Страница 8 из 74
Я криво улыбнулась. «Фреду с Джорджем отнесёшь» — эту присказку я слышала постоянно по отношению ко всему подряд.
Мы с ребятами договаривались, что танцы-шманцы будут до девяти вечера, поэтому без десяти девять я поднялась в зал — сообщить, что концерт окончен.
На лестнице столкнулась с Клочковым, который сломя голову нёсся вниз.
— Федя! — крикнула я ему вслед. — Ты куда? Все вместе убираемся в классе, потом все вместе идём домой.
Он остановился, будто я перед ним бетонную стену выстроила. Лицо было странным — бледным и каким-то смятенным.
— Алёна Леонидовна, — сказал, блестя глазами так, словно собирался заплакать, — а почему вы так и не вышли замуж?
Я моргнула. Да-а-а, явно что-то случилось, и кажется, я даже знаю, что.
Наташа Иванова, наша главная отличница, взаимностью Феде с первого класса не отвечала. Ей нравился кое-кто другой…
— Я никого не встретила. Так бывает. Но совсем не обязательно, что так же будет и у тебя.
— Значит, — Федя отвёл взгляд, — может быть так, что любовь одна и на всю жизнь?
Чувствую, дискотека сегодня слегка задержится…
Я спустилась ниже и, взяв Клочкова под локоть, села вместе с ним на широкий подоконник между лестничными пролётами. Вообще мы запрещали ученикам там сидеть, чтобы попы не мёрзли, но… ладно уж.
— Может быть, — проговорила я спокойно. — Всё может быть, Федя. Одна любовь, много любовей, или ни одной. Но решается это не в семнадцать лет, а гораздо, гораздо позже. И я, хоть я тебя старше, не могу сказать, что больше никогда и ни за что… Возможно, ещё кого-нибудь встречу. Просто пока не случилось, но кто знает.
Да… иногда ученикам приходится врать.
Кого я могу встретить? Нужна я кому со своими бандитами…
Да и… я никого не хотела видеть рядом с собой, кроме Антона, но он ушёл туда, откуда не возвращаются.
— Просто сейчас кажется, что больше ничего не будет, — буркнул Клочков, отворачиваясь — смущался. — Так… больно.
— Это потому что впервые. Самая сильная боль — первая.
Федя помолчал немного, посопел. Совсем ещё юный, почти мальчишка… Неужели я тоже когда-то такой была?
— А вам, Алёна Леонидовна… очень было больно? — спросил тихо, с опаской, будто боялся ответ услышать.
Я усмехнулась и встала с подоконника. Пора всё-таки наведаться в актовый зал.
— Понимаешь, Федя… На самом деле то, что ты чувствуешь, пока человек жив — это одно, а когда он умирает — совсем другое. Тогда многие вещи видятся иначе, и всё готов отдать, лишь бы был жив. Больно — это слишком слабое слово. Это я тебе как учитель русского языка и литературы говорю.
— А какое слово тогда? — спросил Клочков и тоже встал. Кажется, ему стало легче.
Я покачала головой и через силу улыбнулась.
— Никакое, Федя. Не существует таких слов.
«И дай Бог тебе никогда не узнать об этом».
Май — мой любимый месяц в году. Особенно я люблю майские вечера — прохладные, свежие, бодрящие, они дарят силу и способность жить дальше.
Раздав своих ребят родителям, я поспешила домой, и только у подъезда помедлила. Пятнадцать минут… посижу на качелях, подумаю. Мама не писала, значит, Фред и Джордж до сих пор не сотворили ничего непоправимого.
А мне нужно вздохнуть.
Качели чуть скрипнули под моим весом. Да… качаться не получится, а то весь дом на уши поставлю. Ну и ладно.
Не существует таких слов… На самом деле человечество не придумало слов для многих понятий. Формально они есть, но когда сталкиваешься с чем-то в жизни, понимаешь — нет, не то… Не вмещает. Чувства намного больше слов.
Даже «любовь»… Это слишком мелкое и пошлое слово для того, чтобы охарактеризовать то, что я испытывала — и испытываю — к своему мужу.
Если бы мне предложили выбрать слово… Пожалуй, я бы, как Снежная королева для Кая, выбрала слово «вечность».
А дома прямо у входной двери меня ждали мои рыжие кошмары.
— Почти первое июня, — заявили хором, пока я надевала тапочки.
