Страница 2 из 18
— Антонина Петровна! — Улыбнулась она, явив пару золотых коронок: — Ты иди, отдыхай, — Мягко пожелала мне: — А ты его не колобродь! — Это уже строго и Андрею.
Входили мы в палату под бормотание вернувшегося к чтению газеты «корсетного»:
— …Самолёт Douglas DC-8 Super 63CF авиакомпании Seaboard World Airlines, США, нарушил воздушную границу СССР. На борту самолёта находились 214 военных, направлявшихся на войну в Южный Вьетнам, и 24 члена экипажа. Самолёт был перехвачен советскими лётчиками в 8:20 утра и принуждён к посадке на 2,5-километровой бетонной полосе аэропорта Буревестник на о. Итуруп в 8:39 утра. Самолёт и члены экипажа находились на территории СССР двое суток, после чего были отпущены. Капитан самолёта Джозеф Тосолини принёс извинения за нарушение воздушной границы СССР.
— Вот суки! — Отпустил меткий политический комментарий «человек-мумия».
— Иваныч — сам летчик! — Пояснил мне Семён: — Вот, сел неудачно.
— Хоть не угробил никого! — Оправдался летчик.
— Это — главное! — Веско подытожил «корсетный».
Андрей помог мне улечься на койку, и я моментально уснул.
Открыв глаза в следующий раз — состояние ощутимо улучшилось, головокружения почти нет — услышал облегченный женский вздох:
— Сереженька! — И мне по лицу аккуратно провела ладонью худенькая женщина «чуть за тридцать» с красивым, почти лишенным морщин, лицом в обрамлении каштановых кудряшек. Глаза — с зеленой радужкой, но красными от слез белками.
Тело словно само отреагировало на материнскую (а кто это еще может быть?) ласку, и я чуть не замурлыкал от удовольствия.
— Слава богу, очнулся! — Со светлой улыбкой на лице начала она плакать: — А то напугали меня тут — ни себя, говорит, не помнит, ни других.
— Не помню, — Сглотнув ком в горле — прости, женщина, но твоего сына я каким-то образом вытеснил, и виноватым себя чувствовать не собираюсь — меня тоже не спрашивали! — ответил я: — При виде тебя я чувствую тепло, заботу и спокойствие. Ты — моя мама?
Женщина испуганно пискнула и прикрыла рот руками. Нужно просто потерпеть — со временем мы с ней обязательно поладим. Не можем не поладить — никто подмены и не заметит. У меня жутко удобная травма и поразительно хорошее для переродившегося настроение — от открывающихся перспектив захватывает дух, а от осознания своего пребывания в «золотом веке СССР» сердце сладко сжимается от странной для никогда не жившего в СССР человека ностальгии — молод я был, относительно молодым и умер, и СССР люблю, так сказать, как сеттинг и отечественный Древний Рим.
— Позову-ка медсестру! — Вышел в коридор мой давешний «безрукий» товарищ.
— Все будет хорошо, вот увидишь, — Попытался я успокоить мать.
— Это я должна тебе говорить, сыночек, — Жалобно протянула она.
Соседи по палате старательно тупили глаза кто во что, и я их понимаю.
В компании Андрея появилась медсестра, с тарелкой в руке:
— Ужин ты проспал, но голодным тебя не оставим! — Улыбнулась она мне.
Мама отобрала тарелку и начала пичкать меня перловкой с мясом. Вкусно! Это с голодухи или привычки? Когда тарелка опустела, меня начало клонить в сон, и мама пообещала заглянуть завтра пораньше — будет суббота, а она уже больше года как выходной.
Выписали меня, как и пророчествовал Семён — корреспондент «Комсомолки» по профессии, пострадал на производстве — во время визита в колхоз провалился в прикрытую лужей глубокую яму, получив сложный перелом — через три дня. Во время маминых визитов общался с ней, во времена остальные — с соседями по палате. Политические темы — в абсолютном меньшинстве, и с гораздо большей охотой все обсуждали проблемы общечеловеческие — кто, когда, где, с кем, почем и что из этого выйдет, но Чехословакию и «социализм с человеческим лицом», в соответствии с линией партии, немного поругали, ошибочно предположив, что до ввода войск не дойдет. Я свои пророчества, само собой, оставил при себе.
