Мангазейский подьячий

— Мороженые? — уточнил я, хотя мог бы этого и не делать: заиндевевшая шерсть и деревянный стук, с которым их перекладывали, как бы подсказывал, что да, заморожено на совесть. Но, блин горелый… Как?! Да, север, но ведь самое начало октября! До морозов еще далеко!

— А как же! — кивнул дед, в подтверждение своих слов с хрустом отломивший хвост одному из волков, что лежали, вытянувшись и оскалившись.

— Как же ты их…

— Степаном меня кличут, прозванием Черника.

— Как же ты их, охотник Степан, прозванием Черника, заморозить-то умудрился?

— Да не охотник я, — старик лукаво ухмыльнулся в бороду. Невысокий, улыбчивый, из тех шебутных дедов, для которых старость — не повод угомониться.

— Крестьянин я. А волки — так сами на меня набежали, когда я в город за хлебом-то поехал. Ну я из Морозильным Словом и того… А потом в тележку, значит, и на рынок. Тут народу много, а волков, наверное, мало, может, кто и купит.

Морозильное Слово? Которое прям на бегу может насквозь заморозить? Опасный дедушка…

— Да, Слово-то оно, конечно, Морозильное, — как будто услышал мои мысли дедушка, — да только мое лишь на волков и действует. Ну как, будешь брать?

— Да на кой мне волк-то?

— Ну как это на кой? Вещь в хозяйстве полезная: хочешь — вместо скамейки поставь, хочешь — шубу сшей, а хочешь — вон, хвост возьми, на шапку.

Я покрутил в руках волчий хвост… тьфу ты, да хвост-то мне на кой?

Ответить самому себе на этот вопрос я так и не успел.

— Оборотень! Оборотень! — закричали в толпе.

Я развернулся, не понимая, что тут за фестиваль американских фильмов категории «Б» вдруг начался. Какой еще оборотень?

Посреди рыночной площади расходился в стороны народ, а в центре образовавшегося пустого места поднимался, как будто разворачиваясь…

Оборотень?

Честно говоря, именно на оборотня эта тварь и походила, прям как в фильмах — плечи раздаются вширь, рост увеличивается, мышцы бугрятся, одежда рвется в клочья, а потом получившийся полуволк…

Вот с «полуволком» у здешнего оборотня и не задалось: в волка он не превращался, а становился просто гигантским, ростом уже хорошо за два метра, ближе к трем, человеком, с вполне человеческим лицом…

В котором ничего человеческого уже и не было. В запавших глазах великана, спрятавшихся под надбровные дуги, горело только желание убивать. Убивать всех.

— Ррраа!!! — гигант воздел руки к небу и заревел.

Так, с поднятыми руками, он и застыл. Вмиг превратившись в замороженную статую. Я, как и все на рынке, ошарашено уставился на эту инсталляцию, правда, в отличие от других, быстро сообразил, что произошло.

— Значит, только волков? — повернулся я к старику Степану.

— Ага, — ухмыльнулся тот в бороду.

— Так а это…

— Ну так оборотень — тот же волк, верно? Вот и получилось.

Ну… Да нет, ерунда какая-то. Вспомнил я, что за оборотни такие. Штука даже здесь, на Руси, редкая: нужно особое Оборотное Слово знать, чтобы человека во что-то превратить, да, к тому же, на тебя самого оно не подействует… ну, вернее, подействует, только обратно уже не сможешь. Разум у оборотней на время превращения отключается напрочь. Так что пользуются этим Оборотным Словом разве что колдуны, чтоб отомстить кому-то или насолить. И да — чаще всего, конечно, превращают они в волков, но и в других зверей или вот в такого недо-Халка — тоже. Так что дедушка немного…

А где он?

Пока я разглядывал ледяного оборотня, старик успел куда-то исчезнуть, вместе со своей телегой, груженой волками. Вот же… ушлый тип.

Я убрал в сумку оставшийся у меня волчий хвост, уже немного оттаявший и пошел дальше. Что-то наскучило мне на архангельский рынок смотреть. Да еще вон, судные дьяки бегут, того и гляди начнут глупые вопросы задавать…

Пойду, в общем.

В одном из трактиров на окраине я снял ненадолго комнату. До вечера. Хозяин задумчиво посмотрел на меня, видимо, на такое короткое время у него комнату снимали обычно парочки, типа супруги, но ничего не сказал. С другой стороны — в торговых городах, вроде здешней Мангазеи, Архангельска или, в наше время, Одессы, быстро перестают удивляться любым странностям. Толпы проезжего народа, из самых разных мест, каждый по своим делам и со своими тараканами в голове — если им всем удивляться, то запасы удивления быстро закончатся.

Неплохая комнатка, уютная. И кровать такая… Я сел на нее и попрыгал. Эх, сюда бы вместе с Аглашенькой… Но, увы: во-первых, мы оба решили, что это… ну… в общем… не на бегу, короче говоря… А во-вторых — я по серьезному делу.

Достав и положив на стол хвост волка, дневник предка, я, наконец, вынул то, ради чего сюда, собственно, и приперся, в такую даль.

Зеркало.

У Александра так до сих пор и не получилось связать два зеркало в пару, позволяющую видеть друг друга на расстоянии. Как ни бился. И при этом он клялся, что нутром чувствует — эта связь должна работать! Но, почему-то не получается. В итоге он предположил, что это — из-за слишком малого расстояния между зеркалами, мол, возможно, одно зеркало мешает другому. И мы решили провести серию экспериментов на расстоянии.

Итак, начнем.

Следом на стол встала подставка, в которую легло овальное зеркальце в резной деревянной рамке — в этих вырезанных узорах и была вся суть — а потом активатор. Ну, это я его так про себя называл, у Александра эта фигня называлась волшебной палочкой. Короткий стержень, длиной с шариковую ручку, на конце которого — небольшой серебряный шарик, типа яблочко. Касаешься шариком рамки в определенном месте — устанавливается связь, и ты видишь в свое зеркале собеседника, как по видеозвонку.

К сожалению — все это в теории.

Я повесил на зеркальце голубую ленточку — еще один активатор, который Александр называл «голубая ленточка» — и дотронулся до рамки. Подождал немного, а потом еще пару минут для верности, и вздохнул.

Вся загвоздка была в «определенном месте»: мой артефактор-самоучка так и не смог определить, где на рамке это самое место находится. Поэтому сейчас мы будем искать его экспериментальным путем: там, в гостином дворе, Александр установил свое, активировал его, а сейчас я буду менять местоположение «яблочка на палочке», пока не установится связь. Или не установится, тогда будем думать дальше.

Я передвинул шарик на рамке, вздохнул и открыл дневник. Это будет долгая песня…