Серная головка спички вспыхнула. Масляные мазки на портрете, подсвеченные золотым пламенем, придали картине зловещий вид. Я в последний раз посмотрела отцу в глаза и усмехнулась.
Огонь охватил коробки, старый диван. О, в подвале было много того, на что радостно перекинулось пламя. Книги, старые ковры. Пожар разгорался, за считаные минуты превращая наследие рода Кордеро в пепел.
Я знаю, как ведет себя огонь. Понимаю его сущность, душу. Огонь — одна из трех основ магии нашего мира. Он совсем не хаотичен, он разумен и неумолим. Вскоре он охватит весь подвал, затем перекинется на дом и — если не успеют потушить — уничтожит адское место.
Но портрет… Отец позаботился о том, чтобы память о нем не трогало пламя. Портрет останется на погребальном костре рода Кордеро. Как память о монстрах, населявших этот дом.
Не дожидаясь, пока комнату заволочет едким дымом, я сдвинула шкаф и нырнула в темноту подземелья. Со второй попытки непослушными пальцами я зажгла свечу, и обратный путь занял гораздо меньше времени. Когда я вышла из старого дома, где-то вдали над Кордеро-холлом в небо поднимались клубы черного дыма.
— Ожидание — самое приятное в игре, — произнесла я, впрочем, зная, что никто не услышит.
Год назад
— Здравствуй, Ким. Ты помнишь меня?
Она сидит в кресле напротив, обняв колени, и смотрит куда-то вниз. Против собственной воли Хантер следит за ее взглядом, но ровным счетом ничего не видит.
— Мое имя Хантер Дельвего, я главный целитель-менталист. Я представлялся тебе уже не один десяток раз. Но ты еще ни разу не отвечала мне. Я надеялся, ответишь сегодня.
Кимберли молчит. Все те месяцы, что он с ней работает, она напоминает скорее тень человека, нежели цельную личность. Не читай он ее досье, подумал бы, что бедняжка получила ментальный удар, как многие пациенты здесь, но нет. Ее личность не уничтожена. Ее личность где-то там, и Хантеру просто необходимо до нее докопаться.
— Расскажи мне о том, что случилось сегодня в столовой. Ты говорила с другим пациентом. Я видел. Ты знакома с Эдмондом Белами, так?
Впервые с того момента, как он приехал — узнав о том, что Кимберли Кордеро здесь, — она поднимает на него взгляд. Когда-то Хантер уже видел ее портрет, и тогда красивые голубые глаза лучились светом. Наверное, то была лишь иллюзия: Ким была больна задолго до времени написания того портрета, но тогда он понял, почему ее болезнь так потрясла близких. В невероятно красивую белокурую девчонку с веселыми искорками в глазах невозможно было не влюбиться.
Сегодня на него смотрит ее тень. И голубые глаза потускнели от постоянного ментального вмешательства, превратились в серые.
— О чем вы говорили?
— Он пропал.
У нее хриплый, но красивый голос.
Хантер хмурится, поймав себя на мысли, что его взгляд прикован к искусанным, но соблазнительным полным губам Ким. Боги… ее лишили магии, но почему ему кажется, что Ким все еще обладает пугающей колдовской притягательностью?
— Он не пропал. Он в тюрьме. Эдмонд инсценировал нападение на свою семью. Убил жену и ребенка, а затем притворился жертвой ментального удара. Будучи талантливым менталистом, Белами без труда обманул целителей и попал сюда. К тебе. Расскажи, о чем вы беседовали.
— Мы не беседовали. Он убил свою семью?
Хантер игнорирует вопрос и достает из ящика стола книгу.
«К. Кордеро» — единственное, что значится на обложке.
— Он дал тебе это.
Прежде спокойная, Ким отшатывается, словно он на нее замахнулся. В бесцветных глазах плещется ужас.
— Это почерк твоего отца, так? Ким, ты можешь сказать, о чем здесь написано?
— Нет, — едва слышно шепчет она.
— А мне кажется, можешь. Ты набросилась на него после того, как он показал тебе книгу. Почему?
Молчит. С тоской смотрит в окно, и на миг ему становится ее жаль.
Жалость не входит в план, и Хантер злится сам на себя. Ей уже не помочь, ее разум поврежден необратимо. Менталисты, работающие с душевнобольными, быстро черствеют. Но когда безумец перед тобой уродлив и жалок, просто отбросить эмоции. А когда это юная девочка, хрупкая, измученная, совершенно не заслужившая того, что с ней сделали, внутри ворочается что-то человеческое. Остатки совести, может.
— Он ждет тебя, — говорит Хантер.
Затаив дыхание, наблюдает за Ким, ожидая нового срыва, истерики, ярости.
Но вместо этого она криво усмехается.
— Ожидание — самое приятное в игре.