Гаптика. Побочный эффект

Я двигаюсь во главе колонны. Среди таких же, как сам, порабощённых воинов. Высоких и сильных. Шаги, терзающим душу лязгом оков, лишают сил. Их кандальный перезвон слышен повсюду. Спереди, сзади. Слева и справа. И далеко за моей спиной.

Пленников много. Нескончаемые вереницы выстроенных в линии людей. Поникшие головы, угрюмые лица, обессилено провисшие плечи. Не все держатся в строю. Раненых ведут под руки. Тяжёлых несут на сложенных в подобие носилок ветвях деревьев. Большинство без сознания. Покалеченные тела. Окровавленные конечности. Разбитые головы.

Боль и горе. Осознание тяжести поражения. И общее, давящее своей безысходностью, чувство потери. Отныне все эти люди — рабы. Живые реки пользующегося особым спросом товара. Среди тех, кто развязал войну, он в цене. Пройдет время, всех нас разделят. Раздадут победителям вместе с местными землями, как заранее обещанную награду.

Женщин определят в отдельную группу. Часть из них отправят на хозяйственные работы, часть отдадут в прислугу, ну, а молодых и красивых пустят на увеселение воинов. Подарят тем, кто заслужил поощрение. Элите инсектов. Свите правителя и высшим командирам.

Вдоль верениц пленников движутся мрачные, шестиконечностные гексаподы. Какие-то нереальные, апокалипсические существа.

"Хрень редкостная", — будь рядом, сказал бы Маротов.

Огромные, неповоротливые на первый взгляд тела. Тяжёлые морды. Прочные, напоминающие хитин, пластины на затылке. На самом же деле движения таких тварей стремительны. Настолько, что даже опытным воинам трудно на них реагировать. Не будь у хищников шокирующего своим видом, клювоподобного, разделённого на четыре равные доли, рта, их можно было принять за мутировавших в развитии муравьёв. Однако, скрытая под мощными желвами и усеянная острейшими зубами-крючьями пасть делает облик чудовищ по-настоящему ужасающим.

Четыре, расположенных на концах подвижных стеблей, глаза. На фоне безобразных туловищ насекомых, поражающих своим осмысленным выражением. Они втягиваются в ниши черепа в случае опасности. Гексапод видит окружающий мир в разных измерениях, поэтому скрываться от него бессмысленно. На узких спинах по паре крыльев. Предназначенных для отвода тепла и общения друг с другом. Биомеханика движений странная. Абсолютно лишенная плавности. Угловато передающая идущие от конечностей усилия. Отчего твари двигаются судорожно. Словно в конвульсиях. Но, как показала практика, именно такая механика и позволяет достичь молниеносных перемещений в пространстве.

Командующие ими харды другие. Их меньше, чем муравьёв-мутантов, однако они значительно агрессивнее. Голова у главенствующих инсектоидов яйцеобразная с овальными глазами и короткими усиками на макушке. Но тело, если не обращать внимания на непомерно длинные, имеющие с наружной стороны костяные лезвия руки, выглядит практически человеческим. Вид хардов отталкивает. Рот прячется за шипастыми челюстями, а затылок закрывают две, такие же, как у гексаподов, касающиеся друг друга, хитиновые пластины.

— Рад видеть тебя живым, Громан. Мы уж думали, вы все погибли. — Идущий слева воин незаметно коснулся моего плеча.

Судя по тому, что я здесь, Боги Даринэ услышали. И в этот раз Переход дался нам много легче предыдущего. Я уже знал, чего ожидать. Поэтому заранее приготовился к трансформации. Не терял связь с реальностью, не играл с сознанием, не насиловал память. Просто одномоментно ощутил себя в новом Мире. Пленённым, и закованным в кандалы. Как, и сотни людей вокруг, идущим в город. На казнь, либо на унижения со стороны победителей.

— Харды нашли тебя обездвиженным. Паралич после ментальной атаки хищников Урбада. И заковали. — Продолжал меж тем незнакомец, — иначе ты бы не сдался.

Здесь мне 27. И я один из защитников поверженного Мира. Молодой и сильный. С крупной головой и такими же, как у остальных, локационными шерстинками на ушах. Но я не Ладуш. Принадлежу к какой-то особой касте местных жителей. Известной и уважаемой. Не пытаюсь рыться в сознании, стремясь что-либо понять. Сейчас на это абсолютно нет времени. Просто знаю.

— Как твоё имя?

