Антимаг

– Ближе к делу, Мирон Афанасьевич, – попросила Барыня, напрягаясь. Что-то случилось на площадке, иначе бы чародей не прибежал сюда, пышущий злостью.

– В приюте налицо систематические нарушения, – заявил чародей.

– Даже так? – удивилась настоятельница. – Можете пояснить, в чем они заключаются?

– В ваши обязанности входит постоянный контроль за подопечными, если вдруг произошла активация искры, – Забиякин немного расслабился, понимая, что не нужно идти на конфронтацию с человеком, отдавшим столько лет тяжелому гражданскому долгу. – И докладывать в нужные инстанции, когда сие событие произошло. Вдруг я узнаю, что один из ваших воспитанников недавно прошел неуправляемую инициацию. Его фамилия…

– Я знаю. Это Павел Темкин, – спокойно ответила Барыня. – Агафон лично следил за процессом в безлюдном и безопасном месте. У нас есть подвальное помещение, специально оборудованное для таких событий. Там стоят силовые гасители, что снижает риск до нуля.

– Почему Темкину завысили возраст? – нахмурился Забиякин.

– Мы не завышали. Его привезли к нам в трехлетнем возрасте, как было указано в прилагающем письме. Родители Темкина, якобы, умерли, а ближайших родственников не оказалось.

– Почему «якобы»?

Марья Дмитриевна пожала плечами.

– У меня сразу появилось подозрение, что мальчик – бастард высокородных. Слишком неубедительным было сопроводительное письмо. А потом господин Бергер увидел искру у Паши. Ну и составили примерный график осмотра, чтобы провести инициацию. Выходило, что она должна была произойти год назад. Когда этого не случилось, мы с Францем Оттовичем призадумались, – настоятельница встала, и шурша подолом платья, обошла Забиякина, остановилась возле окна. Ее прямой силуэт четко вырисовывался на фоне закатного освещения. – Бергер тогда еще высказал сомнение, что мальчику едва ли семь лет. Мы еще полгода контролировали его, но потом как-то расслабились. Каюсь, это и есть мой недогляд.

– У вас есть версии, почему Павлу завысили возраст?

– Ни малейших, – снова пожала плечами Барыня.

– Я могу посмотреть письмо? – спросил Забиякин.

– Нет. Это частная информация, – твердо ответила отказом настоятельница. – Даже не настаивайте.

– Хорошо, извините, – чародей пристально взглянул на Марью Дмитриевну. – А как насчет Викентия Волховского? Кстати, фамилия ведь не родовая?

– Вы правы. Вик появился у нас в ночь самого сильного наводнения за последние тридцать лет, – улыбнулась женщина. – Потому и дали такую фамилию. Обычный подкидыш, рожденный от мирянки. Хороший мальчик, хотя тоже любит шалить, но не так критично, как другие. А с ним что? Тоже искра способности проявила?

В голосе Барыни послышалась ирония. Забиякину было не смеха. Там, на площадке он не за здоровье Волховского перепугался, а скорее, из-за вскрывшихся странных обстоятельств.

– Марья Дмитриевна, – чародей откинулся на спинку стула, жалобно пискнувшего от такой бесцеремонности. – А вы уверены, что Викентий – мирянин?

– Более чем, – твердо ответила настоятельница, не отводя взгляда от пытливых глаз мага. – С меньшей долей вероятности – из купеческой семьи. Но там не принято детей подкидывать в приюты. Родственники охотно берут к себе. Так что с ним?

– Я решил проверить одаренных мальчиков, – нехотя ответил Забиякин. – Некоторые из них мне показались перспективными. Чтобы не подвергать опасности ребят, я поставил перед ними барьер – силовую защиту. В ее прочности я уверен на двести процентов, потому как это моя военная разработка. Все было под контролем, но, когда Темкин показал свою работу с элементалями, Волховский словил магический откат. Я сначала не понял, что произошло, и очень удивился, почему именно на нем не сработала защита.

Забиякин вдруг замолчал, уткнувшись взглядом в пол.

– И? – осторожно спросила Барыня. – Выяснили, Мирон Афанасьевич?