В субботу вместе с мамой пришел толстый пришибленный плешивый мужик в костюме на размер больше нужного — на вырост брал, видимо.
— Это — Елистрат Венедиктович, — Поджав губы, с явной неприязнью представила визитера мама: — Он тебя и сбил!
— Простите, бога ради! — Явно не первый раз покаялся жирный и поставил на тумбочку рядом с моей кроватью авоську с парой яблочек, и, почему-то, помидорами.
Витамин "цэ", так сказать.
— Здравствуйте! — Пожал протянутую мне пухлую ладошку: — Спасибо за фрукты. Если вам это важно — я на вас совсем не сержусь, потому что ничего не помню. Да и живой остался, так что все не так уж и плохо.
— Двое суток на ногах! — Вздохнул он: — Жена рожала, мчал как мог — водитель у меня запил, пришлось самому, вот тебя и не заметил.
— Родила? — Заинтересовался я.
— Девочку, 3300, — Похвастался «молодой» отец и спросил мою мать: — Давайте я вам все-таки помогу чем-нибудь.
— Нам подачек не надо, у нас все есть! — Гордо отвергла она взятку.
Вздохнув, мужичок осторожно потрогал меня за плечо — вместо хлопка — и свалил.
— Надо было цветной телевизор с него стребовать! — Подал голос «корсетный».
— Или холодильник! — Внес корректировку «безрукий».
— Или стиральную машинку! — Добавил вариант Семён.
Довольный совок стартер-пак прямо!
— А чего сразу не квартиру? — Фыркнула мама: — Сама заработаю, и на холодильник, и на телевизор. Ишь че удумал — «заберите заявление, Наталья Николаевна, а я вашему мальчику путевку в «Артек»!», — Вполне похоже спародировала она, судя по всему, важного человека — раз из него можно вытрясти холодильник, телевизор, стиральную машинку и путевку в «Артек».
— При Сталине такой х*йни не было! — Веско заметил «человек-мумия».
Перед выпиской, меня, само собой, хорошенько осмотрел ряд врачей — включая психиатра. Мне поставили удобный диагноз «шоковое состояние» и вызванную ей не менее удобную «Посттравматическую амнезию». Было очень легко — никому и в голову не пришло меня пытать, гипнотизировать и «прогонять» через полиграф. Врач в круглых очках много улыбался мне и маме, успокаивал и изо всех сил излучал оптимизм. Кроме того, все эти дни мама Наташа активно рассказывала мне обо мне и себе. Снова удача — Сережа был отличник, спортсмен (футболист) и вообще образцовый пионер. Единственный и любимый сын тридцатидвухлетней швеи-мотористки с одной из многочисленных московских фабрик — мы живем в столице, да! Так-то вроде удобно, но через регионы, где дым пожиже да труба пониже, «подниматься», на мой дилетантский взгляд, легче — особенно если ты, например, с Кавказа. Ладно, берем что дают — благо что дают полные горсти!
Живут Наталья Николаевна Ткачёва и Сергей Владимирович Андропов (такая вот у нас ситуация с фамилиями, у мамы она девичья. А я — нет, не сын и не внук, и даже не знакомы, просто совпало) вдвоем, недалеко от «Сокольников» — парка и одноименного метро. Очень хороший район с дорогущей «недвигой» в моем времени, а здесь — просто хорошее место, откуда маме удобно добираться на работу, а мне — в школу.
— У всех каникулы, а ты болеешь, — Сочувственно вздохнула она, когда речь зашла о школе.
Лет Сереже не пятнадцать, и даже не четырнадцать, а двенадцать — просто выглядит несколько старше в силу хорошей формы. Тринадцать исполнится в конце августа. Отец реципиента, как водится, «пропавший без вести летчик-испытатель». За таких испытателей государство пенсию не начисляет, поэтому живем мы на мамину зарплату в сто пятнадцать рублей плюс обязательная тринадцатая зарплата в конце года. Иногда перепадают и заказы на дом — шьет и кроит всякое для знакомых.
Еще из родни у нас есть двоюродная мамина сестра в городе Астрахани и двоюродные дедушки-бабушки там же. С родственниками прямыми не повезло — померли все. Жалко Наталью — совсем одна осталось, даже сын теперь поддельный. Ерунда — поладим, поженим, в отдельную квартиру переселим.