Красавица для Чудовища

Но как же поразила его смелость Настеньки, когда она, чтобы спасти отца, сама согласилась выйти замуж за его сына, без слезных уговоров, к которым он морально был готов еще с самого начала. Альберт досадливо подметил, что эта девочка совсем не заслуживала такого обращения с его стороны.

Альберт хорошо знал своего сына и был уверен, что Михаил превратит жизнь Анастасии в самый настоящий ад. Бог ему, старому идиоту, судья, он пошел на этот грех и очень скоро, судя по состоянию, готов был ответить за это на том свете. Если бы можно было отмотать время назад, он бы ни за что в жизни не поступил так с бедной девушкой.

— У нас с тобой никаких долгов нет, — резюмировал Соколовский. — Я твоего брата не подставлял, ты в курсе, — добавил он. — За наши с тобой грехи сполна расплатились Настя, — кашлянув, с досадой проговорил Соколовский. — Мишка проехался по твоей дочке, я его характер очень хорошо знаю, — сказал он, и лицо Шмелева перекосилось. — Видел, как он к ней относился после свадьбы.

— Настя ждет ребёнка, — коротко произнес Шмелев, глядя в одну точку перед собой.

Ему тяжело дались эти слова. На самом деле, он всегда считал, что этот брак не продержится больше месяца и молодые люди разведутся сами. Для него даже согласие Михаила на эту свадьбу изначально выглядело как-то неестественно. Паззл сложился в единый рисунок именно в этот момент и теперь-то он хорошо понимал, что его бедную, невинную дочь просто использовали, сделав орудием своей грязной мести.

— Чего?

— Ты думал, что мне через мою девочку отомстишь, — хрипло проговорил он, ударяя кулаком по столу. Если бы не уважение к возрасту Альберта и его состояние — Николай ни секунду не сомневался и выбил бы из него всю дурь. — Сукин ты сын, Альберт.

Глаза Соколовского распахнулись в неверии. Могло ли случиться такое, что Михаил надругался над Настей и беременность — результат его насильственных действий? Очевидно, что такой исход имел место быть, но он отчаянно верил, что его сын не пал бы так низко.

— Ты даже ради приличия не поинтересовался что с ней, — сдерживая слезы, проговорил с жалостью Шмелев. Он не плакал, нет, не хватало еще позориться перед Соколовским. — Что с ее здоровьем, — прошептал он, глотая обиду. — На ней же лица нет. Я ее утром из больницы привез.

— Что с моей невесткой? — встрепенулся Соколовский, все еще переваривая слова насчет беременности Насти.

— Теперь-то она стала для тебя невесткой, да? — с сарказмом проговорил Николай. — У нее чуть выкидыш не случился, — процедил он сквозь зубы эти ядовитые слова. Он никогда не думал, что ему когда-нибудь придется столкнуться с таким, а тем более произнести это вслух.

— Как так-то? — Альберт схватился за больное сердце, которое пропустило очередной удар.

— Вот так, — иронично усмехнулся Николай. — Убивалась всю ночь по твоему Мише, — грубо, с брезгливостью выпалил Николай, глядя Соколовскому прямо в глаза. — Моя дочь твоего ублюдка сына слишком сильно полюбила!

Слова как приговор, вылетели из уст Шмелева. Соколовский застыл на месте, до конца, не осознавая всей правды, сковывающий все его тело. Альберт слишком долго был в больнице и не застал того мгновения, когда его сын и невестка полюбили друг друга.

— Оба твоих сына, — давя на больное, произнес Николай с сарказмом. — Уроды, которые погубили моих дочерей.

Он приехал сюда, чтобы разобраться во всем, понять, для чего Михаил искал свою смерть на стороне, но он не думал, что узнает так много. Узнает столько тайн прошлого, которые его сердце просто не способно было выдержать.

Для Николая был известен исход — он, во что бы то ни стало — заберет свою дочь из этого дома. Сегодня ей станет лучше, и ни днем больше она не останется в этом проклятом доме.

После всего того, что он узнал, судьба Евгения, собственно, так же, как и Михаила, его больше не заботила. Николай больше не позволил бы своим дочерям жить под одной крышей с этими мужчинами.

— Дай Бог Михаил вернется, — прошипел он, снова наблюдая за снегом из окна. — Я ему собственноручно начищу рожу за все, что он сделал моей доченьке.

