Страница 2 из 32
Если же не принимать подобных мелочей во внимание, то религиозность отца Филлис чужда косности и не всегда умещается в рамках доктрины. Кульминация в развитии образа мистера Хольмана – сцена беседы с двумя другими пасторами, призывающими его не противиться воле Всевышнего и благословить уход Филлис. Человек берёт в нём верх над священнослужителем, а любовь к ближним – над любовью к Богу, и он отказывается смириться с тем, что кажется почти неизбежным. Не зря гнездо Хольманов называется Хоуп-Фарм – ферма «Надежда».
Надежда пастора на выздоровление Филлис сбылась. Надежда Филлис на воссоединение с Эдвардом Холдсвортом – нет. Но если героиня унаследовала от своего отца умение, несмотря ни на что, всегда верить в лучшее, она обязательно будет счастлива. Финал произведения может показаться довольно печальным, но, вкладывая в уста Филлис слова: «…мы заживём безмятежно, по-старому. Я знаю, мы сможем. Я смогу. И так будет!» – Гаскелл призывает нас смотреть на мир с оптимизмом.
Говоря о финальных эпизодах повести, нельзя не отметить того, насколько мастерски автор контролирует уровень эмоционального напряжения. Когда в упомянутой сцене беседы трёх пасторов драматизм достигает предельного накала, регистр повествования снижается: на «сцену» выходит ворчливая служанка Бетти (воплощение трезвого ума, не окультуренного образованием, но подкреплённого опытом и унаследованной народной мудростью) со своим монологом о любви брата Робинсона к сытным обедам. Из её же грубоватых уст звучит обращённый к Филлис призыв побороть уныние и вернуться к жизни ради близких людей. Взаимоперетекания трагического и комического, поэзии и прозы помогают автору избегать излишней сентиментальности, делая повествование естественным и полнокровным.
В этом произведении Элизабет Гаскелл, пожалуй, не ощущается явного авторского стремления к скрупулёзной фиксации быта. Если «Крэнфорд» – это полотно, написанное масляными красками, то «Кузина Филлис» – скорее акварель. Но даже нескольких штрихов оказывается достаточно для того, чтобы сделать изображённый мир зримым и осязаемым. Мы чувствуем тепло камина в столовой Хоуп-Фарм, вдыхаем аромат яблок в осеннем саду, слышим гул ярмарочной площади Элтема. Даже уклад бирмингемского дома Мэннингов, покинутого рассказчиком ещё до начала повествования, живо рисуется нам благодаря одной-единственной детали: Пол достаёт из багажа соленья и варенья своей любящей, но строгой матушки, радуясь тому, что теперь сможет лакомиться всем этим, ни у кого не спрашивая разрешения.
Автор реалистично воссоздаёт не только быт, но и нравы городских и сельских жителей. Среда, на фоне которой разворачивается действие повести, не ограничивается Хоуп-Фарм – этим царством надежды (надежды на торжество христианской терпимости, просвещения и честного труда). На страницах «Кузины Филлис» нам встречаются и лицемерные сёстры Доусон, и зануда мистер Питерс, и недалёкий брат Робинсон, считающий грехом изучение иностранных языков и чтение светской литературы. Этим людям не отведено сколько-нибудь заметной роли в фабуле произведения: они нужны лишь для того, чтобы оттенять индивидуальность центральных персонажей своей косной «типичностью» (кстати, то, что эпизодически упоминаемые лица носят чрезвычайно распространённые и порой даже совпадающие фамилии, вряд ли объясняется недостаточно богатой фантазией писательницы).
Мещанская масса, состоящая из робинсонов и добсонов, уравновешивает чашу весов, на которой находятся преданные слуги, домочадцы, соседи и прихожане мистера Хольмана: Бэтти, старый Джон и другие «простые добрые люди». Но и здесь, на Хоуп-Фарм, не всё так идеально, как может показаться вначале. «Кузина Филлис» не относится к остросоциальной прозе Элизабет Гаскелл, и всё же трудно не заметить, что повесть создана рукой писателя, привыкшего задумываться о судьбе своего народа.