– Мне кажется, у Викентия есть Дар, – глухо ответил мужчина.

– Поясните, пожалуйста, – нахмурилась настоятельница. – Какой Дар?

– Дар уничтожать любое магическое воздействие на свой организм, – с трудом ответил Забиякин. – Проще говоря, ему нипочем любая магия. Все, что рядом с ним – теряет силу, поглощается аурой или разрушается до основания, отдавая только энергию жизни. Он – антимаг с пассивной защитой. Разрушитель. Сегодня произошла инициация. Признаюсь, по моей халатности. Но кто бы знал, что антимагу нужно пройти через первичную боль…

– Что произошло?

– Ударная волна шарахнула по ауре, задела барабанные перепонки мальчишки. Немного крови. И мгновенная активация Дара. Я потом проверил специально, кинув легкое усыпляющее плетение. Волховский так и не понял, что оно рассыпалось как труха прогнившего дерева.

– Не может такого быть. Почему же год назад у него этот Дар не инициировался? – заволновалась Барыня.

– Потому что он не проявляется до особых обстоятельств, – вздохнул Забиякин. – Если бы не магический откат от проведенной техники, Волховский мог и до двадцати лет не знать об искре. А то и до старости.

– Так, – Марья Дмитриевна обхватила себя за плечи, как будто сквозняк пронесся по кабинету, – и чем ваше открытие грозит Викентию?

– Да почему сразу «грозит»? – засмеялся чародей. – У него очень редкая искра. Таких людей всего двое-трое на десятки миллионов. Серьезно вам говорю. Так что у Волховского обеспеченное будущее, если на него обратит внимание император. Вернее, люди, которые отвечают за безопасность страны. Но и жизнь тогда будет под мягким, неусыпным и ненавязчивым контролем.

– Перспектива так себе, – нахмурилась женщина. – Нельзя ли как-нибудь оградить мальчика от будущих приключений в образе защитника отечества?

– Рано или поздно его раскусят если не мы, так кто-то другой, вроде зарубежной разведки, – качнул головой Забиякин. – Способности обязательно проявятся, поверьте мне! Я вынужден доложить по инстанции о появлении Разрушителя. Такой шанс нельзя упускать. Еще бы знать, чей же он ребенок? Или бастард?

– Я бы оградила Вика от проверок, – Марья Дмитриевна решительным шагом прошла к своему месту. – Ему всего восемь лет. Он даже не знает, кем быть в жизни.

– Его будут аккуратно вести, – уверенно ответил бывший военный. – Он даже не поймет, как легко и непринужденно придет к мысли о службе отечеству. И тогда появится тот самый человек, который отведет его за руку в нужное место.

– Но ведь это опасно? Ментальное принуждение к тому же…

– Наша жизнь сама по себе таит множество опасностей, соблазнов и разочарований, перемежаясь с моментами счастья, – выспренно произнес Забиякин. – Теперь самое главное: нужно узнать, кто его родители. А сделать это можно лишь с помощью магических анализов крови для выявления родственных маркеров и генетической экспертизы.

– Вы же знаете, что до совершеннолетия приютских детей запрещено подвергать такой проверке, – выпрямилась Марья Дмитриевна. – Это закон. Буду вынуждена доложить по инстанции, если вы свершите подобное. Не ищите себе проблем, Мирон Афанасьевич.

– Хорошо, как скажете, – помолчав, ответил Забиякин. – Если иные пути дознания не запрещены, я постараюсь провести некоторые проверки так, чтобы о них никто не знал. Ни одна крупица информации о вскрывшемся Даре Волховского не выйдет за пределы приюта. Вы только представьте, Марья Дмитриевна: в вашем заведении пять мальчишек с искрой, а к ним в довесок – Разрушитель! Редчайшее везение! А я еще девочек не проверял.

– Делайте, что считаете нужным, Мирон Афанасьевич, – сдалась настоятельница. – Надеюсь на ваше благоразумие и осторожность. Имейте в виду, что периодически в наш приют приезжают люди, ищущие детей очень влиятельных аристократов с каким-то необыкновенным даром. И начались эти странности с тех пор, как к нам попал Вик.