Страница 53 из 147
Рейнджеры выпустили остатки своих боеприпасов в спины убегающим солдатам и стали поспешно собираться. Вокруг начинали свистеть вражеские стрелы, а в горящем лагере виднелись первые разъярённые всадники. Спокойно сняв свой котелок, егерь хлопнул ладонью, сбив пламя, крякнул, залпом выпил остатки жидкости, с удовольствием закусил комочком снега:
– Не пропадать же добру! – выдохнул он и выругался, когда вражеская стрела ударила по шлему: – Чтоб тебя, сукиного сына, так о забор шмякнуло!
И скрылся в темноте, пристраиваясь в хвост колонны рейнджеров.
Они уходили.
Больше всего на свете Зардраку в данный момент хотелось кого-нибудь убить. Судя по всему, это желание настолько ясно читалось в его глазах, что было понятно всем окружающим. Столько внимательных, подобострастных рож он не видел ещё никогда. Его только что оставили наконец в покое имины, рана была перевязана, рука зафиксирована. Страшная боль, отдающаяся в левом ухе, почти утихла, но только благодаря большой дозе обезболивающего; без него повреждённые кости заставляли вскрикивать при каждом движении. Однако одновременно лекарство неудержимо клонило в сон, в то время как расслабляться пока было нельзя.
Зардрак рассматривал две вражеские стрелы. Одну вынул Тукс из стенки его шатра. Она была обгорелая, с медным наконечником, чуть выше которого виднелись примотанные остатки пакли. Даже сильные повреждения не мешали увидеть – качество изделия было довольно невысоким. Вторую стрелу вытащили из его плеча. Она пробила тело насквозь, разнеся на своём пути череп бласа, толстую войлочную безрукавку, которую нелегко пронзить топором, легко прошла сквозь мускулы и кости жреца. Для того, чтобы её извлечь, пришлось отпилить наконечник, но и без него было хорошо видно отменное качество стрелы. Ровная, отполированная, с тщательно подогнанным оперением. Впечатлял и наконечник – по-хищному заострённый, трёхгранный, цвета грязного серебра; на нем не оставил царапины даже хороший бронзовый нож.
Картина нападения была совершенно ясна. Обстрел был не случайным, его спланировали очень хорошо. В темноте враги выбрали отличную позицию, было ясно – в отличие от солдат Зардрака, с местностью цохваны знакомы прекрасно. Никудышными стрелами с зажигательным материалом они вызвали панику в лагере, заодно всё хорошо осветили, а сами при этом оставались в темноте. Потом их страшные луки принялись метать эти смертоносные иглы, от которых не всегда спасал даже крепкий доспех. Смелая атака небольшого отряда под командой самого Зардрака окончилась полной катастрофой: раненный предводитель скатился в овраг, солдаты были уничтожены почти все – на фоне горящего лагеря им не удалось спрятаться. Охотники успели обстрелять противника, но у них не было таких стрел, а уж луки вообще не шли ни в какое сравнение. Если враги и пострадали, то очень незначительно. Правда, большой отряд Эргана всё ещё искал их в ночном лесу, но на благоприятный исход этой затеи атон даже не надеялся.
Зардрак понимал, что потери войска незначительны, но это уже второе нападение наглого врага за один день. Из строя выбыли уже порядка сотни человек, почти столько же суфимов, сгорели четыре баллисты и великое множество солдатских палаток. И все эти потери они понесли ещё до начала настоящей битвы. Жрец проклинал свою неторопливость – не стоило отвлекаться на эти всеми забытые деревни, тогда армия давно бы могла стоять под стенами проклятой крепости. Интересно, если у атонов здесь такие потери, что же будет в Ноттингеме? Собственная армия внезапно показалась Зардраку опасно небольшой.
Отряд, двигавшийся короткой колонной, показался из-за леса. В Ноттингеме ударил сигнальный колокол, по стенам забегали фигурки воинов, с надвратной башни сверкнули линзы бинокля, тут же зазвенел сигнал отбоя. С грохотом опустился подъёмный мост, распахнулись ворота. Уставшие рейнджеры махали руками приветствующим их друзьям и подругам, кто-то издал задорный индейский клич, кто-то взмахнул трофейным анром, показывая всем, что вернулись они победителями.
