь над этим не задумывался. Достойно, батюшка, что вы цель перед собой поставили заново храм отстроить, а еще и сами трудитесь не покладая рук, даже и паству свою окормляете при всем этом.
– Так и у вас ведь труд не меньше моего, а то ведь даже и более важный, – с улыбкой произнес Валентин. – Ратный труд – он особо благословляется нашей церковью. Ведь даже и сам милосердный Христос, взяв в руки кнут, изгнал из храма нечестивцев, т. е. применил по отношению к ним насилие. И святой апостол Петр не зря же напоминает всем начальствующим воинам, что они носят меч отнюдь не в качестве украшения. Да, порой необходимо применить силу и оружие, дабы оградить ту же святыню от посягательства нечестивцев, защитить свою родину, народ от врага и меньшим злом победить зло большее.