Мангазейский подьячий

Глава 4

С моральным террором нифига не вышло. С Аглшки — как с гуся вода, когда я ее отвязал, она долго возмущалась, но тихо, явно предвкушая, как сейчас расскажет остальным девчонкам о том, каким жестоким пыткам я ее подверг. Собственно, на такой итог я и рассчитывал — чтобы другие опасались плести интриги, не зная точно, чем им это грозит.

Не сработало, ни у Аглашки, ни у меня. Оказывается, бесовка давным-давно придумала способ общения с девчонками, которые ее не слышат и не видят. На предметы-то она может воздействовать, пусть и только на легкие. А уголь, которым можно писать на доске — это легкий предмет. В общем, они давно переписываются, поэтому, когда Дита призналась, что видела всё, что происходило с Аглашкой, они быстро выпытали у нее, что творилось в комнате. Так что, если произойдет еще один приступ инициативы — придется придумывать что-то другое. Вправду пороть, что ли?

Но это — дела вчерашние, а сегодня у меня дела другие. В Кремле. У губного старосты.

Здешний погибельный староста, Иван Васильевич, в противоположность своему тезке — которого в этом мире и не существовало — грозным не был. Ну, по крайней мере — не выглядел. Мягкий и добрый начальник полиции — существо по определению небывалое.

Огромный мужик, в красным с золотом кафтане, с широким круглым лицом, обросшим короткой окладистой бородой, рыжеватого оттенка. Тяжелые веки чуть прикрывали глаза, как будто он дремал на ходу. Правую половину лица пересекал шрам от ножа — уж шрамов я во время службы в Приказе навидался — отчего правый глаз, через который шрам тоже проходил, выглядел совсем зажмуренным, и староста выглядел так, как будто всегда прицеливался.

— Будь здоров, Иван Васильевич, — поклонился я, входя в его кабинет. Правда, обращение с «-вичем» ему по статусу не положено, но боярин, а, как и отец Викентия, из сынов боярских, но капелька лести еще никогда не вредила.

Староста, сидевший за столом, коротко глянул на меня, стоящего рядом. Да, вот так — кто главнее, тот сидит, кто ниже по статусу — стоит. Здесь арестованные и не мечтают о том, чтобы на допросе сидеть.

— Варфоломей Кравуч…? Не знаю я ничего ни про каких слонов! — внезапно рявкнул он, — Надоели уже ходить и спрашивать!

— Да я первый раз пришел… — растерялся я.

— Да тут до тебя еще приходили… Три раза!

Ишь ты. Оказывается, моя бредовая легенда кого-то заинтересовала. Вон, даже не постеснялись к старосте обратиться. К воеводе, надеюсь, ходоков не было? А то тот может, долго не разбираясь, решить наказать главного виновника, распространителя слухов о сибирских слонах.

— Я не про слонов, — коротко произнес я и, прежде чем староста ответил, я извлек из-за пояса то, что казалось мне бесполезным.

Свою приказную печать.

— Разбойный Приказ.

Брови Ивана Васильевича взлетели вверх, потом глаза совсем превратились в щелочки, сощурившись от сдерживаемого негодования. Наверное, так же возмутился бы начальник ОВД какого-нибудь российского города, узнав, что в его епархии мутят какие-то дела, не ставя его в известность, сотрудники МУРа.

— Что за дела у Приказа в Мангазее, дьяк…?

— Подьячий. Фёдор Тихонов.

— А начальник стола у тебя не Алексей Ерофеев ли?

— Он самый…

Бровь старосты чуть дернулась.

— …был. Только убили его, еще в начале лета. Зарезали.

— Ишь ты! — искренне опечалился Иван Васильевич, — Я ж знал его, такой человек был! А уж как сыскное дело знал, э-эх…

Я подождал, не станет ли староста спрашивать, как поживает шрам на щеке моего покойного начальника, да хромал ли тот по-прежнему. А то я не понял, что это проверка была и прекрасно староста знает, что дьяк Алексей мертв. Но нет, больше он подлавливать меня не стал, собрался, сцепил пальцы в замок.

— Так что за дела у Приказа в моем городе, подьячий Федор?

Я оглянулся, посмотрел на запертую дверь:

— Про разбойничьего главаря Леонтия-Любимца слышали?

— Слышал, — чуть подумав, кивнул староста, — под Москвой безобразил. Только ж -год как про него уже не слышали?

Еще бы. Аглашка, подумав немного, выдала мне просто идеальный вариант — главаря, который был стопроцентно мертв и о смерти которого не менее стопроцентно никто не знал. Потому что он имел глупость сойтись на ножах со скоморошьей ватагой Краснолицего Фатьки, отчего и пропал без вести. Болота под Щелковым глубокие… А никто об этом не узнал — потому что Любимец был связан с другими главарями подмосковных, да и не только, банд, которые могли обидеться на то, что их дружка порезали какие-то скоморохи. В общем, ватага Фатьки единогласно решила никому о судьбе Леонтия не рассказывать. Ну пропал и пропал, что бухтеть-то?

— Потому что, — я чуть понизил голос, — раскрыл Ленька рот на кусок, который не смог разжевать.

И я ткнул палец в потолок. Староста посмотрел туда же, после чего перевел взгляд на меня:

— Сокольники? — сообразил он, что я намекаю на царскую резиденцию. Правильно — дураков среди погибельных старост не бывает.

— Они, — кивнул я, — Вся его ватага там полегла.

— Вся… — опять-таки сообразил, к чему я веду староста.

— Вся. Кроме самого Леньки. Выдернул он свой хвост, да в бега и подался. Только успел перед этим из царской казны одну вещь украсть…

— Какую? — Иван Васильевич аж подался вперед.

— Про то мне неизвестно, — развел я руками, — Приказ был: Леньку-вора найти, изловить и в Москву доставить.

— Так он что, здесь у меня, в Мангазее?

— По сведениям — да. Прячется в городе где-то.

— Так… Почему тогда этим делом не Приказ Тайных… — глаза старосты чуть расширились, — Сокольник… Видели на Мангазее царского сокола…

— Может быть, — тут же сориентировался я, поняв, что моя выдумка про поиски похищенного неизвестно чего, в голове старосты начала обрастать подробностями, о которых я и не подозреваю, — Может быть, краденое с двух сторон ищут, и Разбойный Приказ, и Тайный. Про то мне неизвестно.

Староста задумчиво кивнул головой. Все правильно — кто ж в такие подробности будет какого-то подьячего посвящать?

— Зачем прибыл, что надо — неизвестно, да про то у сокольников и не спрашивают… — размышлял староста вслух, — Может, Леньку того же и ищет… Постой, подьячий Федор, а ко мне-то ты зачем пришел? Спрятался ты ловко, весь город про английского охотника на слонов знает, но никто ни сном ни духом про то, что ты из Разбойного. Даже русского в тебе не признают. Так зачем ты ко мне пришел? И почему не пришел СРАЗУ? Почему повеления Леньку того сыскать нам, в губную избу, не прислали?

Я наклонился вперед и чуть понизил голос:

— Протекает.

Староста сначала не понял. А потом понял:

— У меня?!