Робин спешился за воротами и тут же попал в объятия радостной возлюбленной:
– Тише ты, сумасшедшая моя, – засмеялся он, – я же весь в железе, толку тебе с этих объятий, будто окованное бревно жмёшь.
Подошедший Хонда любезно предложил:
– Тогда можешь меня обнять. Робин, не хмурься так, я всё прочувствую и тебе подробно расскажу, как оно... – И уже серьёзнее добавил: – Ну и?
– Потом, всё потом, – отмахнулся вождь. – Сейчас хорошая баня и горячий обед. Спешить некуда, мы их обогнали дня на два.
– Робин, ты мойся, я потом сама тебя покормлю, – сказала Сата.
– Милая, да кто тебе это даст! – Хонда покачал головой. – Там сейчас наши бабы такую поляну накроют! Мужика своего получишь только поздним вечером, грузом-200. Робин, видел бы ты, какой наши мужики соорудили самогонный аппарат! Эйнштейн отдыхает!
– Тогда я пойду помогать готовить. – Девушка не стала возражать.
Если вы вдруг захотите узнать, что такое настоящее удовольствие, побегайте пять дней по суровому зимнему лесу в вымокшей, запотевшей одежде, тяжёлых доспехах, таская на себе кучу оружия и питаясь сушёным мясом, по вкусу и консистенции сходным с подошвой старых сапог. Добавьте к этому близкое присутствие злобных врагов, несколько кровавых стычек, ночёвки в снегу, длинные ежедневные переходы и вонь от трофейных быков. А после этого сходите в настоящую русскую баню, смойте с тела липкую грязь, пропарьте все до единой косточки, да не просто так, а с хвойным веником, до пьянящего головокружения. Может, это и не райское наслаждение, но чувствовал Робин себя невероятно хорошо.
В здании совета уже ждал добротно накрытый стол; рядовых рейнджеров тоже не забыли, их откармливали в столовой. Вождю с ходу сунули в руку запотевший стакан с водкой. Сата поднесла ложку с икрой. Петрович радостно вскочил, произнёс довольно короткий тост:
– Ну, выпьем, что ли!
Поставив стакан, Робин принял из девичьей руки закуску, а затем с аппетитом накинулся на остальные яства, благо Сата уже наложила ему полную тарелку. После третьего тоста вождь отодвинулся от стола, обвёл всех пристальным взглядом и заявил:
– Мы им просто немного пощипали перья, до победы ещё очень далеко. Они сюда придут дня через два.
– Сколько их? – спросил Мавр.
– До хрена. Одних нуров штук триста, храмовых стражей более тысячи, охотников с луками человек четыреста, ополченцев тысячи две, и ещё какие-то мелкие отряды наёмников, человек двести. С виду неплохие воины, примерно сорок стрелков с довольно крутыми роговыми луками. Около десятка баллист с собой тащат, вроде «скорпионов»; правда, мы несколько смогли сжечь. Вот такие дела.
– Серьёзные ребята! – присвистнул Хонда. – Где же мы их хоронить будем?
Шутку не оценили. Названные цифры заставили всех серьёзно призадуматься. Мавр покачал головой, невесело произнёс:
– С учётом наших риумов мы можем выставить на стены максимум сто семьдесят человек, включая обученных подростков и крутых женщин типа Аниты. От остальных толку не будет – бабы и дети. Доспехи разного качества менее чем у сотни, да вы ещё притащили десятка два. С оружием тоже небогато, хороших мечей не хватает, в основном копья и топоры. Правда, осталось более полутора сотен патронов к разным стволам, но это нам не слишком поможет.
– Если они полезут всей толпой, да ещё грамотно это проделают, нас сметут, как тараканов веником, – невесело заявил Тевтон. – Их преимущество просто колоссально, у нас даже стрел не хватит всех перестрелять.