Пустой трон Одиссея

Успокоившись, Зена повернула обратно. Вряд ли кто-то рискнет прятаться у святилища Артемиды. Богиня охоты, опекающая детей, редко бывает благосклонна к мужчинам. Здешние места находятся под ее зашитой, и это заставит любого вояку чувствовать себя по меньшей мере неуютно. А если вдруг кто-то попытается разорить святилище и уничтожить дары, если кто-то посмеет охотиться здесь, Артемида превратит наглеца в оленя и спустит на него своих собак. Что ж, он получит по заслугам. С улыбкой размышляя об этом, Зена продолжала рассматривать окрестности.

Просторный луг раскинулся привольно и покойно: цветы пестрели в высокой, до колена, траве, мирное стрекотанье насекомых наполняло воздух. Тонкие молодые рябинки отбрасывали легкую тень. Со стороны заката огромные оливковые деревья ограничивали луг, к восходу уступая место могучим древним лесам. Позади воительницы был овраг и снова чаща, подходившая к самому его склону.

Прямо от оврага тянулась дорога к святилищу. За-тем она вилась в густой траве и терялась среди олив: должно быть, там и стояла деревня. Другая тропа извивалась так причудливо, словно ее протоптали дикие звери. Совсем неподалеку от громадных олив Зена различила круглое сооружение из отшлифованных камней — должно быть, колодец. Довольная осмотром, она обернулась и позвала: «Все в порядке, Габриэль. Он чует воду. Выходи!»

Час спустя, утолив жажду, девушки шагали по дороге, огибавшей святилище. Габриэль остановилась поглядеть на дары. Улыбнувшись, она указала на стрелы:

— Ах, у кого-то родились близнецы! Два крепеньких сынишки!

Зена взглянула на стрелы, затем посмотрела на по-другу:

— И как же ты об этом узнала?

— Есть такой обычай… по крайней мере, в деревне моей мамы. Стрелы — дар Артемиде-охотнице. Две скре-щенные стрелы означают, что родились близнецы; ост-рые — потому, что это сынишки. Если б родились девоч-ки, наконечники были бы красные. Ну, угадай, почему оперение выкрашено так ярко?

— Потому что оба здоровы, — невозмутимо ответила Зена.

Девушки продолжали путь, пробираясь среди ста-рых олив. Очевидно, никто не собирал спелые плоды, ими угощались птицы; никто не срезал сломанные ветки. Здесь было прохладнее, и время от времени легкий ветерок трепал гриву коня и доносил с моря соленый привкус.

— И все-таки я не понимаю, зачем все это, — загово-рила Зена. — Ведь богиня прекрасно знает, кто родился, разве нет?

— Ну конечно, знает! Но ведь и каждый, кто зайдет в святилище, сможет узнать эту новость. Наш жертвенник всегда служил и соседней деревне. Так женщины узнавали последние вести. Почти никто из ровесниц моей матери не умеет писать, и ни у кого нет свободного времени на сплетни.

— Это уж точно. Не забывай, я тоже выросла в де-ревне.

— Да-да. А еще: дары — знак почтения.

Некоторое время подруги шли молча, тишину нару-шало только приглушенное бряцанье упряжи. Они спус-тились по склону, миновали пересохшее озеро, взобра-лись на холм. Под ногами была пыльная земля, ветер стал чуть сильнее, в лесу появилась поросль рябины и молодых дубов. Дорогу преградила старая олива. Ее листья поблекли, корневище вместе с комом земли вы-соко поднялось. Кто-то попытался прорубить путь в мо-гучем стволе, но потерпел неудачу. Новая тропинка вела в обход и, пройдя сквозь заросли ежевики, вновь соединялась с главной дорогой.

Габриэль оглянулась на поверченное дерево:

— Мне всегда больно смотреть, как погибают оливко-вые деревья, — печально сказала она. — Оливы такие величественные и так много значат. Я понимаю, почему боги всегда заботились о них. За этим местом нужно ухаживать получше.

— Сейчас много заброшенных мест, — напомнила Зена. — Мужчины ушли воевать, и лишь немногие вер-нулись. Все приходится делать женщинам, чтобы под-держать себя и свою семью.

— Верно, — Габриэль загрустила.