Он обязательно заберет Настеньку отсюда подальше. Он защитит свою дочь, поможет ей воспитать и вырастить ее ребенка, а так же забыть об этих людях как о страшном кошмаре. Но что же ему теперь делать? Как объяснить это все Насте? Как сказать своей дочке, что человек, которого она так сильно полюбила — обманул ее, воспользовался ее любовью и доверием ради мести.

— Ты с ума сошел, Алексеич? — проговорил изумленный Соколовский. — Мишке не было известно о моих планах, — оправдывался мужчина, чувствуя, как сжимается его сердце. — Он бы не поступил так гадко с Настей, — осекся он, и поморщившись, покачал головой. Теперь его слова звучали слишком неправдоподобно. — Он согласился жениться не из-за мести, а ради меня. Я шантажировал его своей болезнью, — и он прикусил язык, понимая, что наговорил лишнего.

На самом деле, в самой глубине сердца Соколовского-старшего теплилась надежда, совсем маленькая, крошечная, что Насте удастся исцелить раны его дорогого сына и он найдет смысл жить дальше. И, кажется, именно это и произошло, и в эту секунду его губ коснулась улыбка. У этой прекрасной девочки получилось. Жаль, что он узнал об этом только тогда, когда стало слишком поздно.

— Веры тебе нет, — осипшим голосом произнес Шмелев. — Никому из вас нет.

Послышался оглушительный шум от удара, словно разбилось что-то емкое: прямо над библиотекой располагалась спальня Насти и Миши, в которой сейчас отдыхала девушка. Несколько стуков и неистовый крик. Мужчины встрепенулись и посмотрев друга на друга, пулей ринулись в сторону комнаты, практически перебегая через лестницу лестницу.

У двери стояли Агата и женщины из рабочего персонала, подоспевшие раньше. Сердце Николая стало неистово биться, стоило ему услышать крик своей дочери, стучащей в дверь. На шум подбежали охранники, сразу же схватившиеся за пистолеты, но, благо, это было совсем не нужно. Николай, не дожидаясь прислуги с дополнительным ключом, выломал дверь локтем и схватил свою растерянную, напуганную дочь в охапку.

Девушка дрожала: ее бледное, измученное лицо покрылось испариной, а в зеленых глазах застыл невероятный ужас. Всхлипнув, Настя прижалась к отцу, тихо рыдая на его груди.

— Все хорошо, доченька, — прошептал он заботливо, прижимая хрупкое тельце к себе.

Поглаживая ее русые, спутанные волосы, он приподнял ее лицо, и едва не рухнул на месте от шока. Как он мог не заметить? Ее губы были разбиты: тонкая полоска пресекала обе створки и из раны сочилась кровь. Скулы девушки были в синяках, а на руках и шее было множество царапин. Его сердце стучало, билось как сумасшедшее, захлёбываясь кровью. Кто с ней такое сотворил? Неужели Алиса, сидящая на полу, и с вызовом глядящая на Альберта, готового разорвать ее на части?

— Я же говорил, — злобно изрек Соколовский. — По ней дурдом плачет.

— Папа, она… — глотая слова, вздрагивая, шептала Настя. — Она…

Глаза его дочери, всхлипывающей, рыдающей на его груди, стали закатываться и, обомлев от шока, он не успел и открыть рта, как Настя потеряла сознание. Боже мой, неужели это происходило с ним? Неужели он не смог сберечь ее?

— В больницу ее! — закричал Альберт, очередной раз хватаясь за сердце. — В больницу девочку, немедленно!

Подхватив дочь на руки, Николай опрометью ринулся на первый этаж. Его тело промокло до нитки от пота, от страха за свое сокровище, которое без чувств лежало у него в руках. Настя была совсем неживой. Хрупкая, совсем худая, не подающая признаков жизни. И он, наконец-то, заплакал. Он вовсе не слышал криков его средней дочери, бегущей за ним в машину вместе с верхней одеждой, ведь мужчины вышли из дома без курток.

— Настю нужно укрыть одеялом, чтобы она не замерзла, — пробормотал он себе под нос.

— Быстрее, заводите машину! — на подкорках сознания слышал он крики Альберта. — Кому сказал, ублюдки! Что вы уставились, мать вашу!