В этом отношении примечателен образ слабоумного Тимоти Купера, не раз навлекавшего на себя справедливый хозяйский гнев. Его изгнали с пасторского двора за глупость и лень, когда он загубил яблоню, ссыпав под неё негашёную известь, но вскоре приняли обратно и стали терпеливо обучать посильной ему работе: мистер Хольман был тронут, узнав, что уволенный Тим целый день провёл на мосту, преграждая путь повозкам, которые могли бы проехать мимо фермы и потревожить сон больной Филлис. В глаза бросается совпадение деталей: сидя на развилке дорог, Тимоти снова кидает известь (на сей раз он просто отправляет белые кусочки в воду ручья, борясь со скукой). Этот работник, нерадивый и неотёсанный, но в глубине души добрый и не во всём безнадёжно глупый, сам подобен извести, которая не только разъедает всё живое, но и служит неплохим строительным материалом. Простые необразованные люди могут превращаться из разрушительной силы в созидательную, если ими управляют такие добрые, умелые и просвещённые руководители, как мистер Хольман или мистер Мэннинг.
Отец Пола – своеобразный двойник отца Филлис. Будучи не священником, а человеком вполне светской профессии и живя в городе, а не на лоне природы, Мэннинг старший легко находит с пастором общий язык. Их роднит многое: благородство, ум, трудолюбие, страстный интерес к окружающему миру и неуёмная жажда знаний. В образе мистера Мэннинга, изобретателя-самоучки, воплотился дух здоровой предприимчивости – движущей силы технического и социального прогресса. Этот герой не принимает непосредственного участия в событиях повести, и всё-таки без него её мир не был бы таким живым и многогранным. Автор не смотрит на своих персонажей как на винтики, выполняющие строго назначенные функции. Мистер Мэннинг, человек образованный, но не высокомерный, состоятельный, но никогда не стремившийся к богатству как к самоцели, религиозный, но не слепо следующий пуританским правилам, настолько интересен и обаятелен сам по себе, что его образ органично вплетается в повествование, не требуя для себя никаких оправданий.
Смелое построение системы персонажей отвечает лаконичному своеобразию сюжета. Ослабленностью внешнего конфликта «Кузина Филлис» словно бы перекликается с чеховской драмой, на несколько десятилетий опережая время своего создания. В повести нет алчных и завистливых злодеев, герои не страдают от войн или притеснений, не борются с нуждой. Кто виноват в том, что Филлис едва не умерла от горя? Родители? Нет! Они готовы были всё отдать ради её счастья. Холдсворт? Снова нет. Его не упрекнёшь не только в предательстве, но даже в легкомысленной несдержанности, ведь он никогда не говорил пасторской дочке о любви. Не виноват, конечно же, и Пол, искренне сопереживавший кузине и желавший видеть её счастливой, хотя бы и с другим. В чём же дело? Влюблённый мужчина рассказал приятелю о своих чувствах к девушке, приятель передал ей его слова, тем самым её окрылив. Но прошло время, и влюблённый забыл девушку… Причина страданий героини – простая цепь случайностей, сложившаяся не слишком удачным образом. В том, что Филлис несчастна, «виновата» только сама жизнь, которая сводит и разлучает людей, заставляет их проходить через болезни и исцеления, разжигает и гасит в их сердцах любовь. Так было в XIX веке, и так будет всегда.
Элизабет Гаскелл написала «Кузину Филлис» в 1864 году, незадолго до смерти. Повесть публиковалась частями, планировалась работа над пятой и шестой главами. Несмотря на то, что первоначальный замысел не был осуществлён, произведение представляет собой вполне законченное художественное целое и даже выигрывает благодаря некоторой открытости финала и отсутствию фабульной детерминированности ряда образов.
В посмертных изданиях «Кузина Филлис» иногда выходила с подзаголовком «Повесть английской любви» («А Story of English Love»). Это лёгкое, но не легковесное, элегантное, но не вычурное произведение Элизабет Гаскелл действительно насквозь пропитано любовью. Узы сердечного притяжения связывают между собой персонажей, образуя густую сеть: весёлый, обладающий подвижным умом и творческим воображением Эдвард Холдсворт полюбил тихую дочь деревенского пастора, но уехал и со временем её позабыл. Она тоже его полюбила, но забыть не смогла. Другое чувство, братско-сестринское, связывает девушку с дальним родственником, который оказался слишком скромен, чтобы мечтать о большем, и слишком предан своему товарищу и сопернику, чтобы встать у него на пути.