Возможно, она вспомнила паренька, который был так привязан к ней в родной деревне. Как давно это было! Не то чтобы Габриэль интересовалась им: он был слишком уж обыкновенным, хотя и славным малым. А Габриэль жаждала приключений, волнений, опаснос-тей, и она все это получила. По удивительной иронии судьбы они снова встретились, когда греки взяли Трою. Должно быть, боги от души посмеялись над этой исто-рией. За годы разлуки, горюя по своей ненаглядной, мальчишка из зеленого юнца превратился в великого воина. Именно он помог им выбраться из разрушенного города. Теперь он сопровождал Елену Троянскую. Габ-риэль была удивлена, поняв, сколько значит для нее этот человек. И как больно ей стало, когда мальчик-воин пошел собственным путем — уже без нее.

— Итака… — оказывается, Габриэль думала совсем о другом. — Это не родина того греческого морехода? Не помню имя, но троянцы звали его Обманщик.

— Царь Одиссей, — тут же отозвалась Зена. — Да, это его земли. А Обманщик и правда подходящее имя для него. Тебе понравится история о том, как он чуть было не отказался идти с греками в поход на Трою.

— А ты ее знаешь? Зена улыбнулась:

— Ты рассказала бы лучше, зато я знаю все детали. Елена была женой спартанского царя Менелая, когда Парис похитил ее и увез в Трою. Менелай, обнаружив, что Елена исчезла, призвал к себе всех, кто сватался к ней когда-то: ведь женихи клялись…

— Помогать избраннику Елены, не помня обид, — весело перебила Габриэль, сгорая от нетерпения. — Да-да, Елена мне рассказывала, помнишь?

— Я не знала… Впрочем, мне следовало догадаться, что она с тобой откровенничала. Так вот, храня вер-ность клятве, они собрали воинов, снарядили корабли и прибыли в Спарту. Только Одиссея не было среди них. Тогда Менелай отправил гонцов, чтобы найти Одиссея и узнать, почему он не явился на зов, но тот притворился сумасшедшим. Одевшись в вонючие лохмотья, он за-пряг быка в пару с ослом и вышел в поле. Ему даже уда-лось вспахать несколько полос. Но вместо того, чтобы Засевать их зерном, он принялся разбрасывать соль.

— Ах, ну конечно! Посланцы царя должны были решить, что Одиссей лишился рассудка, и вернуться ни с чем!

— Точно.

— Что ж, звучит гениально, но ведь это не помогло, правда? Одиссей ведь сражался в Трое, да?

— К тому времени жена Пенелопа подарила ему пер-венца, наследница, — помолчав, продолжала Зена. — Одиссей был счастлив на родине, его владения и под-данные процветали, на его земле царил мир. Меньше всего он хотел уезжать — лишь для того, чтобы выпол-нить старую клятву, данную еще в те времена, когда они с Менелаем соперничали за руку, сердце и прида-ное Елены. Но среди посланцев нашелся человек, не менее хитрый, чем Одиссей, то был Паламед. Увидев безумства Одиссея, он выхватил из рук Пенелопы сы-нишку Обманщика и кинул его на землю прямо перед плугом…

— Здорово придумано! — Габриэль смеялась и хлопа-ла в ладоши. — Разумеется, Одиссею пришлось повер-нуть плуг, а посланцы, да и все вокруг, убедились, что он вовсе не сумасшедший. И ему пришлось идти, да?

— Именно, — холодно ответила Зена. — А это означа-ло, что — не только царь Одиссей отправился на войну, но и мужчины из окрестных сел и всех его владений.

— О, да, — голос Габриэль потускнел, а глаза стали отсутствующими. — Представь только, каково этим людям:

Земледельцам, пастухам — таким же, как в моей дерев-не. Сейчас в ней так долго царит мир, что жители поза-были, что такое война. Каково же тем, кого выдергива-ют из привычной жизни и отправляют за море, сражаться в землях, о которых они даже не слыхали! Каково понимать, что можешь никогда не вернуться домой… — ее голос сорвался.

«А потом такой крестьянин узнает, что все это ради одной женщины, даже если она Прекрасная Елена», — уже про себя закончила девушка.

Габриэль вспыхнула, потом вздохнула:

— Я знаю, она пытается избегать участи, предначер-танной богами. Бедняжка!

— Пожалуй, ты права. Но лучше тебе об этом помал-кивать. Где б Елена ни была сейчас, лишние разговоры ей ни к чему.

— Просто когда я говорю об этом, я совершенно выхожу из себя! — начала Габриэль.