Полковник Никто

- Каковы гарантии? – спросил Копчёный.

- Кто может вытащить вас с длительного срока? – спросил выступающий. – Только Аллах и Бог. Правильно? Только беда в том, что они забирают вас сразу к себе. А я забираю вас с зоны живыми. А дальше будет так, как вы сами этого захотите. Ещё вопросы есть?

Осужденные хранили молчание.

- Тогда прошу желающих пройти в живую очередь на собеседование.

***

Все работы в этот день были отменены. Кто принял решение покинуть колонию, стоял в очереди, остальные были направлены по своим отрядам. Игорь завалился на койку. Что-то тяжёлое происходило в его душе, что-то такое, чего он сам не мог понять.

Впереди у него было двенадцать лет заключения. Четыре тысячи триста восемьдесят три совершенно одинаковых дня, в течение которых тебе никто не напишет с воли, никто не позвонит, никто не приедет на свидание. Потому что у Игоря на воле не было никого. Родители умерли. Детей он не народил. Супруга? За всё время следствия она только однажды проявила себя, когда понадобилось подписать документы о разводе. Конечно, ждать она его не будет. Да и какой смысл в этом – они давно ненавидели друг друга, живя вместе только потому, что того требовали «связи», помогающие её отцу и начальнику Котлова проворачивать финансовые махинации с вверенным им бюджетом. Друзья? Он вдруг понял, что не было у него настоящих друзей – особенно, когда речь шла о дележе больших денег – никто из них не предложил помощь, когда вокруг Котлова закрутилось следствие. Какие они после этого друзья? Людей с меньшими, чем у него самого доходами, он никогда даже не рассматривал на роль друзей, какими бы они человеческими качествами не обладали – что их человечность, если они не могли позволить себе сходить в продуктовый магазин, не ограничив себя в расходах? А больше у него не было никого. Ни-ко-го.

А что будет с ним потом, когда пройдут (пройдут ли?) эти бессмысленные тысячи дней заточения? Он выйдет на волю, за ворота зоны… только куда? У него не будет ничего. Ему даже некуда будет пойти. Роскошные квартиры в Москве и Питере – изъяты и обращены на пользу государству. Родители жили на окраине Сертолово в старом двухквартирном доме, который соседи-алкоголики спалили на следующий год после их смерти, когда он ещё служил на Дальнем Востоке. Больше у него нет ничего. Ни-че-го.

Влачить существование в условиях полного отсутствия свободы действий, передвижений и удовлетворения своих желаний, полного отсутствия человеческой радости и любви к своим ближним, с нарастающей интеллектуальной деградацией, без всякой возможности духовного роста, и при полном понимании отсутствия смысла в этих тысячах днях, которые неизбежно, рано или поздно, но закончатся смертью? Какой смысл в такой жизни, скорее животной, чем человеческой? Что такая жизнь может дать человеческой душе? И что такой жизнью ты дашь окружающему тебя обществу, своей стране?

Помещение внезапно наполнилось шумом возбуждённых голосов – после прохождения собеседования за своими личными вещами пришли те, кто принял решение покинуть колонию. Фрол и Копчёный с лицами, выражающими невиданную ранее радость, подошли к Котлову.

- Полкан, а ты? – спросил Копчёный. – Погнали с нами!

- Мне там делать нечего, - хрипло ответил Игорь.

- Ты же военный, - сказал Фрол. – Всё там знаешь, чем ты рискуешь-то?

- Жизнью, - ответил Котлов.

- Какой жизнью? – спросил Копчёный. – Вот этой? – он махнул рукой. – Это разве жизнь? Вот там – жизнь!

- Много ты знаешь о жизни на войне, - буркнул Игорь.

Фрол и Копчёный начали быстро собирать свои вещи.

- Здесь ты просто сгниёшь заживо, - сказал Копчёный. – Что в этом хорошего?

