Мангазейский подьячий

Глава 6

В Доме, как и любом доме, есть люди, которые хотят кушать, причем регулярно и разнообразно. А раз есть такие люди — значит, есть и кухня. В конце концов — какую-то ж посуду Аглашка там моет, верно? Навряд ли миски от собак или там медведей. Ну а если есть кухня — то есть и продукты. И эти продукты нужно где-то хранить. Желательно — в сухом прохладном месте, как пишут на упаковках лекарств в двадцать первом веке. Ну а какое место в Доме самое сухое и прохладное? Верно — погреб! То есть, место, максимально приближенное к моей цели — Источнику!

— Погоди, — я поднял руку, прерывая Аглашку, восторженно, но маловразумительно рассказывающую о том, какая замечательная идея пришла ей в голову, — А про меня скоро будет?

— Да погоди ты немного!

Эти самые продукты хранятся в бочках. На Руси вообще бочка — самая популярная тара, здесь всё в бочках хранят, от сливочного масла до беличьих шкурок. И вот, например, копченую рыбу — тоже хранят в бочках. Рыба эта, между прочим, пользуется популярностью, поэтому одна из бочек с ней скоро покажет дно…

— По меня все равно ничего…

— Да погоди ты!

Так вот, рыба в бочке скоро кончится. И она, Аглашка, сама, своими собственными ушами слышала…

— Аглашенька… Скажи мне, что ты не подслушивала.

— Не подслушивала! — радостно сообщила она. Так радостно, что я заподозрил, что сейчас услышу что-то вроде «…только подслушивала!». Сам же просил: «Скажи мне». Она сказала, чё…

— Меня в подвал послали… я, кстати, дорогу запомнила, потому нарисую… И там, в подвале, стоял… этот… который за продукты отвечает. С поваром. Так вот, они и говорили…

В общем, «этот» с поваром, пока одна агентесса, нагребая в корзину яблоки, из, правильно, бочки, навострила ушки, говорили о том, что, как только бочонок закончится — нужно в тот же день заказать еще один такой же у купца Еразима-Капустника — нифига себе имечко! — потому что хозяйка очень уж это рыбу любит и уважает.

Изгоняя из своего воображения картину боярыни Морозовой с кружкой пенного пива и копченой рыбкой, я спросил у Аглашки:

— Ты предлагаешь отравить рыбу и, пока все соберутся вокруг умирающей хозяйки — войти через дверь?

— Дурак, что ли?! Бред какой-то предложил. Ты должен в этом бочонке спрятаться!

— Как?! В рыбе?! — ошалел я от этого «небредового» предложения.

Но сбить Аглашку с мысли уже было трудно, она, судя по всему, продумала все до мелочей:

— Смотри! — она схватила уголек и начала чертить прямо на столе. За что тут же получила от тети Анфии полотенцем по заднице, но досадливо отмахнулась, — Вот бочонок… Ты залезаешь в него… вот тут мы просверлим дырки для дыхания… а сверху вставляем вот такой вот короб… В него насыпаем рыбу — и всё! Бочонок привозят в подвал, ночью ты из него вылезаешь — и тихонько идешь к своему Источнику! Вот! Хорошо я придумала?

— А размеров бочонка хватит? — скептически посмотрела на каракули Аглашки Настя, — Вот в высоту он примерно какой?

— В высоту он примерно один аршин тринадцать вершков, — поразила всех Аглашка, — В поперечнике — шестнадцать вершков. Обхват по горловине — два аршина шесть вершков.

— Откуда такая точность?!

— Измерила, — она достала веревку с навязанными узелками, — Знала же, что кто-нибудь обязательно спросит.

— Так бочку же сверху закроют.

— А пусть. Вот этот короб вместе с дном вытаскивается. Потом вылезаешь…

— Кстати, Аглаша…

— Нет, не знаю! — тут же перебила она меня.

— О чем?

— О том, как купца Тараса Ларионова на Москве ограбили, подсунув ему бочонок, из которого ночью человек вылезла и в его казну влезла. Ты же про это хотел спросить?

— Нет, не про это, я про ограбление купца Тараса ничего не слышал. Но теперь мне уже интересно.

— Не-не-не, ничего об этом не знаю, совершенно!

Я хмыкнул. Давно уже подозреваю, что Аглашка своими вот такими рассказами о том, чего она совершенно не знает, меня просто троллит. Иначе ватага Фатьки становятся какими-то криминальными гениями Руси…

— Осталось придумать, — скептически искривила рот Настя, — Как нам уговорить купца-рыбника разрешить Викеше залезть в бочку вместо рыбы.

— Я придумала!

Да, похоже, работа посудомойкой оставляет чересчур много свободного времени для размышлений…

— Приходит к купцу человек от Морозовых…

Общем, гениальный план был таков: уговаривать купца — нет смысла, все равно ж не согласится. Поэтому бочку продают обычную, вместе с рыбой. Бочку грузят на повозку и везут в Дом. Потому что — не вручную же ее понесут, верно? И вот — катит себе повозка, катит… А потом план Аглашки начинал походить на мультфильм про Простоквашино.

Выскакивает из-за угла, значит, мальчишка — эту роль скоморошка благородно брала на себя — и начинает над возчиком всячески дразнится и издеваться. Возчик, естественно, не сносит хулы и поношений — в этом Аглашка ручалась — и бросается отомстить и покарать. Пока он гоняется за «мальчишкой», оставшиеся, то есть — Настя, Клава и тетя — скатывают бочку с рыбой с повозки, закатывают бочку со мной — и я тихо-мирно еду туда, куда собираюсь проникнуть. В Дом. К своему Источнику.

Я посмотрел на кривоватый «чертеж». И чем больше я на него смотрел, тем больше мне нравился этот бред. Нет, правда — ведь здорово придумано! Есть, конечно, некоторые непроясненные моменты, например — как я буду из Дома выбираться. Но в целом — здорово! В конце концов — что мы теряем, даже если не получится?

«Жизнь» — шепнула Осторожность, но ее тут же оттащили в сторону. Связали и заткнули рот Азарт и Задор.

— В боярских домах, — тихо произнесла Клава, — на погреб замки вешают…

— И что…? — Аглашка, резко к ней повернувшаяся, осеклась. Действительно — трудно выбраться из погреба, если он заперт. Останется только сидеть и подъедать припасы. Пока не поймают.

— Замок можно взломать… — начал было я, но меня тут же перебила Настя, быстрее сообразившая, чем я:

— Изнутри?

Мда. Изнутри не получится…

— Э-эх! — отчаянно махнула рукой Аглашка, — От сердца отрываю! Если потеряешь — придушу!

С этими словами она полезла за пазуху, и вынула небольшой тряпочный сверточек, фактически — смотанную в тонкий рулончик тряпочку. Я осторожно взял ее. Внутри — как будто кусочек проволоки, что-то тяжелое и гнущееся.

— Что это?

— Посмотри.

Я развернул ткань. Соломинка? Вернее — засохшая травинка, темно-медного цвета, необычно, надо сказать, тяжелая. Для травинки.

— Не может быть! — ахнула Настя и осторожно коснулась ее, — Это же…

— Ага! — гордо сказала Аглашка, — Разрыв-трава.