Я повернул голову влево.

— Ларгез, — светловолосый, статный юноша с замысловато вплетённой в волосы тесьмой едва заметно улыбнулся, — восприятие окружающего вернётся, едва закончится подавляющее сознание действие яда в твоей голове. У гексаподов он строго дозируется. Не то, что у Высших хардов.

— Куда нас ведут?

— Известно куда. До рассвета в тюрьму.

— А дальше?

— Затем будет срок Спора. Ты же знаешь. Наследницу Эридана объявят военным трофеем, — чтобы не быть услышанным конвоем, молодой воин опустил голову ниже, — Урбад, мразь, конечно, редкостная, но обычаи свои хочет соблюсти до конца.

Движущийся позади инсектоид всё-таки нас услышал. Сдвинул вниз мощное желво, оголил сокрытый под ним, безобразный рот, и разомкнув два из четырёх лепестков, угрожающе зашипел. Получить очередной, парализующий тело, ментальный удар, не хотелось, поэтому разговоры пришлось прекратить.

Тяготы войны пугали мало. За долгие годы боевых действий привык ко всему. А вот то, что сейчас был один, не радовало. Ни Маротова, ни Воложиной рядом не оказалось. Но хуже всего воспринималось отсутствие Даринэ. И если верить Ларгезу, она в плену. Причём не в лучшем для себя положении. Обычно участи побеждённых правителей не позавидуешь. И я пока никак не мог ей помочь.

После нашего поцелуя на крыше башни с сознанием стали происходить необъяснимые вещи. Тьма внутри затаилась, и Зверь больше не беспокоил присутствием. Однако все размышления с той минуты касались исключительно Даши. Мне казалось, я знал девушку вечность. Чувствовал её каждой клеточкой своего организма. Верил, как самому себе. Странные ощущения. Лишающие спокойствия, порождающие волнения за, казалось бы, ещё недавно совершенно постороннего человека. Делающие тебя счастливым, но одновременно и таким слабым, потому как отныне себе ты уже не принадлежишь. Не в состоянии реагировать на ситуацию без оглядки на близкого человека. Если подобное чувство и есть Любовь, то она неоправданно энергозатратна. Взамен жаждущего мести Чудовища в душе поселилось некое, незнакомое прежде ощущение блаженства. От одной лишь мысли о прикосновении к Даринэ сердце выпрыгивало из груди, и кровь внутри закипала. До краёв наполненное сладострастным безумием, сознание томилось инертностью ожидания, требовало действий.

— С тобой были двое воинов из ближнего круга. Матёрые Тверды, — дождавшись, пока гексапод отвернётся, юноша кивнул и уважительно поджал губы, — мы так и не поняли, где те прятались. Когда противник двинулся к нам, они словно с неба свалились. А после атаки хардов, попытались тебя вытащить, но не успели. Пришлось…

Закончить парень не успел. Один из глаз ближайшего инсектоида отделился от головы, его подвижный стебель потянулся в нашу сторону и в следующую секунду тварь, молниеносно переместившись, ударила Ларгеза передней конечностью. Без замаха. Не желая калечить.

Толчок всё равно вышел очень сильным. Юношу отбросило назад, и он на миг потерял сознание. Повис на сковавшей шеренгу, общей цепи. Я подхватил его сбоку, перекинул руку через плечо и дальше потащил на себе.

Тюрьма, в которую нас поместили, оказалась обычным подвалом. Широким и длинным. С прочными решётками на вентиляционных проёмах. Раненные и те, кто их сопровождал, вошли первыми, поэтому нам с Ларгезом досталось место в дальнем углу.

Едва стемнело, пошёл дождь. Нудный. Укрывший пространство вокруг густой пеленой. В такие минуты душе делается особенно муторно. Трудно верить в лучшее, когда сама природа оплакивает твоё поражение.

Неожиданно снаружи послышался едва различимый в густой водяной мгле, шорох. Стремясь остаться незамеченным, кто-то подвижный и юркий двигался вдоль ограждавших периметр стен. Минуя стражников, он совершил серию перекатов, пробежку, и наконец, оказался рядом с нашими окнами.

Пленники следили за ним с интересом. Кто это? Что привело незнакомца сюда ночью? Рискуя собой, тот явно знал, на что отважился. Ведь в случае поимки, хорошо, если нарушителя бросят к нам. Тогда хотя бы есть шанс остаться в живых, но, более вероятно, что просто отрубят голову.