- А там что, не сгнию? – усмехнулся Игорь.

- Сгниёшь, конечно, - Копчёный внимательно посмотрел на своего собеседника. – Но только уже мёртвым. А пока будешь жив, хоть что-то сделаешь полезного для этого мира.

Игорь сел на кровати. Копчёный говорил сейчас то, чего Котлов от него никак не ожидал.

- А ты сам то?

- Я? – Копчёный обернулся, видимо для привлечения внимания остальных, кто сейчас был рядом. – Я в этой жизни наворотил столько беды, что и вспомнить всё не смогу. Мои родители, милейшие люди, которых я никогда ни во что не ставил, хотели, чтобы я выучился на инженера и строил корабли. А я стал грабителем и убийцей. Они строили этот мир, делали его красивее и чище, а я его убивал и грабил. Мне понадобились годы, чтобы это понять. Но что-то исправить я уже не мог. А сейчас, ты понимаешь, мне дали шанс заново обрести человеческое лицо, и вернуться в настоящее человеческое общество – настоящим человеком. Настоящим, а не тем припадочным блатным, кого я строил из себя все последние годы для того, чтобы выжить на этой зоне. Даже если я сдохну на войне, я буду счастлив от мысли, что в моём городе похоронят меня как героя, а не как отпетого негодяя. Это очень важно для меня, понимаешь? Важнее жизни.

Игорь резко встал и направился к выходу. В оперчасти, где шло собеседование, уже практически никого не было – оставалось три доходяги, которые не могли отжаться от пола даже несколько раз, но продолжали проситься на войну «хоть кем-нибудь». Здесь же был и начальник колонии.

- Котлов, - он первым увидел Игоря. – Ты уверен?

- Уверен, гражданин начальник, - бодро ответил Игорь.

- Зря… если останешься, я тебя «бугром» в шестом отряде сделаю. Хочешь?

- Мне бы в махру, - громко сказал Игорь.

- Куда? – не понял Кадиев.

Зато представители «оркестра», которые проводили собеседование, хорошо поняли бывшего полковника, который свою военную карьеру начинал в этой самой махре.

***

- Действовать на поле боя удобнее всего тройками, - объяснял инструктор стоящим перед ним новобранцам. – Командир тройки вооружен подствольным гранатомётом, второй боец – это пулемётчик, третий – гранатомётчик. На троих у вас будет столько вооружения, сколько бывает в целом отделении. Мы специально увеличиваем огневую мощь штурмовых троек, чтобы можно было иметь над врагом огневое преимущество и подавлять его в любой обстановке.

Инструктор был в маске –считалось, что тем самым он не только не раскрывает себя, но сохраняя обезличенность, не создаёт условий для психологического сближения с ним со стороны новобранцев. Это сразу снимало массу вопросов, которые неминуемо возникают при «живом» общении обучающихся с обучающим.

- Лучше всего, если вы загодя сами разобьётесь на тройки, исходя из личностных взаимоотношений. В бою вы должны помогать друг другу, и если вы в тройке будете друзьями, вам будет легче это делать. В идеале тройка должна вам стать настоящей семьёй, в которой вы будете решать все бытовые или хозяйственные проблемы. Поверьте, так будет лучше.

В числе десятков других осужденных, принявших решение пополнить ряды «оркестра», на полигоне сейчас были выстроены Котлов, Копчёный, Фрол, Пончик, Поц и Геныч. Когда инструктор дал присутствующим три минуты на формирование троек, шестёрка приятелей поделилась не задумываясь: Котлов стал старшим над Фролом и Генычем, а Копчёный возглавил тройку с Поцом и Пончиком.

Премудрости штурмовой пехоты они познавали едва ли не круглые сутки – в учебном подразделении ходили слухи, что «оркестр» приступил к решительным действиям, а это требовало наращивания сил, как для прорыва обороны противника, так и для дальнейших действий по расширению освобождаемой территории.