— Ключевое слово — почти, — фыркнула я. — А почти — не считается.
Фред и Джордж подумали… и опять же хором заявили:
— Мы запомним!
— Что запомните?
— Что почти не считается.
— Так вот кто их плохому учит, — мама с лукавой улыбкой выглянула из кухни. — Алёна, будешь чай?
Я кивнула и, подхватив своих мальчишек под локти, сказала:
— Пошли, бандиты.
— Мы не бандиты! — опять хором. Такая удивительная синхронность — не к добру.
— Ага, вы благородные пираты, я помню.
— Неа, — Фред.
— Ты же слышала, как сказала сегодня про нас Нина Васильевна? — Джордж.
— Очень талантливые дети! — Фред.
— Все в мать! — А это уже хором.
Да-а-а. Стебанула. Но Нине Васильевне простительно — в конце концов, она четыре года терпела летающих по классу самолётиков, завёрнутых в тряпки для вытирания доски резиновых пауков и венец творения Фреда и Джорджа — самолично собранный по инструкции в журнале скелетик в углу кабинета. Ух, как визжали девчонки! Конечно, все, кроме Юли Бессоновой.
— Согласна! Все в мать! — хихикнула с кухни бабушка.
Кошмар. Кругом одни предатели!
Утром я проснулась сначала от звонка в дверь — услышав его, накрылась одеялом с головой, понимая, что там и без меня найдутся желающие впустить курьера в квартиру, — и после даже успела чуть задремать… Пока почти рядом с моим ухом не раздалось громкое и восторженное:
— МАМАСПАСИБООООО!!!
Да-да, именно так, в одно слово. Прямо как «здравияжелаютоварищминистробороны» во время парада на 9 мая.
Только вот эти крики по телевизору — одно, а когда рядом — совершенно другое. И я взлетела под потолок от неожиданности, хватаясь за заколотившееся сердце.
Черти!
Черти стояли рядом с кроватью, и под ногами у обоих были их скутеры. И вид они — бандиты мои, конечно, а не скутеры, — имели самый пресчастливый.
— И незачем было так орать, — сказала я голосом кролика из мультика про Винни Пуха. — Я не глухая. И вообще я ещё сплю.
— Уже девять! — возмутился Фред, а Джордж добавил:
— Пятнадцать минут десятого!
Можно подумать, это аргумент.
— Ну и ладно. Мать, в смысле я, вчера закончила учебный год, и имеет право поспать. Тем более, что собаки у нас нет.
Мальчишки расплылись в одинаковых шкодных улыбках.
— Думать забудьте! — отрезала я, плюхаясь обратно на постель. — Никаких собак. Даже за все пятёрки в году и золотые медали по итогам учёбы в школе. Ни за что!
— Почему-у-у? — провыли близнецы, садясь рядом. Фред тут же начал щекотать мне живот, а Джордж — пятку.
— Ай! Хы-ы-ы… перестаньте! Да потому что у меня уже вы есть, зачем мне ещё и собака?
— Собака нам!
Я фыркнула и, поняв, что от меня не отстанут, села на постели.
Фред и Джордж сразу приняли позы смиренных овечек — сложили руки на коленях и сделали святые лица. Особенно святыми были глаза, конечно — не глаза, а два нимба практически.
— Нет, бандиты, собака будет мне. Мне она не нужна, поэтому её здесь не появится.
— Почему тебе? — надулись мальчишки. — Мы сами будем с ней играть!
— Для того, чтобы играть, у вас есть Рем, — отрезала я. — И Лисичка с первого этажа, и Байкер с третьего, и Мотя с четвёртого, и…
— Ну ма-а-ам!
— Нет, — я нахмурилась и ушла в глухую оборону. — Никакой собаки! Только через мой труп.
Ребята вздохнули. Они уже давно уяснили — когда я говорю «только через мой труп» — не шучу, и спорить или пытаться что-то доказать бесполезно.
— Ла-а-адно…
— А мы пойдём сегодня кататься?
Вот это уже более конструктивный диалог, приветствую.
— С погодой что?
— Солнышко!
— Значит, пойдём, — кивнула я. — Только в шлемах, наколенниках и налокотниках.
И вновь раздался дикий крик.
— УРАААААА!
Нет, я сегодня точно оглохну.
Погода действительно была прекрасная, уже почти июльская — яркое и жаркое солнце, молодая зелёная листва… и куча народу в парке. Выходной же!